Антанты. Последний источник
Часть 7 из 31 Информация о книге
Я серьезно посмотрела на Монту, пытаясь сфокусировать плывущий взгляд на мерцающих желтых глазах. Проводник был встревожен, но что-то сделать или как-то его успокоить я не могла. А ведь он в самом начале сказал, что Хаос должен меня изменить. Сейчас же говорит, что не знает, что было с теми людьми. Хочет скрыть от меня? — Всё так плохо? — спросила, раскатывая шкуры и укладывая их в нору. Не лежать же на земле, в самом деле. Забравшись внутрь, затащила вещи, укладывая их так, чтобы освободить место для Монту. — И кем они стали? — поинтересовалась, чувствуя, как меня утягивает в сон. Монту молчал долго. Я даже подумала, что ответа не будет и почти уснула, когда услышала тихое: — Тварями. Проснулась я ночью от того, что Монту тихо и утробно шипел. — Что? — прошептала, замирая. Снаружи кто-то был. Кто-то явно большой. Оно фыркало и обнюхивало землю где-то совсем рядом. Монту явно не старался привлечь внимание, просто не мог сдержать едва уловимое шипение. Незваный гость всё приближался, при этом было слышно, как он начал радостно то ли повизгивать, то ли пофыркивать — Не смей выходить, — прошипел мне Монту и буквально змеей выскользнул наружу. Сразу после этого ночную тишину разорвали крики. Я вжалась в стену, зажмуриваясь. Снаружи явно началась борьба. Визг, шипение, рычание, какие-то хлюпающие и клацающие звуки. А еще казалось, что вокруг валят лес. Шелестели листья и ломались ветки. Сглотнула. А если Монту погибнет, что мне тогда делать? Поначалу слишком грубый, язвительный, он всё меньше и меньше проезжался по моим умственным способностям. Да и я уже привыкла к нему, почти не воспринимая обычным котом. К тому же, я признавалась сама себе, что без знаний и некоего опыта Монту мне будет заметно труднее пройти Пояс. И еще оставался вопрос с маной. Что будет, если никто не будет забирать её излишки? Пока я судорожно соображала, чем я могу помочь, округу оглушила тишина. А когда у входа сверкнули желтые глаза, я непроизвольно вскрикнула, а потом с облегчением выдохнула. В ту ночь я впервые подумала, что очень рада, что Монту со мной. По ту сторону Пояса Иллиадар поднялся с кровати, тут же подходя к окну. Прикрыв глаза, он с удовольствием втянул наполненный разными запахами воздух. С того дня прошло достаточно времени, но его чуткое обоняние не пропало, лишь стало чувствительнее. А ведь Иллиадар поначалу боялся, что всё прекратится так же внезапно, как и началось, но дни сменялись днями, а обоняние было с ним. В первые дни он будто новорожденный везде совал нос, вдыхал запахи, носился по замку и прилегающей территории. И всё время нюхал. Ему даже не нужно было вытаскивать на свет или же изображать восторженность и любопытство, казалось, на некоторое время все его чувства, дарованные кем-то свыше человеку, обострились. Мир, до этого бывший совершенно тусклым, вмиг преобразился. И пусть перед Иллиадаром открылась только одна его грань, уже этого для его глухого и закрытого мира было достаточно, чтобы он боялся это потерять. Дураком виконт не был, и сразу понял, чему именно он обязан внезапно проснувшемуся чувству. С самого первого дня он постоянно проверял тонкую нить, которая связывала его с кем-то или с чем-то далёким, но явно ему необходимым. Если «виновник» может проделать с ним такое на расстоянии, то, что будет, если Иллиадар приблизится настолько, что сможет прикоснуться? Этот вопрос терзал его всё время, пока он не принял решение проверить. В тот день ему пришлось выдержать сложный разговор с отцом. Он не стал ничего скрывать от Тоберона, сразу же признавшись в том, что нужное ему находить где-то в Поясе Хаоса или же и вовсе за его пределами. Конечно, граф Галахар не был в восторге от такой новости. Все знали, что Хаос впускает в себя, но никого не выпускает обратно. Что случается с людьми, которые по неосторожности или по глупости, а может, от безысходности оказывались в Хаосе, не знал никто. Рассказать было некому. — Отец, но ведь оно движется! — горячо заверял графа Иллиадар. — Я отчетливо ощущаю колебания нити. А если это так, то оно, чем бы это ни было, живое. Значит, и