Аспект дьявола

Виктор пожал плечами.

– Не спорю, вы правы, конечно. Еще раз повторю, видимо, я придаю этому слишком большое значение.

– Планируете ли вы еще сеансы с ним? Я имею в виду Мачачека.

– Ну, начнем с того, что я должен подготовить его к приходу полиции, так что в ближайшее время я с ним поработаю. Но мне необходимо определиться с остальными пациентами. Знаете, Юдита, я уже начинаю отчаиваться, смогу ли когда-нибудь найти доказательства своей теории. Следующий сеанс я запланировал провести с Павлом Зелены, Дровосеком, как называет его профессор Романек. Он состоится сегодня вечером.

Юдита кивнула, не отрываясь от обеда.

– Очень подходящее прозвище, впрочем, как и у других. Он работал лесничим в каком-то поместье. В Чешской Силезии, насколько я помню.

– Я в курсе, – кивнул Виктор, – читал его личное дело.

– Жуткая история…

– А остальные истории разве не жуткие? Иногда я думаю, что лучше бы мне стать акушером, приносил бы в мир новую жизнь.

Юдита положила нож и вилку на тарелку, откинулась на спинку стула и с насмешливой серьезностью приподняла бровь, словно видела Виктора в первый раз.

– Даже не знаю, подходите ли вы для этого… Мне кажется, вам нужно немного легче ко всему относиться.

– Легче?

– Да-да, легче. Вы слишком серьезны, слишком зациклены на том, чем занимаетесь. Вы говорите, акушер. Да своей серьезностью вы бы распугали всех мамаш.

– Ну, спасибо, – улыбнулся Виктор. – Видимо, пора начать работать над собой.

В трактир вошла старушка с корзиной овощей. Она прошла мимо стола, за которым сидели Виктор и Юдита, не обратив на них ни малейшего внимания. На приветствие Виктора она не ответила, что было не в местных традициях. Так и не проронив ни словечка, она унесла корзину на кухню.

К ним подошел хозяин трактира.

– Это бабушка Ружена, – объяснил он. Принесла последние в этом сезоне овощи. У нее лучший огород в деревне, и ей проще подружиться с пастернаком и кабачками, чем с людьми. Прошу прощения, если она показалась вам невежливой.

– Она со всеми такая? – спросила Юдита.

Усач пожал плечами.

– Почти со всеми. Знаете ли, она, как и многие у нас, да все, наверное, не испытывает восторга от того, что замок используется… ну… как он используется. Вы же там держите «дьявольскую шестерку», и все такое. Мне-то все равно, но люди не очень к такому относятся. Особенно деревенские. У них свой взгляд на такие вещи.

– На какие вещи? – воскликнула Юдита.

– О, в деревне разное говорят. Каких только глупостей не придумают. Ходят слухи о всяких безумных экспериментах… Вы вот между собой по-немецки говорите… Я не хочу никого оскорбить, но у нас – чешская деревня, и здесь много толкуют о том, что Орлиный замок – рассадник судетских нацистов, которые проводят эксперименты на пациентах-чехах. – Он неловко улыбнулся из-под своих роскошных усов и покачал головой. – А недавно пополз еще один слух, здорово всех напугавший. Говорят, что кто-то из вашей «шестерки» нашел потайной ход и теперь разгуливает на свободе, когда ему вздумается. Не знаю, известно ли вам, что в лесу у нас тут есть старая деревянная часовня…

Юдита явно хотела уже сказать, что конечно же знают и не раз видели ее, но Виктор остановил ее, положив руку на плечо и слегка сжав.

– Что это за часовня? – спросил он.

– С ней тоже связана местная легенда. Рассказывают, что Ян Черное Сердце использовал часовню для своих ритуалов. Устраивал там черные мессы и тому подобное. По преданию, существует тайный ход, который ведет из замка по сети подземных пещер к часовне, и где-то неподалеку от нее, а может, и в ней самой есть секретный люк. Ян Черное Сердце, которого якобы замуровали в башне, тайком убегал по ночам и продолжал убивать женщин и детей. Конечно, все это сказки – уж сколько раз эту часовню и все вокруг нее обыскивали, – но кто знает… – Усач пожал плечами. – В любом случае, не обижайтесь на бабушку Ружену. Она никогда не разговаривает с незнакомцами, да и со мной почти не говорит, глупая старая карга. Еще раз приятного аппетита вам.

После обеда Виктор и Юдита отправились на прогулку вокруг озера за деревней. Выгнутое в форме почки, оно больше напоминало пруд, но для пруда было слишком большим. Беседуя, они шли по извилистой тропинке вдоль берега, как вдруг Виктор заметил старуху Ружену. Она стояла поодаль и наблюдала за ними, в ее взгляде, как ему показалось, читалось молчаливое обвинение. Увидев, что Виктор заметил ее, она подняла с земли пустую корзину, развернулась и ушла.

