Ведущая на свет (СИ)

— Любишь сладкое? — я смущенно гляжу на демона из-под ресниц.
— Еще как, — и он снова накрывает мой рот своим, делая поцелуй еще глубже.
Агата, что ты делаешь?
Целуюсь! А на что еще это похоже?
Похоже, что я сейчас стеку на плитку пола, на которой сижу в объятиях Генри. Лужицей сладкого зефирного сиропа.
Агата, а как же Джо?
От этой мысли мне даже немного неловко. Джо ко мне так трепетно относится, вечно помогает, а я…
Но что тут сделать, если с ним не так?
Нет раскаленных мурашек даже от самых лёгких касаний, не сушит такой безумной жаждой, что я снова и снова тянусь к Генри, нашаривая его живительные губы.
Он? Он мне нравится? Боже, да, кажется, это так не называется. Просто “нравится” не описать сейчас то безумство, что происходит с моим рассудком. Это какая-то бескрайняя, как море, шумящая в ушах при закипании эйфория.
Пальцы у меня куда наглее, чем я, пальцы сначала не смело, а потом будто совершенно бездумно ныряют в рыжую гриву волос демона. М-м-м, это так же вкусно, как есть шоколадную пасту руками.
Ар-р-р!
Вот такие безумные звуки мне хочется издавать, да, и совершенно не хочется останавливаться и продолжать пить этот вкрадчивый огонь мелкими глотками.
И все-таки в какой-то момент нам приходится остановиться. Потому что дальше нельзя, дальше красная линия для всех амурных маневров. Даже для двадцать первого века это было бы слишком быстро, пожалуй. Если говорить не о случайных связях, где от первого поцелуя до постели — три глотка водки с колой.
Нет. Все хорошо. И никакой спешки. Пусть ладони Генри под курткой и ещё крепче держат меня за талию, пусть мы ещё дышим, как будто только что пробежали кросс, и тем не менее — все хорошо… Настолько хорошо, что почти безумно.
— Знаешь, я даже почти готов сказать спасибо тому придурку, что от тебя сбежал с ключами, — шепчет Генри мне на ухо, — только сначала я ему голову оторву, а потом скажу спасибо. Зато большое!
— Так уж и большое, — фыркаю я, пытаясь не плавиться от этого проникновенного шёпота.
— Напрашиваешься на комплимент? — Генри придвигает меня к себе еще ближе. — Так вот, даже не большое, а огромное. Я не рассчитывал сегодня на вечер с тобой, моя птичка.
Моя. Как быстро он меня приватизировал, однако.
— Мы знакомы несколько дней, — тихо шепчу я, не зная куда девать руки.
— И уже пару раз поцеловались, какое бесстыдство, согласен, срочно бежим каяться, — Генри фырчит, обдавая мне щеку теплым дыханием.
Пару раз. Скромность украшает, а? Или считать секунды на распятии интереснее, чем поцелуи со мной? Или наоборот, со мной не хочется отвлекаться на какой-то там счёт?
Агата Виндроуз — тысяча мыслей в голове, ни одной дельной.
— Ты недавно хотел закадрить другую девушку, — занудно напоминаю я про Лану. Без понятия, зачем я это делаю. Не то чтобы я тут помирала от ревности, но все равно. Нельзя же сказать, что мне плевать.
— Честное слово, больше не буду, — и даже не поймёшь, чего больше в его голосе — смеха или повинности. — Я даже не представлял, что смогу снова заполучить тебя. Хоть даже на час. А напряжение иногда бы сбрасывать неплохо…
Если думать о том, что у нас с ним может быть дальше — то все сразу становится печально. Ничего нет у нас в перспективах, кроме суетной беготни.
— Генри…
— Тшш, — Генри крепче стискивает меня в руках, — не порти мне момент.
— Не портить тебе момент? — возмущённо вскидываюсь я.
— Нам, — коротко поправляется Генри, целуя меня в уголок губ, — нам, моя птичка, нам.
Подставлять его поцелуям лицо оказывается безумно приятно, они — будто капли дождя, освежающего что-то раскалённое.
