Бал Цветов (СИ)

— Нет уж, — жестко возразил граф Ориенталь. — Мы устроим спектакль. Пусть до последней минуты думают, что план удался`. Ведь если у них возникнут малейшие подозрения, они просто сбегут и всё.
— Правильно. Надо посоветоваться с принцессами.
— Потом. Когда всё будет готово, — сказал Гиацинт.
Розанчик пожал плечами:
— А чего у нас ещё не хватает? Яд есть.
— Яд-то есть, а заменителя нет. Надо найти розовую жидкость, абсолютно безвредную.
— Ну, возьмём компот. Он тоже розовый, — простодушно предложил паж.
— Он с фруктовым запахом, — возразил Джордано. — Они догадаются.
— Не догадаются! — запальчиво настаивал Розанчик.
Гиацинт разнял спорщиков:
— Ладно, это не так важно. Главное, чтобы Лютеция не вздумала проверить яд и ради этого не отравила свою любимую собачку.
— Или брата, — предположил Розанчик.
— Хорошая идея, мне нравится! Может, сами испытаем? — Гиацинт разглядывал флакон на просвет.
— Ты что!
— Ничего. Главное узнать, как этот яд действует: быстро или медленно. Как они рассчитывают?
— Спросим у Лютеции? — предложил Джордано.
— Думаешь, она знает? — усомнился Розанчик. — Скорее всего, они заказали просто надёжный, не оставляющий следов яд.
— Мда, меня больше бы устроило объяснение специалиста, — сказал Гиацинт. — К тому же мы рискуем разбудить Лютецию по-настоящему. А раньше времени это нежелательно.
Розанчик задумался.
— Лучше всего… да вот оно, решение. Прячемся!
По коридору в сторону трёх заговорщиков шло само решение проблемы. Но тот, в чьих руках оно находилось, шёл не один, и друзья решили подождать.
Они отошли в боковую комнату и через приоткрытую дверь наблюдали за беседой двоих людей.
— Правильно, — шепнул Гиацинт. — Я тоже про него подумал. Тётя всерьёз не занималась ядами, а доктор в этом большой специалист.
Пока троица обсуждала, кто бы помог им разобраться с ядом, прямо к ним счастливый случай направил доктора Пиона, придворного учёного, астронома, химика и врача.
Во дворце очень уважали доктора Пиона. Говорили, он учился в Китае при дворе самого` Великого Мандарина. Пион разбирался в астрономии. Заодно, составлял гороскопы придворных, и в первую очередь, самого короля Тонкошипа VII и принцесс.
Король показательно не терпел магии и астрологии, осуждал суеверия (скрывая собственную боязнь плохих примет), но советы Пиона ценил с дипломатической точки зрения. Доктор вычислял удачное время и место для международных переговоров и соглашений, проводил химические опыты, прекрасно разбирался в искусстве врачевания, в общем, незаменимый человек при дворе.
Мэтр Пион имел такой же авторитет, как первый министр, и к его словам всегда прислушивались. Но это не был высушенный, как из гербария, скелет с очками на носу и заумными суждениями. Доктор — кругленький весёлый мэтр с неисчерпаемым запасом оптимизма и здравого смысла. Его квадратная докторская шапочка с кисточкой, как у всех учёных мужей, игриво съезжала набок, а круглые очки прыгали на носу с немалым риском для своей жизни, когда доктор заливался смехом. А случалось такое нередко.
Пион очень кстати попался на глаза нашим друзьям и, конечно, не смог бы отказать им в просьбе. Но его пока что ни о чём не успели попросить.
Доктор приближался к ним не один: рядом шла сама мадемуазель Пассифлора. Они беседовали о положении дел в государстве. Придется подождать.
Троица друзей видела, как доктор в своём малиновом китайском расшитом звёздами и песочными часами халате прошествовал мимо них, но не остановили, не окликнули Пиона. Ведь там была Пассифлора. Уж кому они не хотели говорить о грядущей опасности, так это ей.
— …Представьте, король отлучился как раз в такой момент, — говорил доктор. — Ведь принцессам исполняется сегодня по двадцать лет, для них это переломный возраст. Я предчувствую, и все звезды указывают, что скоро обе наши девочки начнут новую жизнь.
— Разумеется, я согласна с вами, — отвечала Пассифлора. Друзья услышали её глубокий мягкий голос. — Девочки очень огорчены, что отца нет на празднике, но дела… Государственные дела.
 