я смогу выжить в Хаосе. — А если это за пределами Хаоса? — возражал Тоберон. Ему совершенно не хотелось отпускать сына в неизвестность. Если уж говорить честно, то он эгоистично хотел. Чтобы сын остался. Пусть тот и дальше ничего не чувствует, зато рядом и живой! За такие мысли он сама себя ненавидел, но ничего поделать не мог. Тоберону лишь приходилось вздыхать, вспоминая слова своего отца, который всегда считал его слишком мягкотелым и привязчивым. Как можно не привязаться к своему сыну, Тоберон не знал. Ему оставалось лишь слишком сильно не давить на него. — Мы не знаем, есть ли там что-нибудь. Пояс Хаоса ведь не просто так называется. А если Хаос это всего лишь длинная полоса, а за его пределами обычный мир и то, что тебя так влечет находиться за его пределами? Иллиадар пожал плечами. Получилось это безразлично. Виконт даже не стал скрывать, что ему совершенно всё равно на это. — Я всё равно пойду, отец. За всю свою жизнь я ни в чём не был так уверен, как в этом. То, что по ту сторону необходимо мне так же, как остальным людям воздух. Я просто прошу тебя, верить мне. Конечно, на этом всё не закончилось. Сын с отцом еще долго спорили, но Иллиадар настоял на своём, впервые в жизни проявив просто непрошибаемое упрямство. Тоберон мог посадить его под замок, но понимал, что даже его бесчувственный сын после такого возненавидит его. Ради того, чтобы сын остался жив, Тоберон мог бы даже пойти на это, согласившись на ненависть со стороны любимого сына, но он видел по глазам, что тот не успокоится. Вывернется, подловит момент, но сбежит. Когда нужно Иллиадар мог настоять на своём, а держать сына на привязи всю жизнь было немыслимо. Сейчас, стоя в предрассветной тьме, Иллиадар ощущал, как внутренняя пустота внутри него пульсирует. Что-то громадное, будто черное тягучее море, медленно тянулась в ту сторону, откуда тянулась нить. Виконт сглотнул вязкую слюну, задерживая дыхание. Пустота внутри теперь ощущал жадным, голодным чудовищем, которое толкает его, заставляет действовать и бояться того, что тоненькая нить угаснет. В замке короля в этом году они не остались. Заехали по пути, одарили монарха подарками в честь Нового Цикла, извинились, выслушали длинную речь о том, что король ими не доволен, и двинулись дальше. Кажется, своими действиями они многих заинтриговали, так как по пути они с отцом уже не единожды замечали, что за ними плетутся наблюдатели. Иллиадара они не волновали, как, впрочем, и всё остальное в этом мире. Тоберон же хмурился, раздражаясь. Он не любил, когда в его дела лезут. И ладно еще король, тому можно и, вообще, положено, но все остальные то, куда лезут? Виконт каждый раз с восторгом воспринимал новые колебания нити. А когда понял, что существо с той стороны движется навстречу, так и вовсе едва не задохнулся от восторга. Честно говоря, он сам от себя не ожидал таких сильных эмоций. А недавно, когда они прибыли в последний город, стоящий почти у Пояса, Иллиадар мог ощутить вкус. Это было так же незабываемо, как и с запахами. Конечно, виконт старался держать себя в руках, но ощущал, что с каждым новым шагом, приближающим его к цели, мир, будто наливался красками, а стена, окружающая его с самого рождения истончается. Ему казалось, что всё его тело словно просыпается после долгой, затяжной спячки. Да и чувства внутри него постепенно набирали силу. Когда он впервые разозлился, то растерялся настолько, что злость вмиг рассеялась. Было тяжело, но он был согласен на всё, лишь бы снова не лишиться всего этого. Он не знал, правдива ли та легенда, на которую указал ему отец, но ничего другого ему в голову не приходило. Всё вроде бы сходилось. В первое мгновение, когда Иллиадар прочел легенду, то очень глубоко внутри себя разозлился. Из всех людей именно ему выпала «честь» стать вот таким. И дело даже не меняло то, что поделать с этим ничего нельзя. И даже винить того, кто с той стороны нити тоже нельзя. Иллиадар был уверен, что того бедолагу тоже не особо спрашивали. Когда виконт смирился с тем, что его сделали таким без его на то желания, как отец указал ему на одну небольшую деталь в легенде. «… отдавая силу свою, источник