Герой моих грез и кошмаров
Все ясно, поссорились. Опять. У Лил, несмотря на воздушную внешность, был жесткий характер: на своем она стояла до конца. Оливер же был упрям как осел, что и приводило к частым конфликтам.
От меня же сын часто получал желаемое, всего лишь состроив жалобную мордашку. Каюсь, я плохой воспитатель. Быть строже не получалось, стоило вспомнить, что у мальчишки нет ни отца, ни дедушек с бабушками. Если я буду наказывать, то кто баловать?
Постаравшись придать голосу строгости, поинтересовалась:
– Оливер, Лил, что случилось?
Ткнув пальцем в сторону девушки, сын тотчас наябедничал:
– Она говорит, что я должен бросить свои камни. А я их уже три года собираю!
– Я сказала забрать самые редкие минералы, а булыжники, которые встречаются везде в королевстве, можно и оставить! – возмутилась Лил.
– У меня нет булыжников, каждый камень уникален!
– Ну да, расскажи, будто не я ходила с тобой, когда ты собирал свои булыжники на берегу реки.
– Это не булыжники! – упрямился сын, задирая вверх острый подбородок.
– Дети, сейчас не время для спора. Оливер, ты можешь забрать всю коллекцию, если будешь держать кофр на коленях.
Довольный ребенок издал победный клич и побежал в коттедж. Лил осуждающе покачала головой и поплелась следом.
– Предсказываю: в итоге коробка будет стоять у вас в ногах и мешать, – хихикнула Айона.
– Ничего страшного, пару дней потерпим, – пожала плечами я. – Переезд и для взрослых серьезная встряска, что говорить о детях? А у Оливера там в самом деле коллекция: яшма, опалы, горный хрусталь, кусочки янтаря, даже инклюзы с комарами и…
Бахнуло.
Стекла вынесло воздушной волной. С крыши полетели куски черепицы.
Пахнуло жаром и горечью дыма. Коттедж мгновенно охватило кроваво-алое пламя.
– Боги… – Какая-то часть меня умерла. – Оливер! Лил!..
Преодолев секундный ступор, я бросилась к входной двери. Нечто темное мелькнуло мимо, врываясь в дом.
– Стой! – Аламейский, заступив дорогу, оттолкнул меня назад. Прямо в руки Прекстона.
Сам инспектор кинулся в объятый магическим огнем дом.
– Отпусти! Там мой сын!
Прекстон молчаливо продолжал оттаскивать меня от горящего здания.
– Оливер!.. Лил!
Я вырывалась из его рук, упиралась каблуками, кричала. Ругалась, как портовый грузчик. Тщетно. Прекстон был неумолим, как стальной капкан на медведя.
– Отпусти!
Дом горел быстро. Трещал, словно сухое дерево, в которое угодила молния.
– Оливер! Лил!
Я орала, билась в истерике. Рядом причитала Айона.
Часть меня спокойно анализировала, обдумывая ситуацию. Огонь… У Оливера проснулась четвертая стихия. Магическое пламя не повредит своему создателю, Лил – тоже, если мальчик сообразит ее прикрыть.
И паника, и разумные мысли вмиг испарились, когда из огня и дыма вынырнул инспектор, неся на плече моего сына. Золотистый щит окружал их, словно вторая кожа.
Оливер без сознания, значит, пострадал от огня? И тогда это не стихия проснулась?.. Вдруг некто подложил в дом магическую бомбу?..
Внутри все заледенело от ужаса.
– Оливер… – Хрип, сорвавшийся с губ, показался далеким и чужим.
Прекстон разомкнул руки, и я рванула к ребенку.
– Без паники, – резко велел Аламейский, – он просто без сил. Пробуждение очередной стихии изматывает.
Я пропустила объяснения мимо ушей – мне нужно было убедиться самой. Мужчине пришлось опустить Оливера на траву, подальше от пылающего коттеджа.
– Госпожа Рутшер! Давайте укутаем ребенка! – Подбежавший к нам господин Корс принес теплое одеяло.
Я не стала отказываться и положила на него бесчувственного сына. Диагностируя состояние его здоровья, я помнила и о Лил, оставшейся в пожаре.
– В огонь бросился также и Хельц, мне не показалось? – Меня потряхивало несмотря на стандартное заклинание спокойствия, которое иногда накладывали на себя молодые целители, опасаясь утонуть в эмоциях.
