Блеск шелка

– Его величество не станет рассказывать нам всего, что он знает, ваше высокопреосвященство.

Вряд ли Михаил привел бы свой народ обратно в Константинополь и обеспечил бы его безопасность, не зная природы человеческих страстей – и не умея ими управлять.

Анна с трудом сдержала улыбку. Это любопытно. Судя по всему, римляне не выступают единым фронтом – возможно, причиной тому личная вражда или столкновение амбиций.

Паломбара снова посмотрел на Михаила:

– Времени мало, ваше величество. Можем ли мы чем-то помочь? Есть ли лидеры, с которыми мы могли бы поговорить и разрешить некоторые из их опасений?

– Я уже беседовал с патриархом, – возразил Виченце. – Он превосходный человек, прекрасно все видит и понимает.

На мгновение по лицу Паломбары стало заметно, что ему было неизвестно об этой встрече. Но он сумел скрыть растерянность за улыбкой.

– Не думаю, что нам нужно сосредоточить внимание на патриархе, ваше высокопреосвященство. На самом деле я полагаю, что более всего Риму не доверяют монахи. Но, возможно, ваша информация отличается от моей?

На бледных щеках Виченце вспыхнули красные пятна; он был слишком взбешен, чтобы говорить.

Паломбара посмотрел на Михаила:

– Ваше величество, возможно, если бы мы с вами обсудили ситуацию, нам бы удалось найти общий язык с этими святыми людьми. Мы бы убедили их в том, что наши цели совпадают: все мы боремся против ислама, который, боюсь, подступает все ближе.

На этот раз на лице Михаила промелькнул интерес. Разговор продолжался еще минут двадцать, а потом легаты удалились, и вскоре после этого Анна тоже покинула императорские покои – ее наконец заметили и разрешили уйти.

Когда она подходила к парадному входу, ее окликнул Паломбара. На этот раз он был один. Легат смотрел на Анну с интересом, и ей неприятно было осознавать, что это связано с тем, что он еще не сталкивался с евнухами. Она вдруг остро осознала свою женскую сущность, почувствовала свое женское тело, спрятанное под одеждой, и испугалась, что Паломбара заметил вину в ее глазах. Возможно, для человека, которому кажется странным наличие третьего пола, ее маскарад покажется очевидным. Находит ли он ее женственной? Или просто думает о том, как изуродовали ее тело, отчего ее руки стали такими хрупкими, а шея и челюсти – тоньше, чем у мужчин? Нужно срочно что-то ему сказать, отвлечь его от размышлений.

– Вы увидите, что убедить монахов в превосходстве вашей доктрины – сложная задача, ваше высокопреосвященство. – Прежде Анна не замечала, что ее голос звучит по-женски, без сочных грудных модуляций, свойственных евнухам. – Они всю свою жизнь посвятили православной вере, – добавила она. – Некоторые из них совершают подвиг мученичества.

– Именно это ты скажешь императору? – спросил Паломбара, делая шаг ей навстречу.

Несмотря на епископское одеяние и на положенные легату регалии, в его фигуре чувствовалась особая мужественность, обычно не свойственная священникам. Анне захотелось сделать какой-нибудь жест, типичный для евнухов, чтобы напомнить о том, что она не женщина, но она не смогла придумать ничего такого, что не выглядело бы нелепым.

– Последний совет, который я ему дал, – пить настой ромашки, – ответила она и с радостью заметила недоумение на лице собеседника.

– С какой целью? – спросил Паломбара, зная, что она явно над ним потешается.

– Это расслабляет ум и помогает пищеварению, – ответила Анна. А затем, чтобы легат не подумал, будто император болен, добавила: – Я приходила помочь одному из евнухов – у него был жар. – Она вдруг осознала, что после долгой бессонной ночи ее далматика помята, а на лице залегла тень усталости. – Я провел с ним много часов, и, к счастью, кризис миновал. Теперь я свободен, могу идти навестить других пациентов. – И Анна направилась к двери.

– Лекарь императора, – произнес Паломбара, – ты выглядишь слишком молодым, чтобы брать на себя такую ответственность.

– Я действительно молод, – ответила Анна. – К счастью, у императора отменное здоровье.

– Ты пользуешь также дворцовых евнухов?

– Я не делаю различий между больными. – Она подняла брови. – Меня не волнует, римляне они или греки, мусульмане или евреи, если только их религиозные убеждения не влияют на лечение. Думаю, вы действуете так же. Или вы уже перестали справлять требы простых людей? Это объясняет ваше отношение к монахам, которые не хотят, чтобы их силой заставили подчиниться папскому престолу.

– Ты против унии, – заметил епископ с легкой иронией, как будто знал об этом и раньше. – Скажи почему? Неужели вопрос, исходит ли Святой Дух только от Бога-Отца или от Отца и Сына, стоит того, чтобы пожертвовать Константинополем и допустить, чтобы его снова разграбили?