будет усиливать защитника своего. И нет на свете колдунов сильнее и могущественнее, чем стражи назначенные». — Хочешь сказать, я буду колдуном? — спросил тогда Иллиадар, скривившись. Ему совершенно не улыбалось рядиться в смехотворные халаты, разрисовывать лицо разноцветными красками и танцевать при дворе его величества, делая вид, что он так колдует. — Раньше колдуны были другими, — напомнил ему в тот момент спокойный Тоберон, потягивая вино из кубка. — И не делай такое лицо, ты об этом хорошо знаешь. Говорят, они могли поворачивать реки вспять или же выращивать лес на пустыре за день. Иллиадар тогда вздохнул, недоверчиво посматривая на отца. Сам виконт, конечно же, читал всякие старые свитки, да фолианты, но никогда им толком не верил. Он с детства видел, что из себя представляют колдуны и считал, что все эти старые книги написали такие же шарлатаны, желая ввести в заблуждение далеких потомков. А если всё это и правда, то он не ощущал в себе никаких колдовских сил. — Там поглядим, — сказал тогда Иллиадар, размышляя над тем, что до того момента ему еще нужно дожить. Не зря ведь из Хаоса никто не возвращался, значит, что-то или кто-то их там удерживал. Оставалось надеяться, что не смерть, с остальным можно было работать. Когда стало светлее, Иллиадар принялся одеваться. Именно сегодня он пересечет черту и узнает, что там, внутри Пояса. В груди всё слегка подрагивало, и Иллиадар, пока что толком не научившийся сразу определять свои чувства, толком не понимал, что ощущает. То ли это был страх, то ли нетерпение, а может и вовсе возбуждение или облегчение. Хотелось пойти немедленно, прямо так, босиком, побежать и не останавливаться. Но приходилось медленно одеваться, проверяя, не забыл ли чего. Когда Иллиадар спустился вниз, то сразу же увидел за столом отца. Граф выглядел больным и разбитым, но стоило ему увидеть сына, как Тоберон встряхнулся, стряхивая с лица тревогу. Стоило виконту сесть за стол, как к ним тут же подскочил хозяин гостиницы. — Завтрак? — спросил он, угодливо заглядывая в глаза графу и Иллиадару. — Сегодня у нас запеченная птица и жареные овощи. Тоберон коротко кивнул, а виконт попытался не дать нетерпению вылезти наружу. Прислушавшись к нити, он с облечением и восторгом заметил, что с той стороны тоже началось движение. Если легенда не врет, то его источник тоже стремится к нему. Он не знал, кто это или что это, но надеялся, что тому ничего не угрожает. — Ты уверен? — в который раз спросил Тоберон, всматриваясь в глаза сыну. Кто бы знал, как на самом деле графу не хотелось отпускать сына. — Это ведь Хаос. Ты осознаешь, насколько это опасно? Иллиадар вздохнул. К столу подлетел хозяин гостиницы, радующийся тому, что такие люди выбрали именно его заведения для остановки. Теперь можно будет всем говорить, что его гостиницей не брезгуют даже аристократы. Это было просто отлично. — Конечно, отец, — кивнул Иллиадар, принимаясь за свой плотный завтрак. Кто знает, что его ждёт с той стороны. Умирать, так хотя бы не голодным. Тем более сейчас, когда у него проснулся вкус. — Говорить об этом бесполезно. Я всё равно пойду. Если твоя легенда не врет, то мне в любом случае нужно найти этот источник. Ты ведь помнишь, там написано, что при его смерти, погибает и страж, коим, насколько я понял, я и являюсь. Еще какой-то проводник. Надеюсь, он сейчас там, — задумчиво пробормотал Иллиадар, а потом замер на пару секунд и после фыркнул. — «Надо же, похоже я уже принял это версию», — подумал он, уплетая горячий и плотный завтрак. Тоберону пришлось отступиться. — Я буду ждать здесь до лета, — сказал он сыну, вставая. Иллиадар отметил про себя, что отец даже не прикоснулся к своей еде. — Надеюсь, ты вернешься. — Обязательно, — кивнул виконт, откладывая приборы. — Поспешим. Через пару часов они стояли около стены. Так близко никто из них еще не приближался к Хаосу. Воины и слуги с удивлением посматривали на своих господ, не понимая, зачем они пришли сюда. Спешившись, Иллиадар передал вожжи тут же подлетевшему служке и посмотрел на отца, который даже не пытался уже скрыть своего отчаяния и расстройства. Постояв несколько секунд неподвижно, Иллиадар