Николай I. Освободитель (СИ)

— Да… Да, подходит, — немного сбитый с толку перескоком с одной мысли на другую кивнул собеседник. Он потер массивный подбородок, еще раз огляделся и еще раз кивнул, уже видимо своим мыслям.
— Тогда нужно заняться ремонтом, — я повернулся к Воронцову, — поможете все организовать Семен Романович? А то, боюсь, облапошат меня, не знающего специфики этого дела. Я вам основные пожелания распишу, а дальше вы уж будьте любезны, найдите мне подходящего человека, на которого этот вопрос свались можно.
— Я, Николай Павлович, из Лондона вернулся меньше года назад, — усмехнулся воспитатель, — вы думаете я тут в Петербурге знаю много подвизавшихся на строительной ниве специалистов?
— Я уверен, что вы знаете людей, которые знают таких людей, — выдав данную сентенцию я поднял вверх палец и уверенно посмотрел в глаза Воронцову, тот не нашел что ответить на такой пассаж. — Не нужно прибедняться Семен Романович, уверен, вашим связям может любой позавидовать.
— Хорошо, — кинул Воронцов, — посмотрим, что можно сделать.
В общем, дело, постоянно сопровождаемое моими побудительными пинками — то, как тут все делалось неспешно, меня порой просто приводило в бешенство — сдвинулось с мертвой точки. Непосредственным руководством я, по правде сказать, не занимался. Меня достаточно ловко и даже в некотором роде тактично отодвинули в сторону, оставив за великим князем и «патроном» только разработку концепции, общий контроль и представительские функции.
Последнее было нужно для, как это не пошло звучит, выбивания средств из родственников и остальных особ «высшего света» на благое, богоугодное и что немаловажно — полезное для всех дело.
Пять тысяч рублей скрипя зубами пожертвовала мамА. Ей вообще вся моя активная деятельность крайне не нравилась, и вдовствующая императрица всей душой желала сделать из меня ученого, отдав в Лейпцигский университет. Однако, видимо Александр все же смог сжать свои тестикулы в кулак, и этому проекту в итоге показали «красный свет».
После того, как пожертвование сделала императрица, дело пошло гораздо более гладко. В это время авторитет, репутация и прочие формы понтования значили существенно больше чем в будущем, поэтому и на благотворительность порой тратились достаточно приличные деньги. Кто жертвовал сто рублей, кто пятьсот, князья — в основном княгини, понятное дело, начинание-то все ж проходило скорее по женской части — графья и прочая чиновничья и сановная верхушка империи — тысячу, иногда две.
Отличилась, впрочем, в этом вопросе жена Александра императрица Елизавета Алексеевна, которая пожертвовала на благое начинание целых двадцать тысяч рублей, чего с головой хватило на то, чтобы сделать в выделенном из казны здании ремонт, закупить оборудование и нанять персонал. Объяснялась такая щедрость, как мне потом объяснил Воронцов, очень просто. МамА женщиной была крайне авторитарной, ходил при дворе даже слух, что в ту памятную ночь, когда убили Павла, она порывалась обратиться к войскам и объявить себя новой самодержавной правительницей по примеру предыдущих двух Екатерин, даже не смотря на принятый незадолго до этого закон о престолонаследии, шансов ей, в общем-то, особых не дававший. Так это или нет, однако о характере человека говорит хорошо, и после воцарения Александра именно Мария Фёдоровна оставалась, так сказать «первой леди», что естественно Елизавету Алексеевну жутко бесило. Накладывалось на это еще и то, что отношения в императорской чете были весьма прохладными, более того последний год император практически открыто изменял своей жене с Марией Антоновной Нарышкиной, которая быстро превратилась в такую себе «официальную» фаворитку императора.
В общем, я плюнул на все эти внутрисемейные половые и не очень разборки, и в благодарность за щедрое пожертвование от невестки — жена брата — это же невестка, всегда путался в этих терминах — поименовал организуемое мной заведение именем святой Елизаветы. Бог весть, что там за святая, но пусть будет, всяко не хуже других.
— Да, и уборка два раза в сутки, утром и вечером, — кивнул я в ответ на недоуменный взгляд Амбоидика-Максимовича. — Вообще лозунг открываемого заведения — чистота, чистота и еще раз чистота. Чистые руки, чистая форменная одежда, чистый инструмент, чистые палаты и по возможности чистые мысли, но с последним — это не точно. Проверить не получится.
 