Но Анна не желала уступать:

– Позвольте и мне быть таким же прямолинейным. Именно вы придете грабить наш город, а не мы явимся в Рим и предадим его огню и мечу. Почему этот вопрос так много для вас значит? Может ли он оправдать истребление целого народа ради вашего величия?

– Ты слишком суров, – мягко возразил епископ. – Мы не можем плыть из Рима в Акко, не останавливаясь где-то по пути, чтобы пополнить запасы пресной воды и провизии. Константинополь – очевидный выбор.

– И вы не можете посетить его, не разрушая? Именно это вы собираетесь сделать и с Иерусалимом, если победите сарацинов? Как благочестиво! – добавила Анна с сарказмом. – И, конечно, вы сделаете это во имя Христа. Вашего Христа, не моего – моего именно римляне и распяли. Это, похоже, входит у вас в привычку. Неужели одного раза вам было недостаточно?

Паломбара нахмурился. Его серые глаза удивленно распахнулись.

– Я и представить себе не мог, что евнухи такие страстные спорщики.

– Скорее всего, вы вообще не имели представления о них… нас…

Это была очень серьезная оговорка. Злил ли ее Паломбара из-за того, что был римлянином, или потому, что не мог принять ее пол как должное и этим заставлял острее осознавать свою ложь и утрату собственного статуса?

– Я начинаю понимать, как мало знаю о Византии, – тихо заметил легат; в глубине его глаз таились смех и любопытство. – Могу ли я обратиться к тебе, если мне понадобится лекарь?

– Если вы заболеете, вам необходимо позвать одного из своих единоверцев, – ответила Анна. – Вам понадобится скорее священник, а не травник. Я не умею врачевать грехи католиков.

– Разве не все грехи одинаковы? – спросил Паломбара с откровенной иронией.

– Совершенно одинаковы. Но некоторые из нас не воспринимают их как грехи, и я отвечаю за излечение болезни, а не за наложение епитимьи.

– Неужели? – Глаза Паломбары расширились.

Она поморщилась – он попал в цель.


– Разве грехи отличаются? – спросил легат.

– Если это не так, тогда за что же сражаются Рим и Византия на протяжении нескольких столетий?

Паломбара улыбнулся:

– За власть. Разве не это является нашим яблоком раздора?

– И деньги, – добавила Анна. – А еще, полагаю, гордыня.

– Мало что можно скрыть от хорошего лекаря, – покачал головой Паломбара.

– Или хорошего священника, – сказала она. – Правда, вред, который вы наносите, труднее заметить и признать. Доброго дня, ваше высокопреосвященство.

Она прошла мимо него, спустилась по ступеням и вышла на улицу.





Глава 34




Зоя увидела ожерелье, когда оно было почти закончено. Она стояла в ювелирной лавке и смотрела, как мастер работает с металлом, медленно нагревая его, сгибая и придавая задуманную форму. Женщина видела камни, которые он вынул, чтобы подогнать крепления: золотисто-голубой топаз, бледный, как весеннее небо, дымчатые цитрины и темный, почти бронзовый кварц. Только женщина с волосами, как осенние листья, и с огнем в глазах могла носить такое украшение, не опасаясь, что оно будет доминировать в ее образе, затмит, а не оттенит ее красоту.

Для ювелира будет большой честью, если она, Зоя, станет носить его изделие. Она будет рекламировать его искусство и привлечет больше клиентов – все захотят к нему обратиться.

Зоя приехала в лавку ювелира после полудня, привезя в небольшом кожаном мешочке заранее приготовленные золотые монеты. Она не стала посылать за ожерельем Сабаса, потому что, прежде чем передавать деньги, хотела убедиться, что все сделано безупречно.

Она рассердилась, когда увидела, что в лавке кто-то есть. Довольно угрюмый мужчина средних лет с седыми редеющими волосами держал в руке монеты. Он разжал кулак и, улыбаясь, передал ювелиру. Тот поблагодарил и взял ожерелье Зои. Положил его на лоскут шелка цвета слоновой кости, аккуратно завернул и передал мужчине, который взял его и спрятал в карман далматики. Он поблагодарил мастера, развернулся и шагнул в сторону Зои. Его лицо светилось удовлетворением.

Зою захлестнула ярость. Он забрал ее ожерелье, и ювелир позволил ему это сделать!

И, только когда этот странный незнакомец проходил мимо Зои, она узнала его – даже после стольких лет. Арсений Вататзес, двоюродный брат мужа Ирины, глава дома, чей герб был выгравирован на обратной стороне ее распятия!

Это его семья ограбила отца Зои, пообещав ему помочь сбежать из города, а потом предав его, присвоив реликвии, иконы и уникальные исторические документы Византии. Они бежали в Египет и продали все эти богатства александрийцам, чтобы обеспечить себе безбедную жизнь в изгнании, тогда как отец Зои, потерявший все свое имущество, вдовец с маленьким ребенком на руках, вынужден был работать в поте лица, чтобы добыть пропитание.

