Мемуары белого медведя

Когда я хотела выпить с кем-нибудь чаю и поболтать, я убирала детский фургон. Когда мне хотелось съесть сладкого, я ничего не ела, а стирала белье. Я была дисциплинирована. По-настоящему меня радовал лишь уход за зверями. Сперва я отвечала только за одну лошадь, затем дрессировщик хищников, которого все называли «Мастер», доверил мне своих львов.
Я научилась разбираться в разных видах фекалий. Лошадиные выглядели достойно. Я могла бы принести их в качестве пожертвования в какую-нибудь церковь, как колосья на праздник урожая. Падая на землю, лошадиные фекалии становились похожими на произведения искусства. Хотела бы я научиться падать так же ловко, как они. Львиные фекалии были чудовищно огромными кошачьими какашками. Стоило мне вдохнуть их запах, я тут же начинала задыхаться. Я старалась дышать ртом, и от этого мне становилось плохо.
Той еды, которая полагалась зверям по норме, им было мало. В одном из сараев мы тайком хранили мясо мышей, пойманных в мышеловки. Мне частенько приходилось добавлять в львиный корм пшеничную крупу. От такого питания лев становился неспокойным и злобным. Я вся холодела, когда Мастер шутливо говорил:
— Если лев съест тебя, сама будешь виновата. Потому что по доброй воле он этого не сделает.
Бывало и такое, что я ходила на мясокомбинат и выпрашивала подтухшее мясо. Нарезая сено, я ломала голову над вопросом: почему лошади бегают как ветер, хотя едят одну лишь сухую траву? Если для сытости достаточно сена, зачем другие животные прилагают столько усилий, чтобы питаться мясом? Однажды, когда за работой я в очередной раз размышляла над этим вопросом, за моей спиной раздался голос:
— О чем задумалась?
Голос принадлежал Яну.
— Для чего животным быть плотоядными? Мне кажется, быть вегетарианцем — совершенно нормально.
— Живя в дикой природе, зверям трудно отыскать достаточное количество съедобной травы. Приходится есть без перерыва, пока почва не оголится, и тогда им нужно перебираться на другое место, — ответил Ян.
— Выходит, плотоядные животные когда-то были вегетарианцами?
— Медведи, например, изначально кормились растительной пищей, но некоторым из них пришлось перестроить свой рацион. Вспомни белых медведей! На Северном полюсе трава не растет. Там не найти ни орехов, ни плодов. Белым медведям надо выживать в сильнейшие холода, самкам приходится даже в зимней спячке рожать детей и кормить их, причем не получая никакого пропитания. Им нужен запас жира в теле, для этого они должны есть жирное мясо. Я считаю, именно поэтому они перешли из вегетарианцев в плотоядные. Тюленей ловить очень непросто, да и вкус у них наверняка мерзкий. Но это не имеет значения. Каждое живое существо обязано решить для себя, что ему необходимо для выживания. Меня печалит сам факт того, что нам необходимо есть, чтобы не умереть сразу. Ненавижу гурманов. Они ведут себя так, будто еда — это сокровище, которое увеличивает эстетическую ценность их жизни. При этом они усиленно стараются не думать о том, как это убого — все время быть вынужденным что-то есть!
Иногда у меня возникало чувство, что мы в цирке живем вне общественной системы и даже в отрыве от цивилизации. Если я не успевала днем, мне приходилось по ночам рыть ямы на территории цирка, чтобы убрать излишки фекалий. Тайком сушить мертвых мышей, прежде чем они поступали в резерв корма для хищников. Я собирала целебные травы, чтобы лечить больных детей. Мы мало покупали и много импровизировали.
После войны время потекло так стремительно, что я не поспевала за ним. Бывая в городе по делам и случайно поднимая голову, я изумлялась новым фасадам эпохи, которая, очевидно, началась уже давно, а я ничего не замечала. Ходили слухи, что скоро начнут продавать телевизоры. Цирк, будто остров в океане, был изолирован от этих процессов.
— Когда-то ты имела большой успех с номером, в котором выступала с ослом. Его звали Росинантом, верно я помню? Ты с ним и в Испанию ездила.
