Час расплаты

– Мы же отдали их вам, – удивилась пожилая квебекская волонтерша.

– Вы дали мне много коробок, – подтвердила Рейн-Мари. – И большинство из них я разобрала, но не нашла ни одного документа о Первой мировой войне.

Женщина явно подозревала Рейн-Мари в том, что она либо потеряла, либо украла коробки. И Рейн-Мари вдруг поняла, что она и сама примерно так же глядела на научных сотрудников, когда те заявляли, что не могут найти какие-то материалы, хотя она была уверена, что они лежат там, где и должны лежать.

Она посмотрела в это вежливое, подозрительное лицо и улыбнулась:

– Я знаю, это кажется невероятным, но я правда искала, и там ничего нет.

– Мм. – Женщина откинулась на спинку пластикового стула. – Куда же они могли деться?

Она задумалась. Рейн-Мари ждала. Клара и Мирна убивали время, разглядывая постоянную выставку в большой комнате позади стола волонтерши. Там была одежда, фотографии, карты.

– Смотри-ка, эта подписана, – сказала Клара. – Тюркотт.

– И год. Тысяча девятьсот девятнадцатый.

Они ясно увидели Сен-Реми, процветающий лесозаготовительный городок, и Уильямсбург, и даже Стропила. Еще не перекрещенные в Нотр-Дам-де-Долёр.

А Трех Сосен не увидели.

– Почему? – спросила Клара.

Но у Мирны не было ответа. Она подошла к манекену в кружевном свадебном платье. Обхват талии у манекена не превышал обхвата запястья Мирны.

– Тогда люди были меньше, – объяснила она Кларе. – Из-за недостатка питания.

– Из-за недостатка круассанов.

– И как только они выживали? – произнесла Мирна, покачивая головой.

– Дух первопроходцев, – ответила Клара.

– Я все выяснила, – окликнула их Рейн-Мари от стола секретаря. – Уходим.

– Куда? – спросили Клара и Мирна, догнав ее.

– В Легион. Выставка устраивалась там, и секретарь считает, что экспонаты перекочевали в подвал и о них все забыли.

– Ирония судьбы, – сказала Мирна.



Коммандер Гамаш бóльшую часть дня провел в своем кабинете в академии. За закрытыми – хотя и не запертыми – дверями.

Но послание было ясным.

«Не суйтесь».

Для Бовуара это было непереносимым.

В тысячный раз за этот день Жан Ги Бовуар остановился напротив этой двери и посмотрел на нее.

– Он у себя? – в тысячный раз спросил он у помощницы коммандера, сидящей за своим столом.

– Oui. Весь день у себя, – ответила мадам Марку.

– И что делает?

Она смерила Бовуара недоуменным и насмешливым взглядом. Он понимал, что она ничего ему не скажет, даже если и знает. Но не спросить не мог.

Он наклонился к двери, однако ничего не услышал.

Насмешливость в глазах мадам Марку сменилась неодобрением.

– Он сказал, чтобы его не беспокоили. Вы нашли того, кто убил профессора Ледюка? – спросила она.

– Нет пока, но…

– Тогда, может, вам лучше заняться этим?

Это был не вопрос.


К концу дня Жан Ги вернулся, надеясь, что помощница уже ушла, но она все еще сидела на своем месте.

Бовуар улыбнулся ей, прошагал по приемной и постучал. И вошел. Она вскочила со своего места и закричала: «Стойте!»

Арман Гамаш поднял острый взгляд и инстинктивно ухватился за крышку ноутбука.

Он посмотрел на Жана Ги и медленно опустил крышку. Этот жест был посильнее, чем пощечина.

Некоторое время они сверлили друг друга глазами, затем Жан Ги перевел взгляд на закрытый ноутбук.

– Извините, сэр, – сказала помощница.

Она стояла в дверях и взглядом прожигала Жана Ги насквозь.

– Ничего страшного, мадам Марку, – сказал Гамаш, поднимаясь из-за стола. – Вы можете нас оставить. Я все равно на сегодня закончил. Спасибо, что задержались.

Мадам Марку помедлила у двери.

– Все в порядке, Шанталь.

Она смерила Бовуара недовольным взглядом и тихонько закрыла за собой дверь, а двое мужчин остались смотреть друг на друга.

– Мы выяснили насчет глушителя, – сказал Бовуар. – Изготовлен компанией в Теннесси. Специализируется на изготовлении оружия по заказу. У них сохранились документы по заказу Ледюка. Через границу он его провез, видимо, контрабандой.

Гамаш хмыкнул, выразив тем самым неодобрение, но не удивление, и махнул рукой в сторону мест для посетителей. Подальше от стола, заметил Бовуар. И закрытого ноутбука.

– Ты пришел сообщить мне это? – спросил Гамаш, садясь и снимая очки для чтения.

Бовуар сел напротив Гамаша и подался вперед:

– Шутки в сторону, patron. Что случилось? Что вы здесь делаете?

– Если не считать того, что это мой кабинет? – В его голосе слышалась необычная для Гамаша нотка раздражения. – Чего ты хочешь, Жан Ги?

Этот простой вопрос переполнил чашу терпения Бовуара.

Он хотел знать, почему месье Гамаш весь день сидел за закрытой дверью.

Он хотел знать, почему Гамаш закрыл ноутбук. Что там в нем?

Он хотел знать, почему на самом деле Гамаш увез этих кадетов в Три Сосны.

Он хотел знать, почему отпечатки пальцев Гамаша оказались на орудии убийства.

Он хотел знать, почему Гамаш просил, чтобы следователем со стороны им назначили Поля Желина, почему Гамаш в ходе расследования лгал и старшему инспектору Лакост, и ему, Бовуару.

Он хотел знать, кто такая на самом деле Амелия Гамаш.

И он хотел знать, кто убил Сержа Ледюка, потому что в этих ранних сумерках до Бовуара постепенно доходило, что месье Гамаш, возможно, знает.

Но Жан Ги Бовуар сидел молча. Вглядывался в знакомое лицо. Которое становилось чужим.

– Я хочу, чтобы вы впустили меня.

Он отвел глаза от Гамаша и медленно повернул голову к закрытому компьютеру.

– Почему Поль Желина подозревает меня в убийстве Сержа Ледюка? – спросил Гамаш.

– Я думаю, это началось с отпечатков пальцев.

Гамаш кивнул:

– А как мои пальцы оказались на орудии убийства?

Бовуар почувствовал, как у него скрутило живот.

– Не знаю, – тихо, почти шепотом произнес он. – Но это частичные отпечатки. Они явно не ваши.

– Нет-нет, они мои.

Наступила полная тишина. Только в ушах Бовуара стоял шум, потому что кровь покидала его конечности, устремляясь к центру. Отступала. Убегала. И в голове у него становилось пусто.

– Что вы хотите мне сказать?

– Мы с тобой оба знаем, что частичные отпечатки не являются доказательством, – сказал Гамаш. – Мы говорим, что не относимся к ним серьезно. Но на самом деле относимся. И правильно делаем. Как часто они выводили нас на убийцу?