Проклятие рода

Да и сейчас им было не до него. Немцы с интересом наблюдали, как к ним приближалась, чуть приволакивая ногу, одинокая женщина в темном одеянии. Возраст ее было не определить из-за низко наклоненной головы, закутанной в черный платок. Гилберт слышал, как коротышка спросил чернобородого:
- Куда ее несет, Хорст?
- Какая-то нищенка из провинции. Небось, первый раз в Стокгольме. Заблудилась и не знает, куда идет на свою беду. Судя по походке стара и уродлива, а жаль, можно было бы поразвлечься! – Плотоядно, но с явным сожалением, откликнулся бородач.
- Где? Прямо здесь?
- Зачем! Ты бы, Отто, на часах остался, а я заволок бы ее в караулку… Потом поменялись ролями…
- Halt! – Отто поднял свою алебарду и, перевернув в воздухе, тупым концом толкнул женщину в грудь. Удар был силен. От неожиданности и боли она пошатнулась, на мгновение потеряв равновесие, отчего взмахнула руками, как подбитая птица, но удержалась, застыв на месте и силясь поднять склоненную набок голову, чтобы посмотреть на солдат.
- Куда тебя несет, оборванка? – Презрительно сплюнул ей под ноги чернобородый Хорст. Ей удалось чуть повернуть к ним лицо, глаза женщины широко распахнулись, вспыхнули, казалось, она узнала кого-то из этих двоих, но тут же голова снова опустилась, и тихим голосом она произнесла:
- Я хотела бы видеть кого-нибудь из английских солдат… если это возможно, господа. – Ее дрожащая рука протягивала немцам монету.
- Ты хотела сказать из английских собак? – Зло выкрикнул Отто, продолжавший упираться древком в ее грудь. Чернобородый наклонил голову, стараясь снизу заглянуть женщине в лицо:
- Сдается мне, я где-то тебя уже видел… И ты совсем не старуха… - Произнес он в задумчивости.
- Да пошла она со своими погаными англичанами! – Взъярился другой, видимо имеющий особые счеты с парнями из отряда капитана Уорвика. Его белесое, усыпанное веснушками лицо раскраснелось. Толстые губы кривились от злости. Он снова с силой ударил женщину тупым концом алебарды, так, что на это раз она не удержалась на скользких от дождя булыжниках и упала прямо в черную лужу. Острая боль в груди заставила ее скрючиться. Она лежала неподвижно, стараясь превозмочь ее, не обращая внимания ни на холод зловонной воды, ни на пробегавших неподалеку крыс. Нужно было собраться с силами и подняться на ноги.
Гилберт слышал их разговор и ускорил шаг. Спускать с рук немцам их оскорбительные замечания было нельзя, тем более, что женщина искала кого-то из его товарищей, хотя, затевать свару у ворот замка тоже было не с руки, тем более, что в карауле наверняка сидели еще ландскнехты, но другого выхода он не видел.
- Хох! Пусть валяется в грязи, как ее дружки – английские свиньи! – Отто был рад, что хоть таким способом досадил ненавистным англичанам.
- А ты не боишься оказаться там же, коротышка, и вылакать языком всю лужу до дна? – Оглушительно рявкнул Гилберт, совершенно неожиданно появившийся из-за спин ландскнехтов. Немцы вздрогнули, моментально развернулись, разинув рты от изумления.
Рука Гилберта была уже на рукояти меча, лезвие выдернуто наполовину, показывая немцам, что освободится от ножен полностью раньше, чем это сделают они. Первым пришел в себя чернобородый Хорст. Он не сводил сузившихся глаз с противника, по лицу поползла недобрая усмешка, губы прошептали:
- Scheisse!
 Рука опустилась на рукоять меча, но оружие оставалось в ножнах. Низкорослый пузатый Отто пребывал в молчаливом оцепенении. Гилберт понимал, что сейчас преимущество на его стороне. Главный и серьезный противник это чернобородый, но он не спешит начинать бой. Алебарда коротышки упиралась в булыжную мостовую, но Гилберт знал, что как только древко пойдет на разворот, ему придется начинать: сначала нанести удар по чернобородому, целя ему в голову, и моментально, с разворотом туловища, обернуться ко второму – или отражать его алебарду, если он окажется слишком шустрым и успеет ее перехватить, или наискось рубить плечо. Напряжение возрастало с каждой секундой. Гилберт видел даже, как задергалась щека Хорста под черной густой бородой, а глаза немца превратились в крошечные пылающие угольки. Еще немного и взвизгнет сталь, освобожденная противниками от ножен, и первая кровь брызнет на мокрые булыжники мостовой, смешавшись с дождевыми потоками и грязью.