Вскоре после свадьбы Маркус несколько раз заводил со мной разговоры на эту тему. Завидуя мне, он изо всех сил пытался выведать что-нибудь о моем прошлом.
 
— Да, я была в Испании, но свободного нам не дали ни дня, мы ведь не туристами туда приехали. Днем репетировали, вечером давали представления.
— Но вы наверняка ели в ресторанах паэлью.
— Нет. У нас с собой был запас хлеба, маринованных огурцов и венгерской салями.
Во время гастролей по Испании я кожей ощущала обжигающий успех. Однако я не подозревала о том, что мой неприметный номер с осликом получил восторженные отзывы в прессе. Директор знал это и таил от меня. Вероятно, боялся, что я заважничаю, вместо того чтобы и дальше усердно и благодарно пахать на него.
Однажды ночью я проснулась от невыносимой духоты. Она выгнала меня на свежий воздух, я прошла через моечную площадку и увидела, что на хлипком пластиковом стуле сидит одна из акробаток, выступавших на трапеции. Вероятно, девушка тоже не могла спать в такую жару. Заметив меня, она огляделась по сторонам и махнула рукой, подзывая к себе.
— В одной из испанских газет написали: «Ее пленительные женственные формы и невинное серьезное лицо в обрамлении белокурых волос очаровали публику». Соображаешь, о ком речь?
Разумеется, я догадалась, и мои щеки запылали огнем.
— Да-да, вот именно, о тебе. Твой номер воодушевил публику страны, которая отменно разбирается в ослах. Это чудесно! Я понимаю испанский язык, моя мать была кубинкой. Ты уже слышала о латиноамериканской страсти?
Я озадаченно смотрела на нее, не понимая, к чему она клонит.
— Хочешь, научу танцевать танго? Поставишь новый номер с элементами танго, полетишь в Аргентину и будешь срывать там бурные аплодисменты.
Она положила руки на мои бедра, стала напевать мелодию танго и показывать первые шаги. Мне казалось, у меня не две ноги, а неведомо сколько. Я спотыкалась и падала на землю, путаясь в них. Я представила себя лежащей на песке, точно кролик с ободранной шкуркой. Спасительница ласково погладила меня по голове, помассировала мои бедра и живот. Жизнь вернулась в меня, но я не могла двигаться. Чей-то голос во мне произнес:
— На улице ничуть не прохладнее, чем в фургоне, но там хотя бы прилечь можно. Пойду к себе.
С этими словами я хотела убежать от своей спасительницы, однако та отвечала:
— Язык остается горячим даже на Северном полюсе.
В ту ночь я узнала, насколько толстым может быть человеческий язык.
Научившись тогда от этой акробатки, как остановить время поцелуями, я больше не вкушала подобных наслаждений в объятиях представительниц своего пола. Та латиноамериканская ночь закончилась, повторилась она только много лет спустя.
Директор цирка безуспешно искал идею для нового номера, который мог бы удовлетворить ожидания публики. Меня хотели видеть на сцене и в следующем сезоне. Решив, что пора наконец проявить инициативу, я предложила директору поставить для меня номер с хищниками.
Стоит тебе заподозрить хотя бы самый ничтожный намек на опасность, нужно сразу принимать меры. Это самое важное в работе с хищниками. Следует знать, что одной лишь смелостью результатов не добьешься. Даже если я была в превосходной форме, мне все равно приходилось то и дело прерывать репетицию, если, к примеру, леопард был в дурном расположении духа. От меня требовалось сохранять спокойствие, наполнять пустоту другими заботами и с нетерпением считать дни до премьеры. Это можно сравнить со скалолазанием во время снегопада. Тот, у кого вдруг разыграется честолюбие, сильно рискует. В таких условиях страх защищает нас от гибели. Я никогда не приближалась к хищникам, если ощущала в себе малейшие признаки страха, но спустя несколько дней простоя давление начальства начинало зашкаливать. Директор недовольно шипел на меня:
— Ты почему не работаешь? Вчера не работала, сегодня опять ничего не хочешь делать.
Мастеру, который прекрасно понимал меня, приходилось делать знак рукой директору, чтобы тот оставил нас в покое.