Блеск шелка

В год смерти Григория Десятого Анне не удалось найти новую информацию о Юстиниане и о его разочаровании в Виссарионе или в силе и стойкости православной церкви.

Весной выпало мало дождей, и летняя жара началась довольно рано. В бедных кварталах, где остро ощущалась нехватка питьевой воды, вспыхнула эпидемия. Болезнь быстро распространилась, ситуация вышла из-под контроля. В воздухе стоял невыносимый смрад.

– Что ты можешь сделать? – в отчаянии спросил Константин у Анны, стоя в красивой галерее своего дома. Он очень устал, взгляд покрасневших глаз был пустым, лицо посерело. – Я предпринял все что мог, но этого оказалось недостаточно. Им нужна твоя помощь.

У Анны не было иного выхода, кроме как попросить других лекарей навещать ее постоянных пациентов и велеть Льву отказывать новым клиентам, пока эпидемия лихорадки и дизентерии не закончится. Возможно, она лишится клиентов, но это – цена, которую придется заплатить. Анна не могла оставить Константина и, что еще важнее, не могла отказать в помощи больным беднякам.

Когда она сказала об этом Льву, тот покачал головой, но спорить не стал. А вот Симонис возмутилась.

– А как же твой брат? – спросила она. Ее лицо застыло, взгляд стал злым. – Пока ты будешь с утра до вечера лечить бедняков, выбиваясь из сил и рискуя собственным здоровьем, кто спасет его? Юстиниан сейчас в пустыне. Ему придется мучиться там еще одно лето?

– Если бы мы спросили его, разве мой брат не сказал бы, что я должна помочь неимущим? – ответила вопросом на вопрос Анна.

– Конечно сказал бы! – фыркнула Симонис, и ее голос стал особенно резким от разочарования. – Но это не значит, что ты именно так и должна поступить.

Анна работала день и ночь. Она не высыпалась и падала с ног от усталости. Ела лишь хлеб, пила кислое вино, которое было чище воды. Женщина думала только о том, как достать больше трав, больше мазей, больше еды. Денег не было, и, если бы не щедрость Шахара и аль-Кадира, ей пришлось бы прекратить свою помощь.

Константин тоже напряженно работал. Они с Анной виделись только тогда, когда он призывал ее к себе, зная, что кто-то отчаянно нуждается в ее помощи.

Иногда они вместе обедали или проводили остаток дня в блаженном безмолвии, зная, что у другого был такой же тяжелый день и ему пришлось столкнуться с чьей-то смертью.



В конце года эпидемия пошла на спад. Мертвых похоронили, и жизнь с ее повседневными заботами снова медленно вошла в свою колею.





Глава 28




Папа Иоанн Двадцать Первый также вынужден был с горечью осознать реальное отношение Византии к вопросам веры. Он был не склонен проявлять такую же мягкость, как его предшественники. Понтифик посылал письма в Константинополь с требованием публичного безусловного признания положения о филиокве, о природе Бога, Христа и Святого Духа, принятия римской доктрины о чистилище, семи таинств католической церкви и главенства папы римского над остальными князьями Церкви, с правом обращения к Святому престолу и подчинения всех церквей Риму.

Все просьбы Михаила о сохранении древних обрядов греческой церкви были отклонены.

Паломбара присутствовал на торжественной церемонии, состоявшейся в апреле 1277 года, когда этот новый документ был подписан императором Михаилом, его сыном Андроником и новыми епископами, которых назначил Палеолог, поскольку старые епископы не захотели отказываться от своей веры и убеждений. Конечно, в определенном смысле это было фарсом. Михаил и новые епископы знали это. Они оставались в сане только при условии смирения и публичного подчинения.

Паломбара тоже знал это и, наблюдая за пышным ритуалом, не чувствовал торжества. Стоя в великолепном зале, он задавался вопросом, кто из этих мужчин в шелковых, украшенных драгоценными камнями одеждах испытывает хоть какие-то эмоции – и какие именно? Чего стоила такая победа? Было это искреннее служение Богу или какому-то нравственному закону?

В чем разница между шепотом Святого Духа и истерией, рожденной из потребности в существовании Бога и ужаса перед поиском Его в одиночестве? Неужели тьма настолько ужасна, что на нее страшно смотреть? Или же они видели в ней некий свет, которого не видел он?

