Граф в поезде

Этот человек продавал женщин и детей, по крайней мере, так говорил Монкрифф. Именно тогда, когда она уже не думала, что он может быть более злым…
Веллер щелкнул пальцами персоналу и потребовал завтрак, лишая всякой потребности в ответе. Женщины Веллера с того момента не прикасались к еде, пока он не занялся своим завтраком, и даже тогда они жевали так, будто деликатесы имели привкус золы.
— Сегодня утром я узнал кое-что от… болтливого собеседника, — сказал Веллер, откусив кусочек. Он явно имел в виду любовницу, с которой провел ночь, намереваясь смутить или обидеть свою жену. Такие люди, как он, редко осознавали, что их отсутствие на самом деле было облегчением.
— Ты не говоришь, дорогой, — послушно ответила Адриенн, самым обезоруживающим образом моргнув бледными глазами на мужа. Она была когда-то скандально молодой невестой и, таким образом, еще до того, как ей исполнилось сорок лет, имела красивую дочь. Однако брак с таким человеком, как Веллер, и восемь последующих неудачных беременностей оставили у нее на лбу глубокие морщины и сковали ее нахмуренные брови. Тени проступали через кожу под ее глазами, которая обвисла от усталости, и даже ее прическа медового цвета, казалось, обвисла в его присутствии.
Вероника вспомнила свое, похожее на ее когда-то в прошлом, выражение лица в зеркале.
Господи, как ей хотелось забрать с собой Адриен, но, как и многие женщины, она настояла на том, чтобы остаться с мужем.
— Что ты услышал, папа? — слишком оживленно спросила Пенелопа, пока она помешивала чай.
Он выпятил грудь.
— На борту находятся не только герцогиня Ловуд и ее дочь, но и бывший граф. Я встретил его вчера вечером в служебном вагоне. Отличный парень, совсем не такой, как пишут в газетах.
Вероника замерла.
Бывший граф. Она уже слышала это прозвище раньше. Когда графиня Нортуолк упомянула об этом в отношении Себастьяна Монкриффа. Граф Кростуэйт, как она его называла. Как бы ни хотелось Веронике расследовать это дело в течение нескольких месяцев с тех пор, как она встретила этого человека, она никогда не позволяла себе этого сделать. Заглянуть в его прошлое значило бы признать, что Монкрифф оказал на нее сильное влияние, достаточное, по крайней мере, чтобы возбудить любопытство.
— Почему они называют его бывшим графом?— она не могла не спросить.
— О, ты не знаешь? —победоносный смешок вызвал у нее отвращение. Такие люди, как Веллер, с удовольствием обучали непосвященных. — Отец Кростуэйта умер, когда он учился в школе-интернате. Титул старый, присвоенный еще в те времена, когда на троне стоял Йорк, но старый Генри Монкрифф потерял последние остатки состояния и начал распределять землю, чтобы выплатить долги. После его смерти большая часть всего остального была взята в виде налогов. Итак, мальчик так и не вернулся в промозглые руины, которые даже Корона не хотела отнимать у него…
— …Вместо этого он стал пиратом,— голос Монкриффа был таким же гладким, холодным и смертоносным, как и его клинок прошлой ночью.
Вероника чуть не уронила чашку, но не смогла избежать падения блюдца, которое с грохотом упало. Осознание разливалось по ее спине, и каждый волосок на ее теле вибрировал с тревожной частотой. Электрические ощущения, проносящиеся сквозь нее, грозили воспламенить ее. Именно это всегда происходило с ней, при его приближении к ней.
Она не обернулась и предпочла полностью погрузиться в тарелку с завтраком. И все же, она точно знала, где он стоит за ней, как будто каждый нерв ее тела ощущал близость.
— Милорд,— Веллер встал, вытер рот и повернулся, чтобы поприветствовать бывшего графа, — вы простите мне мои праздные сплетни; я потчевал дам вашими подвигами. Вы скорее легенда!
— Прощение не нужно, — последовал любезный ответ, — хотя мои дела вряд ли можно назвать полноценным разговором за завтраком.