– Он найдет вашу воспитанницу, не переживайте.
Я кивнула, кусая губы. Обещание спокойствия не внушало, но я надеялась на благополучный исход.
– Пробуждение четвертой стихии в таком возрасте – верный признак того, что Оливер потенциальный универсал, – тихо произнес Аламейский. – Ваш муж точно его отец?
Я вскинула взгляд на инспектора и от души возмутилась:
– Призываю богов в свидетели: я никогда не изменяла супругу!
Аламейский поморщился:
– Не кричите, верю. Такие, как вы, не изменяют.
Мне почудилось снисхождение в тоне, как будто верность – это слабость? Но возмущаться не стала – из коттеджа вышел Хельц с Лил на руках.
Блондин – впервые я увидела, что его плащ распахнут и под ним простая черная рубашка и такие же штаны – шел без спешки и скалился. Довольно, пожалуй, даже счастливо, демонстрируя острые белоснежные зубы.
От подобной улыбочки мороз продрал по спине. Нелюдь! И у него в руках моя Лил… Хм, и она тоже улыбается. Смущенно. И ручки доверчиво, глупышка, обвила вокруг шеи спасителя… Такая чистенькая, без следов копоти парочка. У них даже одежда не обгорела и настроение преотличное, как будто не с пожара вылезли, а с увеселительной прогулки вернулись.
Так, ничего не понимаю. Что происходит?
– Вы смотрите, как будущая теща на потенциального зятя, – насмешливо заметил Аламейский. – Не беспокойтесь, Хельца не привлекают худосочные трепетные девицы.
– Угу, я вижу.
Я с подозрением рассматривала оживившегося кучера, который продолжал держать на руках мою воспитанницу, а та не спешила с них слезать. У него даже румянец на бледных щеках появился. Или это отблески пожара?
Быстро окинув спящего сына внимательным взглядом и убедившись, что он точно в порядке, я решительно направилась к довольной парочке.
– Лил, ты цела?
Рядом с высоким Хельцем я выглядела мелкой букашкой, которую легко раздавить. Но допустить, чтобы он обидел мою Лил?..
Глядя нелюдю в глаза, я мысленно представила, как подливаю ему в чай слабительное.
Хельц прищурился – явно уловил мой боевой настрой и обещание угрозы – и поставил Лил на ноги. Хороший мальчик… пока ничего делать не буду.
– Я в порядке, Джемма. Как Оливер? – всполошилась Лил.
– Переутомился, – сухо ответила я.
Подхватив воспитанницу под руку, повела ее прочь, подальше от странного блондина, которому холодно жарким летом и тепло в горящем доме.
Спиной почувствовала чужой взгляд. Вспомнился рык Хельца, когда я попала ему обувью в лоб. Он пробудил подспудный страх, но я все равно обернулась и посмотрела нелюдю в глаза. За своих буду стоять до конца, худосочная трепетная дева ему не достанется!
Вопреки ожиданиям, кучер не показал досаду, наоборот, в его глазах промелькнуло нечто похожее на удовлетворение и уважение.
От игры в гляделки меня отвлек Аламейский.
– Случившееся, госпожа Рутшер, перечеркивает старые договоренности.
Я сжалась, ощущая, как внутри растет ледяной ком. Я сражалась за сына и проиграла?
– Ни за что не поверю, что вы, целительница, не предполагали пробуждения у сына четвертой стихии, – сварливо заявил Аламейский. – И что же мне с вами делать?
– Понять и простить? То есть отпустить? – быстро исправилась я, понимая, что не все потеряно, раз инспектор еще ничего не решил. – Обещаю: найду лучшего наставника для сына и за взорванный коттедж выплачу все до последней монетки, но немного позже.
– Привыкли отдавать долги, в том числе и чужие?
Это на что он намекает? Я опустила глаза. Надеясь, что инспектор не все успел раскопать, иначе мне будет очень стыдно.
Не дождавшись ответа, он спокойно поинтересовался:
– Если отпущу, далеко уйдете с нестабильным чародеем? Есть все предпосылки, что Оливер универсал.
То, что магия пробудилась так рано (да еще четыре стихии!), меньше чем за три года, было главным признаком. Предсказуемо, что инспектор сделал такой вывод.
И все же я решила возразить:
– В моем роду их не было, по линии отца Оливера, кажется, тоже.