Теперь Арсений был богат и снова вернулся в Константинополь. Пришло время мести. Зоя отвернулась, чтобы он ее не узнал.

Она приехала домой в смятении. Существовали десятки способов уничтожить человека. Но выбор зависел от обстоятельств, от друзей и врагов объекта мести, от его семьи, любовников или любовниц, от желания, силы и слабости, которая делает человека уязвимым. Арсений был умен и, похоже, богат, а значит, у него была и власть. Вататзесы правили Византией в изгнании, с 1221-го по 1254 год. Брат Арсения Григорий был женат на Ирине, которая происходила из другого аристократического правящего дома, Дукас. Тут сработает только позор, явный, шумный, который нельзя скрыть.

Как же их опозорить? Зоя вышагивала по комнате, потом подошла к большому распятию и уставилась на него. Перед ее мысленным взором появилась обратная сторона этого креста. Первая цель уже повержена – один из изображенных там гербов наконец утратил свое значение. Следующими должны стать Вататзесы.

Для кого было куплено это ожерелье? Для кого-то, кого любит Арсений. Кто же это?

Зое не понадобилось много времени, чтобы узнать: он вдовец, у него есть дочь Мария, которая очень скоро выйдет замуж за молодого человека, происходящего не только из богатой, но и из неимоверно влиятельной и амбициозной семьи. Красота и родословная были ее козырями – а значит, и козырями Арсения. По Марии и следовало нанести удар.

В голове у Зои окончательно созрел план. Это будет местью, расплатой за все те унижения, которые она испытала в Сиракузах много лет назад. Арсений заплатит за это, а также за предательство Византии.

Анастасий Заридес был идеальным инструментом для того, чтобы привести этот план в исполнение. Но вдруг Зоя вспомнила их последнюю встречу, и ее охватили противоречивые чувства. Сначала она думала, что спасение преподобного Кирилла было лишь случайной удачей, которая время от времени выпадает в жизни любого человека. Но потом увидела что-то в глазах целителя, и это заставило ее поверить: он знал, что она пыталась отравить Кирилла, и самостоятельно додумался, как именно.

Зоя представила Анастасия, и ей показалось, что она увидела свое отражение на какой-то гладкой поверхности – и она, и не она. Одежда была другой, форма тела тоже – ни пышной груди, ни бедер. И все же поворот шеи, линия челюсти были неуловимо похожи.

Разумеется, это бред. Все дело в пылкой душе, стальном стержне.

Конечно, у Анастасия имелись серьезные недостатки. Он прощал, а это признак слабости, которая рано или поздно окажется фатальной ошибкой. Такие дефекты приводили Зою в бешенство. Это как скол на лице совершенной статуи. То, что Анастасия лишили возможности стать мужчиной, конечно, чудовищно. Но он был слишком молод, чтобы вызывать у нее интерес, хотя, конечно, сложно определить возраст мужчины, который и мужчиной-то не является. Человеческое существо без страсти, неспособное ненавидеть, было лишь наполовину живым, «пустая порода». Но в остальном он скорее нравился Зое.

Она нетерпеливо передернула плечами. Важно одно: лекарь послужит прекрасным инструментом для выполнения этой задачи и, вероятно, других задач в будущем. Зоя вдруг поняла, как сильно будет сожалеть, если приведет к его гибели.

Солнечные лучи рисовали на мраморном полу причудливые яркие узоры, их тепло приятно согревало плечи. В чем же причина ненависти, которую Елена испытывает к Анастасию? Неужели он и ее в чем-то переиграл? И ей хватило глупости возмутиться, вместо того чтобы позабавиться этим? Дочь Зои шла на поводу у эмоций, вместо того чтобы использовать их.

План, который зрел в уме у Зои, предлагал гораздо больше, чем уничтожение Арсения. Используя Анастасия, она сможет также узнать ответы на вопросы, которые в последнее время все сильнее ее занимали. Лекаря чрезвычайно интересует убийство Виссариона. Зоя считала, что следствие пришло к правильным выводам – его действительно убил Антонин, а затем Юстиниан помог другу скрыть следы преступления. Ей казалось, она знает причину, по которой было совершено убийство. Но, возможно, она ошибалась. А ошибка может оказаться весьма опасной.

Столь же опасно для нее, если Михаил узнает, что она намеренно уничтожила Арсения. Если императору станет об этом известно, он может догадаться, что и Косьму убила она. И тогда он решит, что ее нужно остановить.

Этого нельзя допустить. Михаил умный, изобретательный человек, истинный византиец. И прежде всего он будет защищать свою страну, свой народ – если нужно, даже против его воли. Император готов на все, лишь бы не допустить, чтобы крестоносцы снова сожгли Константинополь.

Если же Зоя станет для Михаила незаменимой и сможет сорвать планы Карла Анжуйского, тогда он будет готов защищать ее от самого дьявола, не говоря уже о правосудии.

И уже сейчас, стоя под лучами солнца, слушая отдаленный шум голосов и глядя на сверкание моря вдали, Зоя поняла, как именно она это сделает.