День был пасмурный. В хмуром сером небе сквозь пелену туч бледным блюдцем просвечивало солнце. Виктор вдруг понял, что вовсе не хочет продолжать прогулку. Тропинка у кромки воды была узкой, и к ней близко подступал еловый лес. Близость леса беспокоила его. Он то и дело всматривался в темноту между деревьями. Свою тревогу, намного более сильную, чем обычно, он пытался оправдать тем, что проводил много времени, изучая личное дело Дровосека, до сеанса с которым оставалось несколько часов. И да, да, это озеро в окружении леса напоминало ему о другом месте – о Чертовом озере на крайнем западе страны, где утонула его сестра. Он еще раз взглянул на лес, словно ожидая увидеть потемневшее лицо матери, тело которой висело на ветке.

– С вами все в порядке? – почувствовала его тревогу Юдита.

– Извините, – улыбнулся он. – Я думал о работе. Наверное, нам пора возвращаться…

Они шли к замку. Юдита взяла его под руку. Доверчивость с ее стороны доставляла Виктору невероятное удовольствие, но он все еще боялся сделать первый шаг к тому, чтобы их отношения переросли в нечто большее.

– Посмотрим на лесную часовню? – предложила она немного капризным тоном. Ее и без того темные глаза казались еще темнее на бледном лице. – А вдруг нам удастся отыскать потайную дверь, и мы дойдем до замка секретным путем Яна Черное Сердце?

Виктор не стал ей возражать.

Она взяла его за руку и повела по узкой тропинке. Темные ветви кустарников и деревьев тянулись к ним, будто пытаясь ухватить. Виктор снова ощутил липкий страх; тревога нарастала, ему хотелось сбежать из леса как можно скорее.

Деревья расступились, и перед ними открылась поляна, на которой стояла часовня. Юдита зашла на крыльцо и неожиданно прижалась всем телом к Виктору. Ее губы потянулись к его губам. Он растерялся, но эта растерянность была сладкой. Целуя ее, он отогнал мысль, что торопливость Юдиты беспокоит его.

– Я хочу быть с тобой, – сказал он, оторвавшись от ее губ. – Хочу, чтобы мы были вместе.

– Мы и так вместе, – улыбнулась она. – Мы вместе здесь и сейчас. И я счастлива.

– Я говорю не о здесь и сейчас. Я говорю о завтрашнем дне, о будущем. Хочу, чтобы мы были вместе.

– Завтра не будет. – Юдита отстранилась от него, улыбка с ее губ исчезла. – У нас нет будущего. Разве ты не понимаешь, что мы должны жить сейчас, Виктор? Как никогда прежде людям нужно жить сейчас. Мы должны использовать любой момент, который дается нам, при малейшей возможности. Сейчас не время смотреть в будущее и строить планы.


– Почему? Из-за того, что происходит в Германии? Из-за политической ситуации?

– То, что происходит, – это не «политическая ситуация». И это происходит не только в Германии, но и здесь. У меня такое ощущение, что зарождается страшный шторм, который разрушит все на своем пути. – Она положила руку ему на щеку, пальцы ее были холодными. – Будущее, которое ты, возможно, представляешь, рассыплется мелкими осколками. Все рушится, Виктор.

– Почему ты так уверена в этом?

– Но это же очевидно, стоит только присмотреться. – Юдита нахмурилась. – Мне снятся такие страшные сны… Вот почему я почти не спала прошлой ночью. Такие кошмары…

Он взял ее за плечи, приблизил свое лицо к ней.

– И какие же кошмары тебе снятся?

– Мне снятся мертвые. Темные фигуры, как тени в ночи, как призраки. Бесчисленные толпы мертвых… И я во сне знаю, что эти люди не понимают, что они уже мертвы. Они такие же, как я.

– Что значит «такие же, как ты»?

– Они евреи, Виктор. Их тысячи. Они все евреи, как и я.





9


Магазин был закрыт, объявления о причинах закрытия и о том, когда он откроется, нигде не было. Вероятно, с кончиной Анны Петрашовой закончилось и ее дело. Несмотря на потерю мужа, мадам не задумывалась о вероятности преждевременной смерти и не предприняла никаких шагов, чтобы распорядиться своим имуществом в печальном случае. Ее адвокат выбился из сил, собирая бумаги, чтобы найти законное решение судьбы магазина.

Именно к адвокату и обратился в первую очередь Смолак в поисках друзей или деловых партнеров, которые могли бы рассказать хоть что-нибудь о личности Анны Петрашовой, о ее привычках и образе жизни. Как детективу, расследующему убийства, Лукашу Смолаку надо было знакомиться с мертвыми: надо было разузнавать про все их причуды и слабости, разузнавать про особенности поведения, надо было раскрыть после смерти все тайны, которые они скрывали при жизни.

Это можно было назвать «знакомством со смертью», и это означало, что Лукаш Смолак, в отличие от Анны Петрашовой, отчетливо осознавал, что и его собственный конец неизбежен.