Паломбара слегка повернул голову, чтобы посмотреть на Виченце, стоявшего в паре шагов от него. Тот вытянулся в струнку, его лицо застыло. Он напомнил Паломбаре солдата на параде.

Как Михаил собирается после этого управлять своим народом? Достанет ли ему практицизма, чтобы составить план действий? Или же он совершенно потерял ощущение реальности, словно овцы, которые в одиночку борются с непогодой, не видя друг друга?

Если только преподобный Кирилл Хониат подпишет договор, его приверженцы последуют за ним. Это был бы огромный шаг вперед к усмирению оппозиции. Может, это все же осуществимо? Но это должен сделать именно он, Паломбара, а не Виченце; ни в коем случае не Виченце.

Энрико улыбнулся самому себе, признавая собственную слабость – желание добиться победы любой ценой. Но основной договор уже подписан. Что теперь нужно, так это дополнение к документу. Сначала Паломбара счел болезнь Кирилла Хониата серьезным препятствием. Но потом вспомнил об Анастасии, лекаре-евнухе.

Легат расспросил людей и узнал, что евнух готов лечить любого, кто нуждается в его услугах, будь то христианин, араб или еврей. Он не будет разглагольствовать о грехе, не станет утверждать, будто с болезнью можно справиться лишь после покаяния. Анастасий готов лечить недуг, невзирая на то, что спровоцировало ее появление, состояние души или внешние факторы.

Дальше нужно порекомендовать Анастасия тем, кому небезразлична судьба Кирилла в неволе. Кто достаточно силен, чтобы сделать это? Кого можно в этом убедить? Несомненно, Зою Хрисафес.

Спустя два дня Паломбара явился к ней. На сей раз он принес ей в подарок небольшую, но очень красивую неаполитанскую камею, вырезанную с удивительным изяществом. Легат выбрал ее сам и не хотел отдавать, хотя именно для этого и купил.

Он заметил по глазам Зои, что подарок чрезвычайно ей понравился. Она с улыбкой вертела камею в руках, ощупывая ее поверхность, потом подняла взгляд на гостя.

– Она просто прелестна, ваше преосвященство, – мягко произнесла женщина. – Но уже давно минули те дни, когда мужчины преподносили мне такие подарки в надежде добиться моей благосклонности, к тому же, как бы то ни было, вы священник. Если вы хотите добиться именно этого, вам нужно действовать гораздо тоньше. Для меня лично гораздо важнее тот факт, что я византийка, а вы – римлянин. Чего вы добиваетесь?

Паломбара был поражен ее прямотой и не стал объяснять, что он не римлянин, а выходец из Аретино, – вряд ли Зоя поняла бы, в чем заключается разница.

– Вы правы, конечно, – признал легат, с откровенным одобрением окидывая ее взглядом снизу вверх. – Что до вашей благосклонности, я бы предпочел заслужить ее, а не купить. Продажная благосклонность ценится дешево – и не задерживается в памяти надолго.

Он с радостью заметил, как щеки женщины покрываются румянцем, и понял, что ему удалось на мгновение ее смутить. Паломбара смело встретился с Зоей взглядом.

– Мне бы хотелось, чтобы вы порекомендовали хорошего лекаря для низложенного и находящегося сейчас в изгнании в вифинском монастыре патриарха Кирилла Хониата, который в настоящий момент серьезно болен… Я говорю об Анастасии Заридесе. Полагаю, вашего влияния достаточно, чтобы настоятель послал за ним.

– Достаточно, – согласилась Зоя, и в ее золотистых глазах зажегся интерес. – А почему вас вообще волнует то, что происходит с Кириллом Хониатом?


– Я бы желал, чтобы союз с Римом был заключен как можно меньшей кровью, – ответил Паломбара. – Ради Рима, так же, как вы хотите этого ради Византии. И у меня есть некоторые дополнения к договору, которые, я надеюсь, Кирилл подпишет, хотя он и отказался поддержать основное соглашение. Если он поставит свою подпись, многие преданные ему монахи тоже согласятся. Это станет прорывом в возникшем противостоянии, и, возможно, этого будет достаточно, чтобы обеспечить мир.

Зоя на несколько минут задумалась. Отвернувшись, она уставилась в окно, на крыши города – до самого залива.