Вероника увидела его приближения по реакции Пенелопы Веллер. Ее радужки, темные, как у ее отца, уступили место расширенным зрачкам. Ее ноздри раздулись, а узкая челюсть отвисла, когда она выгнула шею назад, а затем еще дальше, чтобы оглядеть необъятную фигуру мужчины. Её рука легла на волосы, порхая, как бабочка, над медовыми локонами, а затем приглаживая пышное зеленое утреннее платье, созданное Вероникой.
 
Почему девушка в нем выглядела так мило? Такой молодой и раскрепощенной?
Вероника моргнула и вернула себе здравомыслие.
Почему, черт возьми, это имело значение?
— Не могли бы вы присоединиться к нам за завтраком? – предложил Веллер Монкриффу, оглянувшись на официанта и указав на стул, который он хотел взять из-за другого стола.
«Не принимайте предложение. Не говорите «да», — умоляла Вероника про себя. Пожалуйста, просто идите дальше».
— Я уже пообедал, — ответил он, позволяя ей выдохнуть с облегчением, о котором она даже не подозревала. — Но как же я мог отказаться хотя бы от одной чашки чая с такими милыми собеседниками?
Черт возьми, черт возьми! Она воспомнила о еще более грязных ругательствах, когда подол его серого утреннего пиджака коснулся ее взгляда, он подошел к столу.
Что, во имя Бога, он делал? Человека, склонного к убийству, не следует видеть обедающим со своей предполагаемой жертвой. Как он мог улыбаться Веллеру в лицо, ожидая, что в самый подходящий момент воткнет в него нож?
— Милорд, позвольте мне представить мою жену, миссис Адриэнн Веллер, и нашу дочь Пенелопу. Артур Веллер провел рукой по столу, пока женщины, о которых идет речь, пытались встать.
— Пожалуйста, не вставайте, — вежливо ответил Монкрифф, —я сяду.
Веллер сделал широкий жест Веронике, сидевшей с другой стороны от него.
 — А это вдовствующая графиня Саутборн, вундеркинд парижской моды, которую мы наняли для изготовления свадебного приданого Пенни.
Он любил выставлять ее напоказ перед важными людьми.
— Милорд, — пробормотала она в знак приветствия. Она больше не могла не смотреть на него, не обращая внимания на свое странное поведение, поэтому выпрямилась и подняла взгляд. Она тут же пожалела об этом. Прошлой ночью тени были большими, скрывая всю силу присутствия Себастьяна Монкриффа.
Она забыла, что он не принадлежит тьме. Что он был этим сияющим существом, почти ослепительного великолепия, обладавшим той развратной внешностью, которую можно было бы приписать языческому богу богатства и чувственности.
На корабле под открытым бесконечным горизонтом, он был исключительно крупным человеком.
Но в поезде, где свободное пространство было в дефиците, он занимал его слишком много. Подобно Голиафу, он был одновременно великаном и обычным мужчиной.
С гибкостью кота.
— Вдовствующая графиня, нанятая судоходным магнатом? — глаза цвета Коньяка лениво коснулись каждой частички ее тела, видимой над столом. Вероника почувствовала себя очень смущенной, когда он отвел взгляд. — Боже мой, как изменился мир за годы моего пребывания в море!
Челюсть Вероники отвисла. Как небрежно он относился к своим преступлениям. Носил свой скандал на коже и обнажал его миру, более того, выставлял его напоказ, как будто озорство и злость могли быть награждены трофеем.
Позади него появился стул, и он, сидя, подтянул брюки, освобождая место для своих мощных бедер. Отвернувшись от Вероники, он направил всю силу своего обаяния на Адриен и Пенелопу.
— Я так понимаю, что поздравления с предстоящей свадьбой уместны, мисс Веллер.
— С-спасибо, — выдохнула девушка, и ее щеки окрасились в мягкий розовый оттенок.
Достаточно было лишь легкой улыбки в сторону персонала, чтобы спровоцировать парад еды и напитков в элегантном танце, исполняемом только для людей его ранга и власти.
В конце концов он выбрал ирландский чай для завтрака и налил оскорбительное количество сливок и сахара в чашку, которая в его руках выглядела нелепо маленькой. — Скажите мне, мисс Веллер, кто счастливый жених?
— Граф Дюрки в Бухаресте, — ответил за нее отец, — он прямой потомок Екатерины Великой, как и многие из наших благородных домов.