Адвоката звали Франц Шнайдер. Ему было немногим за пятьдесят, это был ничем не примечательный пражский немец. Шнайдер возглавлял юридическую фирму средней руки. Его контора располагалась на улице Лезницка, недалеко от Карловой площади в районе Нове-Место. Он искренне хотел помочь следствию, но толком ничего не знал. Мадам Петрашова была очень закрытым человеком, сказал он. Ее деловые связи всегда оставались сугубо деловыми. Шнайдер признался, что работать с ней было совсем не просто. Слушая его, Смолак заподозрил, что этот ничем не примечательный мужчина был безнадежно влюблен в свою клиентку.

Тем не менее Шнайдер назвал Смолаку имена и адреса трех продавщиц, которые работали на Анну Петрашову. Также оказалось, что у него был комплект ключей, который он предложил детективу, если вдруг понадобится провести осмотр магазина.

Смолак узнал Магду Тумову. Она была одной из продавцов-консультантов в магазине «Посуда и украшения из стекла Петраш» и работала в тот день, когда он приходил туда. Столь же утонченно стройная, как и ее хозяйка, но не обладающая чарующей красотой Анны. Капитан сразу вспомнил, как предположил, что в магазин нанимают сотрудниц, ориентируясь прежде всего на их внешние данные, а уж потом оценивая навыки в торговле.

Адрес Магды был указан в списке, который предоставил адвокат Шнайдер. Она делила квартиру с двумя подругами. Обе ее соседки были на работе, поэтому она разговаривала с детективом через едва приоткрытую дверь, не снимая цепочки замка, пока Смолак не показал ей свой полицейский жетон. По ней было видно, что несчастье, случившееся с Анной Петрашовой, потрясло девушку до глубины души. К тому же она чувствовала себя потерянной из-за того, что внезапно оказалась без работы.

– О, я вас помню, – сказала она Смолаку, когда тот вошел. – Вы приходили к нам в магазин, чтобы поговорить с мадам. Прямо перед… – Она потупила взгляд.

– Да, это так, – кивнул Смолак. – Прошу прощения за беспокойство, но мне необходимо задать вам несколько вопросов.

– Конечно, конечно, – закивала Магда и проводила полицейского в гостиную.

Магда была хорошо одета: бледно-голубая блузка, кардиган в тон и широкополые жаккардовые брюки в стиле Марлен Дитрих. Волосы свободно спадали каштановыми волнами на плечи. Однако стоило ей заговорить, элегантный образ мерк: в голосе сквозил неистребимый деревенский моравский акцент, хотя она и пыталась его скрыть.

– Я сделаю все, что в моих силах, – сказала Магда, разливая кофе по чашкам и присаживаясь напротив детектива. – Бедняжка мадам Петрашова… Она была так добра к нам, девочкам. Строга, но очень добра.

Смолак задавал обычные в таких случаях вопросы. Показания адвоката подтвердились: было очевидно, что Анна Петрашова ревностно охраняла личную жизнь и соблюдала дистанцию, общаясь с сотрудниками. Смолак задумался, а не скрывала ли Анна за своей отстраненностью какие-то факты, которые могут быть очень и очень неприятными? Такое не раз встречалось в его практике.

– Ее муж умер пять лет назад. У нее были друзья-мужчины? Она когда-нибудь говорила, что неравнодушна к кому-то? А может, кто-нибудь видел ее в компании с мужчиной?

– Нет, никогда. Но это не значит, что у нее не было любовников, – ответила Магда. – Несмотря на возраст, она была очень привлекательной. Анна нравилась многим мужчинам, даже совсем молодым. Но она никогда не флиртовала с клиентами-мужчинами. Обычно она была с ними… ну, холодна. Издевалась над ними, хотя я думаю, что это была уловка. Полагаю, в ее холодности, в ее умении поддеть частично и была сокрыта тайна ее привлекательности. Я потеряла счет, сколько раз бывало, когда какой-нибудь мужчина приходил в магазин за пепельницей, а уходил с дорогим графином и набором бокалов. И всякий раз после этих игр в «неприступную крепость», когда мы упаковывали покупки, она подмигивала нам, демонстрируя, что справилась.

– Но был ли кто-нибудь, к кому она относилась по-особенному, не так, как ко всем?

Магда покачала головой.

– Грустно, но, несмотря на всю ее красоту и богатство, думаю, бедная мадам Петрашова была одна-одинешенька. Видите ли, смерть мужа стала для нее настоящим ударом. Это произошло задолго до того, как я устроилась к ней на работу, но так говорили. Похоже, мужчины не особо ее интересовали.

– Понятно.

Смолак вздохнул. Ухватиться было не за что, и он начал переживать, что дело так и не удастся распутать.

– Знаете, а вы ей понравились, – вдруг сказала девушка.

– Простите, что?

– Вы понравились мадам Петрашовой. Вот почему я вас запомнила. После того как вы ушли… не знаю, может, мне просто показалось, но она переменилась, стала другой.

От этого заявления у Смолака закололо в груди. Это было одновременно и то, что он хотел бы услышать, и то, чего не хотел бы услышать никогда.

– Какой – другой? – спросил он.