Продавец воздушных шариков

Расстояние откуда? Отсюда? Но не может же она жить в вестибюле больницы — несколько недель, которые здесь проведет Джонни. Итак, значит, первым делом… Хорошо.
Встав, Шерри подошла к справочной регистратуры.
— Не знаете ли вы, — спросила она сидевшую там женщину, — какого-нибудь места поблизости, где я могла бы снять комнату? Одну комнату для себя, и не дорогую?
— Ну, я… — Женщина пристально посмотрела на нее.
— Понимаете, — сказала Шерри, покачиваясь, — я не могу вернуться домой. Мне нужна комната. У меня был трудный день. Мне только нужно…
— Да, но… Вы не обождете минутку? Я сейчас подумала… — Женщина взялась за телефон.
Шерри едва не лишилась чувств и схватилась за край стола. Она не хотела терять сознание и падать. Она склонила голову. «Мне сейчас тяжеловато. Но станет лучше. Конечно же, мне не может стать хуже, чем теперь».
Она уже готова была упасть, но тут ее подхватил под руку молодой мужчина в белом халате.
— Держитесь. Держитесь. Все в порядке, леди? В чем дело, Майра?
— Она говорит, что хочет снять комнату где-нибудь неподалеку, — сказала женщина, сидевшая за стойкой. — Вот почему я подумала о вас, доктор.
— Мне кажется, — сказал мужчина, — что ей необходимо сейчас же прилечь. Так, леди?
— Но мне некуда идти, — сказала Шерри. — В этом-то и дело. Все, что угодно, но недалеко. И недорого.
— Хорошо. Хорошо, — участливо произнес мужчина. — Я понял, что вы имеете в виду.
Шерри вынуждена была опереться на него.
— Я знаю одно место, — бодро продолжал он. — Это всего лишь дом с меблированными комнатами, но ведь для вас это не имеет значения, правда? Я почти уверен, что у миссис Пибоди найдется свободная комната.
— Пожалуйста, скажите, где это находится?
— Прямо через дорогу.
— О, покажите мне! Проводите меня туда!
— В самом деле? Это довольно паршивый старый дом. Но весьма удобный, и мне это известно. Я знала, что вы поможете, доктор, — сказала женщина за стойкой, сияя при мысли о том, какая она умная. — И вовремя вспомнила…
— Послушайте, — сказал молодой человек, — почему бы мне сейчас не проводить вас туда, мисс… э?
— Миссис Рейнард, — подсказала женщина.
— Кстати, я — доктор Бьянчи, интерн. Я сам живу там, и поверьте, это дешево. И удобно. Ну, пойдемте. Посмотрим, что у нас получится.
Его твердая молодая рука повела Шерри к выходу, и она оперлась на нее.
— Разумеется, меня запихнули на второй этаж, — весело продолжал он. — У хозяйки дома старомодные понятия, поэтому мужчины наверху, женщины на первом этаже. Как все оторвано от действительности, да? Идемте же. Левой. Правой. Умница.
Он казался ей добрым — молодым, легкомысленным, дерзким, но добрым. В эту минуту Шерри любила его.
Он перевел ее через улицу, держась белых линий разметки для пешеходов. Затем, повернув направо и пройдя несколько ярдов, они подошли к старому, посеревшему от ветхости бревенчатому зданию, неряшливо закутавшемуся в древние заросли.
В гостиной было большое окно-эркер, оно полукругом выступало из стены фасада. Внутри в его изгиб вписывался круглый стол, а за этим столом, на трех старинных стульях с бархатной обивкой, сидели три дамы, являвшиеся обитательницами этого дома многие годы и привыкшие следить за течением жизни с этой наблюдательной позиции.
  
Глава III
 
— Знаете, такое случается не часто, — сказал Сэм Мерчисон, откидываясь назад и заставляя стул описать небольшую дугу. — Это противоречит общепринятому. Сколько лет ребенку?
— Джону меньше четырех лет.
— Значит, его мнением интересоваться не будут. В тех случаях, когда детям меньше двенадцати, их, как правило, оставляют матерям.
— Разве из моих слов можно было заключить, что это обыкновенный случай? — огрызнулся его посетитель. — Я хочу знать следующее. Что в глазах закона составляет понятие «неспособна»?
— Неспособная мать, да? Наиболее вероятно, что вывод будет делать конкретный судья. Но что это должно быть чем-то серьезным — это я могу заявить определенно. И весьма четко доказанным.
 