– Полагаю, что это дополнение никогда не будет добавлено к соглашению, – сказала она наконец. – По крайней мере, его основная часть. Возможно, одно или два предложения с именем Кирилла и тех из его многочисленных последователей, чьей поддержкой вам удастся заручиться?

– Именно, – не стал отпираться Паломбара. – Но так мы сможем сохранить мир. Мы не хотим больше мучеников в деле, заведомо обреченном на провал.

Зоя продолжала спрашивать, тщательно подбирая слова:

– Вас тут двое, да? Два папских легата из Рима?

– Да…

– А ваш спутник знает, что вы пришли ко мне с этим предложением?

Вероятно, ответ был ей уже известен, и Паломбара решил, что лгать бессмысленно.

– Нет, мы не союзники. А почему вы спрашиваете? – Он постарался сдержать раздражение.

Улыбка Зои стала шире. Она явно находила это забавным.

– Кирилл не станет ничего подписывать.

Паломбару бросило в дрожь. Он вдруг осознал, что она манипулирует им гораздо больше, чем он – ею.

– У вас есть другое предложение? – спросил легат.

Зоя повернулась, подняла на него глаза и впилась взглядом в его лицо.

– Что вам нужно – так это молчание Кирилла и слух о том, что он согласился на ваше предложение, который он не смог бы опровергнуть.

– Почему же Кирилл не станет оспаривать эти слухи, если, как вы говорите, не согласится?

– Он болен. И стар. Возможно, скоро умрет, – ответила Зоя, подняв идеально изогнутые брови.

Неужто она и в самом деле предлагает ему то, о чем он подумал? Но зачем ей это? Она византийка до мозга костей и противница всего, что хоть как-то связано с Римом.

– Я порекомендую Анастасия, – продолжала Зоя. – Он известен как прекрасный лекарь – и рьяный сторонник православия. На самом деле он друг и помощник епископа Константина, самого ярого приверженца ортодоксии среди епископов. Я сама дам ему лекарство для бедного Кирилла.

Паломбара медленно выдохнул:

– Понимаю.

– Возможно, – скептически произнесла Зоя. – Вы уверены, что не желаете, чтобы именно епископ Виченце передал эти документы Кириллу? Если хотите, я могу ему это предложить.

– Вероятно, это было бы неплохо, – медленно сказал Паломбара. Кровь оглушительно стучала у него в ушах. – Буду вам очень признателен.

– Да. – Лицо Зои расплылось в довольной улыбке. – Будете. Но сохранить мир в наших общих интересах, а также в интересах Кирилла Хониата, если бы он был достаточно здоров, чтобы это осознать. Мы должны сделать для него то, что сам для себя он сделать не в состоянии.





Глава 29




Анна вошла в комнату Зои, думая, что та больна. Она удивилась, когда хозяйка дома двинулась ей навстречу с грацией и энергией человека, полного жизненных сил.

– Благодарю тебя за то, что пришел так быстро, – с легкой улыбкой сказала Зоя Анне. – Кирилл Хониат очень болен. Я знаю его давно и искренне восхищаюсь этим человеком.

Она уставилась на Анну с внезапной серьезностью.

– Ему нужен лучший лекарь, чем тот, которого ему могут предоставить в его нынешнем месте обитания. – Зоя нахмурилась. – Лекарь, который не будет обращать внимания на грехи, коих, как я полагаю, у Кирилла не так уж много. В любом случае грех – понятие относительное. То, что один сочтет добродетелью, другой может назвать преступлением. – Она выглядела озабоченной. – Анастасий, ты можешь лечить его с помощью трав и настоек, лекарств, которые на самом деле помогут при его болезни или по крайней мере, если он смертельно болен, облегчат его страдания. Кирилл заслуживает этого. Ты принимаешь во внимание заслуги пациента?

– Нет, – ответила Анна с иронией. – И вы это знаете. В любом случае, как вы сами сказали, это довольно часто зависит лишь от точки зрения. Я презираю лицемеров, а к их числу принадлежит половина наиболее благочестивых людей, которых я знаю.

Зоя рассмеялась:

– Твоя откровенность может стать причиной беды, Анастасий. Советую следить за своим языком. У лицемеров напрочь отсутствует чувство юмора, иначе они бы поняли абсурдность собственного поведения. Так ты согласен поехать и помочь Кириллу Хониату?

– А мне позволят?