Немудреная шутка осталась незамеченной, в то время как акушер вновь принялся перечислять мне причины, почему именно так, как я говорю работать не следует. Тут были такие аргументы как стоимость, сложность контроля и конечно мой любимый — так никто не делает. Вот эта ссылка даже не на научные авторитеты — которые тоже без сомнения могут ошибаться — а на опыт предков меня доводила просто до белого каления.
— Так мы и хотим сделать по-другому! — Не выдержав идиотизма происходящего спора, я сорвался буквально на крик. К сожалению, из-за детского голоса получилось совсем не так внушительно, как хотелось бы. — У вас умирает в первые дни жизни от десяти до пятнадцати процентов детей! Сколько умирает женщин от «родильной горячки» никто и считать не пытается! И вы мне тут вот это дерьмо приводите в качестве примера, на который нужно равняться?!
— Ваше высочество! — Отдернул меня Воронцов, до этого молча наблюдавший за спором.
— Да, мать вашу! — Меня несло, и где-то в глубине, некая часть сознания, наблюдавшая за происходящим как бы со стороны это прекрасно понимала, однако остановиться я уже не мог. Да и не хотел, если честно. Сложно передать то, как я за эти годы устал от того, что нужно постоянно фильтровать слова. Что ты просто знаешь, как нужно сделать, чтобы в итоге получить положительный результат, однако донести до окружающих свое знание не имеешь возможности. Плюс все же детское тело со всеми его гормональными взрывами и перестройками, связанными с ростом, отнюдь не способствовали стабильности психики. — Неужели это так сложно! Да возьмите любой микроскоп, дающий увеличение хотя бы раз в сто пятьдесят, и посмотрите банально на каплю воды из лужи. Там же живут тысячи, я не знаю, десятки, сотни тысяч всяких тварей, инфузорий чертовых туфелек, гидр и прочей дряни. Из-за них, если сырую воду пить — понос. А если грязь посмотреть или там гной, то там всякой гадости еще больше. Бактерии!!!
Оба находящихся в комнате взрослых от этого эмоционального взрыва пришли в настоящее замешательство, а я тем временем продолжил вываливать на них свои знания из биологии за шестой класс общеобразовательной школы. Или за седьмой, не помню точно.
— Вы сами их убиваете, вы это понимаете! Вы врачи, принимающие роды, ответственны за смерти тысяч и тысяч женщин и детей! Феноменальный парадокс! Вы берете грязный инструмент — а я даже не знаю как эти штуки называются! Скальпели, зажимы, Бог его знает, что еще. Вы ими недавно успели в какой-нибудь труп потыкать, а потом его на живом человеке используете! И вот вся гадость, которая плодится в трупе попадает в кровь женщине. Она ослабла от родов, организм и так испытывает стресс, и вы его просто добиваете. Это дерьмо попадает ей внутрь и начинает там плодится и вот воспаление — получите распишитесь. Она умирает через несколько дней. А потом ой! Это не я, это родовая горячка! Я вам предлагаю реальный способ сократить смерти! Руки и все что можно мыть с мылом, инструмент кипятить, все что неудобно мыть мылом и нельзя прокипятить — обрабатывать спиртом или раствором йода. Убираться как можно чаще, проветривать помещения от дыма.
 
Последнее было крайне актуально, учитывая печное отопление. Случаи отравления угарным газом тут были более чем часты.
— Раствором йода? — Видимо от обилия информации у профессора случилось переполнения кэша и на поверхности осталось только последнее предложение, в котором он и зацепился за незнакомое слово. — Что такое йод и как он должен помочь? И от чего?
Тут меня и накрыло ступором. А открыли уже йод или нет? Его кажется из водорослей доставали, вот только каких. И самое главное — когда.