— Например?
— Например, сумасшествие. И, можете быть уверены, не просто небольшое отклонение в психике.
— Еще что?
— Полагаю, замешанность в преступлении. Доказанная судом. Хронический алкоголизм? Возможно. Неизлечимое заболевание, серьезная физическая неполноценность.
— Аморальность? — бросил Рейнард. — Неразборчивость в связях?
— Как посмотреть. Если это действительно проявляется в ужасной форме. И, кстати, имеет место в настоящее время. Ибо многое простительно в прошлом. — Мерчисон слегка крутанул стул. — Разумеется, все зависит от точки зрения судьи.
Адвокат был спокоен и слегка ироничен.
— Вульгарность? Необразованность? — Эдвард Рейнард выставил вперед бледный подбородок.
— Не-ет.
— Неспособность содержать ребенка в приличных условиях?
— Не шутите с этим, — быстро произнес адвокат. — Судье может прийти в голову, что, если Эдвард Рейнард действительно озабочен тем, чтобы ребенок получал необходимые средства, почему он просто не предоставит их? Разумеется, от лица своего сына? Кстати, ваш сын отвечает за содержание своего ребенка.
— У него нет денег.
— Ему, возможно, придется обнаружить, что пора начать суетиться… — начал было адвокат, но, увидев выражение на лице своего клиента, сказал: — Я был бы плохим адвокатом, если бы не предостерег вас от того, с чем вам предстоит столкнуться. Вы хотите развод? Вы не хотите, чтобы невестка воспитывала сына? Ваш сын думает то же самое, да?
— Разумеется.
— Он, однако… э… не пришел вместе с вами.
— Он лежит в постели, не может встать от увечий, нанесенных ему этой женщиной. Разве одного этого недостаточно, чтобы признать, что эта женщина недостойна быть матерью?
Адвокат потер нос.
— Ваш сын доходяга? А она амазонка? Он никак не спровоцировал ее действия? Есть свидетели, готовые поклясться, что она действовала не из опасений за свою жизнь? Кстати, она симпатичная? Прошу прощения, но я должен выяснить это. Подобный аргумент, на мой взгляд, произведет смехотворный эффект.
— Во время потасовки ребенок получил увечья, — мрачно произнес Рейнард.
— О-о, — сказал Мерчисон, — но для того, чтобы танцевать танго, требуются двое. — Он поиграл с письменным прибором. — Побои ребенка, побои жены или, как в данном случае, побои мужа — все это не имеет юридического веса. Закон, разумеется, не предпримет никаких шагов.
Он поднял глаза.
Рейнард не обращал на него внимания.
— Предположим, я представлю вам доказательства, — прорычал он.
— Чего?
— Правды, — свирепо ответил Рейнард. — Должна же быть какая-то справедливость. Эта женщина не может, разрушив лучшие годы жизни моего сына, просто уйти, забрав с собой ребенка. Я заявляю вам: у мальчика невроз.
Мерчисон, обративший внимание на его интонации, на неожиданно вспыхнувшее краской лицо, на блеск в глазах, почувствовал удивление. Он давно имел дело с Рейнардом и считал этого человека непреклонным, упрямым как бык, несшимся по жизни, не понимая и не разделяя человеческих чувств и даже не сознавая безжалостности своего поведения.
Но теперь адвокат, кажется, разглядел признаки чувства. Глаза Рейнарда горели; в голосе ощущались спазмы, сжимавшие горло; его душила какая-то безумная ярость.
— Я бы не стал упирать на эмоциональный срыв вашего сына, — мягко произнес адвокат.
— Вы хотите сказать, что все будет истолковано в пользу этой женщины? Что я не смогу выиграть?
«Так, значит, ты? — подумал Мерчисон. — Я так и предполагал. Но что такого сделала тебе бедная девочка?»
— Я сказал, что подобное случается не часто, — сказал он своему клиенту. — То есть в том случае, если есть разногласия. Ведь может так случиться, что она не пожелает оставить ребенка — знаете ли, боится беспокойства, ответственности или, например, связана с другим мужчиной и хочет быть свободной для нового брака, — и тогда она окажется в глазах судьи плохой матерью, ноющей о хлопотах и так далее, — что ж, тогда все может сложиться по-другому.