 
- Эй, Гилберт! Проблемы? – Вдруг послышалась английская речь. Старые друзья – Томас и Дженкинс вынырнули из полумрака арки замковых ворот. Вмиг оценив ситуацию, они ускорили шаг, а заодно, приближаясь, выхватили на ходу мечи. Хорст быстро оглянулся назад, англичане перекрывали собой дорогу к караульному помещению, следовательно помощи ждать оттуда не стоило, перевес был полностью на их стороне. Он снова посмотрел на Гилберта, многозначительно ухмыльнулся в бороду:
- Deyvel! - качнул головой, даже подмигнул, мол, свидимся еще, и, отпустив рукоять оружия, перенес руку на плечо не пришедшего до сих пор в себя Отто, потянул его, отступая вдвоем назад, одновременно освобождая дорогу англичанам и чуть склонил насмешливо-почтительно голову:
- Ernveste ritter und fraw von der adell…
Когда Томас и Дженкинс поравнялись с Гилбертом, немцы были уже на безопасном расстоянии, сделав некий полукруг и продолжая потихоньку смешаться к воротам замка, к двери, ведущей в караул.
- За подмогой, что ли пошли? – Томас внимательно провожал их взглядом.
- Вряд ли! – Мотнул головой Гилберт, также наблюдая за ландскнехтами. – Не осмелятся. Нас трое.
- Сзади еще идут наши. – Спокойным голосом произнес Томас, уже убравший меч обратно в ножны.
- Вот-вот, думаю, они это понимают. – Гилберт тоже вогнал клинок и повел плечами, сбрасывая напряжение.
- Я присмотрю пока за ними. – откликнулся Дженкинс.
- Что произошло? – Поинтересовался Томас. – Прицепились?
- Не ко мне. – Гильберт вспомнил о женщине и повернулся к ней. Несчастная медленно поднималась из грязной лужи. – Вот она спрашивала кого-нибудь из нас. – Он быстро подошел ближе и помог женщине встать на ноги. Вся ее одежда намокла, болела грудь от удара древком, горели ссадины на коленях и локте от падения, но она нашла в себе силы хрипло прошептать, не поднимая лица, укрытого сползшим платком и выбившимися из-под него волосами:
- Мне нужен кто-нибудь из английских солдат короля Густава.
- Мы – англичане. Спрашивай, кто тебе нужен. – сказал Гилберт с состраданием смотря на нее.
- Мне нужен кто-нибудь, кто несколько лет назад ездил в Мору с доминиканским монахом накануне восстания. – Чуть погромче произнесла она.
Гильберт встревожено переглянулся с Томасом. Последний быстро нагнулся и снизу внимательно всмотрелся в лицо женщины, после чего распрямился, покачал головой и, взяв Гилберта за локоть, негромко спросил:
- Ты знаешь кто это?
- Нет, конечно. Откуда, Томас? Она лишь упомянула Мору, что всколыхнуло не очень приятные воспоминания.
- Они станут хуже, когда ты узнаешь кто она! Зря ты за нее заступился… - Солдат понизил голос до шепота и отвел взгляд в сторону.
- Не тяни, дружище, выкладывай, ты, что знаешь ее?
Томас кивнул и посмотрел в глаза Гилберту:
- Это дочь той старухи, что мы вздернули на воротах. Помнишь мальчишку, что увязался с нами? Это его мать, которую мы тогда пощадили по просьбе отца Мартина! Это она со своей старухой сделала все, чтоб твою Уллу отправили на костер из-за денег ее бывшего мужа. – Томас повторил. - Зря ты вмешался… не мы тогда, так немцы б сейчас ее… - солдат не договорил фразы, опустил голову. – Пошли, пусть остается, где хочет! – Он потянул Гилберта за плащ.
Гилберт медлил. Память вдруг вспыхнула распятой белизной обнаженного женского тела, проступившего из смрадного черного тумана застенка, струящейся по нему ярко-алой кровью… Он бы убил в тот момент любого, кто был причастен к страданиям Любавы. В тот момент да! А сейчас…? Известие о казни семьи, виновной в случившемся, тогда было им воспринято с радостным мимоходным безразличием, отметившим лишь заслуженность возмездия для человеческой подлости, ибо вся сила переполнявших его чувств воплотилась в одно единственное устремление хоть как-то облегчить боль и страдания любимой.