шагнул к отцу, порывисто обнял его, прижимая к себе. В этот момент он ощутил, что ему и самому расставаться не хотелось. Что-то теплое и щемящее всколыхнулось в груди, но это незнакомое чувство было быстро перекрыто тревожно зазвеневшей нитью. Сделав шаг назад, виконт отпустил отца, стараясь не смотреть ему в глаза. Подхватив давно уже подготовленную сумку, закинул её на плечо и приблизился к стене Хаоса. А перед тем как шагнуть, обернулся. — Я вернусь, отец, — сказал он, всматриваясь в постаревшее еще на десяток лет лицо. — Я буду ждать тебя здесь, — пообещал Тоберон, сжимая губы в тонкую нить. — Иди. Иллиадар кивнул и отвернулся. Вдохнув глубже, он облизнул пересохшие губы и сделал шаг вперед. Глава 5. Мыши и их хозяин Стоило мне выбраться из норы, как я отчетливо услышала вздох облегчения, который донесся от Монту. Я бы уделила этому больше внимания, но в этот момент мне на глаза попалась чернеющая с другой стороны небольшой поляны туша. Так как Монту мне не запрещал, то я медленно двинулась вперед, чувствуя, как в груди от страха и волнения колотится сердце. И пусть опасность вроде как миновала, но часто бывает, что во время происшествия человек толком не осознает, что чувствует, зато после… Не доходя до туши пару метров, остановилась, с сомнением поглядывая на Монту. Честно говоря, я не могла понять, как существо размеров Монту могло убить кого-то, кто был его в десятки раз больше. Что бы было понятнее, нужно представить крупного кота и рядом с ним, например, лошадь. Существенная разница в размерах, не правда ли? Я да не представляла, чем Монту мог навредить кому-то столь крупному. Опустив взгляд, вопросительно посмотрела на кота. Монту, почувствовав направленное на него внимание, поднял голову. — Что? — спросил он, плюхаясь на задницу и принимаясь намывать лапой морду. Почему-то мне показалось, что он отчего-то засмущался. — Моркоты ядовиты, если ты не в курсе. Хотя, о чём это я, конечно, ты не в курсе. — То есть, ты хочешь сказать, что твой яд такой силы, что смог так быстро убить нечто столь крупное? — спросив, я начала обходить тушу, морщась и удивляясь. Тварь была страшной. Ничего подобного раньше я точно не видела. Даже в различных фэнтези фильмах. Про размер я уже сказала, надо бы добавить, что передние лапы у твари были крохотными, зато задние — мощные, сильные с громадными когтями. Если сильно не присматриваться, то можно было принять это за динозавра. Ну, который был самым среди них хищником. Почему-то в голове всплывает имя Рекс. По-моему, они назывались тираннозаврами. Понятное дело, что сходство было далеким. Наверное, только полная зубов пасть, короткие передние лапы и мощные задние наводили на мысль о сходстве. Кроме этого существо было покрыто густой. Нестерпимо воняющей шерстью, грязно коричневого цвета. А, еще у него были уши, кстати, весьма симпатичные, собачьи, с кисточками наверху. В общем, я мысленно дала этому существу имя Рекс. Судя по зубам, травой Рекс точно не питался, так что сожаления о его скорой кончине я не испытывала. — Как видишь, — ответил между тем на мой вопрос Монту. — Обычно мы не вырабатываем яд, только в случае смертельной опасности. — Клыками? — поинтересовалась, по-новому рассматривая своего проводника. Надо же, а поначалу казался хоть и вредным, но вполне безобидным. — И клыки и когти. Небольшой царапины хватит. Так что, надеюсь, у тебя хватит ума не злить меня. Я хмыкнула. Сам ведь только что сказал, что яд он вырабатывает только в случае смертельной опасности. Я же из ума еще не выжила, чтобы лезть к Монту с такими намерениями. К чему мне его убивать? — Кстати, я чувствую себя заметно лучше, — сказала, а сама быстро собирала вещи. Что-то мне подсказывает, что нам лучше убраться от этого места, как можно дальше. Крови, которая могла бы привлечь сюда других хищников, конечно, нет, но лучше перестраховаться. Вполне может быть, что запах Рекса, наоборот, отпугивает других любителей полакомиться мясом, но проверять как-то совершенно не хочется. Монту снова пристально меня оглядел. — Внешне никаких изменений не вижу, — поделился он и тут же принялся принюхиваться и осматриваться.