— А вы, мадемуазель, надолго ли к нам? Побудьте хоть недельку! Всем надо отдыхать, даже вам.
— Увы, дорогой друг, — вздохнула Пассифлора. — Меня ждут в Страсбурге. Совещание в Европейском союзе королевств по делам нашего ордена.
— Да ну! Будут представители всех государств?
— Конечно. Делаем новый проект по Африке.
— Снова в Кот‑д`Ивуар? — осведомился доктор.
— Нет, теперь Конго. И практически вся Центральная Африка.
— О! Сложнейший район! Вашему ордену там есть чем заняться. Да… А я хотел бы добиться поездки в Египет, в Александрию. Говорят, там сейчас нашли интересные минеральные остатки древних растений. Хотелось бы участвовать в исследовании.
— Так в чём препятствие? Деньги?
— О нет, — доктор развёл руками. — Не пускают. Его величество считает, что я им нужен здесь. И потом, эта будущая поездка в Англию… вы слышали о приглашении?
Пассифлора кивнула:
— Разумеется. А насчёт Египта, возможно, я смогу вам помочь?
— Что вы, я не смею злоупотреблять вашей добротой, — запротестовал Пион.
Пассифлора засмеялась:
— Ах, перестаньте кокетничать, милый доктор. Вы прекрасно знаете, что мне ничего не стоит помочь вашей экспедиции. А нашу дружбу я как раз очень ценю.
Розанчик дёрнул Гиацинта за рукав:
— Который час? — и, глянув на часы, охнул: — Половина пятого! Мы горим! Чёрный Тюльпан сейчас переворачивает дворец в поисках своей сообщницы.
— Что делать? — шёпотом спросил Джордано.
— Действовать. Закончили они обсуждение или нет, у нас больше не осталось времени, — решил Гиацинт. — Розанчик, зови Пиона, объясни ситуацию. Вот, держи яд. Можешь не рассказывать подробностей. Скажи только, что хотят отравить Пассифлору, и нам нужен анализ этого яда и безвредная "обманка". Я побеседую с мадемуазель. Отвлеку внимание и хоть поздороваюсь…
— Слава Богу, вроде расходятся, — Джордано выглянул в щель двери. — Розанчик, действуй!
Доблестный паж ринулся на перехват доктора Пиона.
— Теперь моя очередь, — Гиацинт поправил шляпу. — Джордано, подожди здесь, ладно?
— Хорошо.
  
53.
 
Граф Ориенталь расправил кружева на манжетах, ладонью почистил атлас камзола и вышел навстречу Пассифлоре. Они попрощались с доктором, и теперь мадемуазель стояла у окна, глядя в сад. Она услышала шаги и заметила Гиацинта.
Он низко поклонился ей. Лиловые перья шляпы коснулись пола.
— Приветствую вас, госпожа.
Пассифлора мягко улыбнулась.
— Граф, вы не меняетесь. Всё такой же…
Гиацинт снова ответил поклоном. Очень коротким: чуть кивнул, прижав шляпу к груди:
— Я не могу измениться. Изменив себе, я огорчу слишком многих. И, прежде всего — вас, госпожа.
Она нежно смотрела на него.
Конечно, граф не изменился. И дело не в том, что они виделись полгода назад, на Рождество, а за это время не должно бы произойти потрясающих перемен в его внешности. Ей нравилось, что он остался тем же мальчишкой, который пятнадцать лет назад встречал её в порту, в Марселе, когда она возвращалась из Флоренции на каникулы. С тех пор изменилось, кажется, всё, кроме этого взгляда Гиацинта. Он и ребенком был таким же.
Вот и сейчас — верен себе. Камзол распахнут, видна белоснежная рубашка с отложным воротником; конец лилового шёлкового шарфа, сколотого бриллиантовой булавкой, небрежно закинут на плечо. Насмешливые синие глаза; светлые волосы лежат непослушными волнами. Руки не в карманах только потому, что он одной из них держит шляпу. Значит, только что из города, иначе, кроме как на утреннем приёме, его в шляпе не увидишь.
Только что сосед по родовым землям отвесил ей самый изящный из всех придворных поклонов. Только он так умеет. Бедные его преподаватели хороших манер! Ни один из них никогда не мог пожаловаться, что граф неучтив, не соблюдает приличий, плохо воспитан. Они все восхищались им, а ведь Гиацинт как никто другой ненавидит придворный этикет. Его не переделаешь. Он всегда был и будет таким.