И каждое прикосновение губ — лишний сладкий толчок сердца в груди. Будто там, в тесной клетке моих ребер и вправду бьётся какая-нибудь канарейка.
— И всё-таки какая сила эмоций, — с восхищением тянет Генри, и я совершенно не знаю, что мне делать с этим комплиментом. Смутиться? Вот это как раз я уже сама по себе.
— Ну-ну, птичка, не начинай, — ворчливо бросает демон, касаясь губами моего виска. — Что такого в том, что мне нравится тебе нравиться?
 
— Ничего. Я рада, — выдавливаю я и хочу убиться фейспалмом.
Я рада. Я серьезно это сказала? Ничего эпичнее я, конечно, придумать не могла.
Впрочем, объятия Генри от этого не слабеют.
Мне надо возвращаться в Лимб, нужно искать способ дать о себе знать, а я… А я бездельничаю.
Опустила себе затылок на плечо Генри и смотрю, как потихоньку светлеет полоска неба на востоке.
Ммм, рассвет, обнимашки…
В желудке компрометирующе громко урчит…
Столько времени в смертном мире на паре печенек и шоколадке, даже странно, что я ещё на ногах держусь. Поспать бы…
Генри тянется к сумке, притягивает ее ближе, копается в ней одной рукой. Второй — по-прежнему прижимает меня к себе.
— Эй, меня не украдут, если ты меня отпустишь, — хихикаю я.
— Это ты так думаешь, — бурчит Генри, — а я бы сам тебя у всего Лимба украл, да только ты не согласна.
Холодные сэндвичи из амброзии получаются не хуже шоколадок. И даже бутылка с остывшим чаем в сумке находится. Ну, не кофе, конечно, но хоть не всухомятку сэндвичи употреблять.
— Как твои расследования, птичка? — спрашивает Генри, не торопясь с сэндвичем. Он вообще ест так, будто пытается распробовать каждую крошку.
— Пока никак, — с досадой морщусь я, вспоминая свое фиаско в архиве, — но я достану информацию, слышишь.
Правда для этого нужна подпись кого-то из Триумвирата Орудий…
— Понятно, — пальцы Генри пробегают по моим волосам, приглаживая их, — помнишь, что мне обещала, если твои поиски не увенчаются успехом? Уйти из Лимба в Лондон, под мою защиту.
— Да, я помню, — я чуть краснею, вспоминая про ”будешь моей личной грязной грешницей”, которое сейчас несколько ближе к реализации, чем тогда.
— Отлично, тогда я с нетерпением… — Генри замолкает на полуслове, обеспокоенно напрягаясь. Жадно втягивает воздух носом.
— Что-то случилось? — осторожно уточняю я.
— Гости, — Генри поднимается на ноги, и глаза его вспыхивают янтарём ярче, — а ты думала, что я шучу, что тебя украдут?
— Я не…
— Тшш, — Генри опускает мне ладони на плечи, и на секунду я слепну — до того абсолютная чернота меня окутывает.
— Что это?
— Аура скверны, — Генри кривится, — отобьёт твой запах, хоть и поздно. Жди меня тут, птаха, одной тебе по Лондону по-прежнему опасно гулять.
— А ты?
— А я разберусь, с каких пор в этом городе не отличают мою добычу от общедоступной, — рычит Генри, уже перешедший в боевую форму и оттеснивший меня к самым перилам балкончика.
И меня даже не особенно царапает эта его "добыча". Хотя, наверное, стоило бы…
Он прыгает вверх, на балкон выше, а потом — на зубец башни ещё выше. В какой-то момент за его спиной плеснулись крылья — в два раза большие, чем в человеческой форме. И после следующего прыжка он уже не приземляется.
Генри исчезает где-то там, на крыше, а я так и остаюсь на этом балкончике, уставящаяся на тот клочок пространства, в котором Генри был минутой раньше. Без него становится пусто. И страшновато, потому что с крыши уже доносятся звуки драки.
Шмяк!
Прямо на пятачок пространства передо мной откуда-то снизу выпрыгивает демон. Покрытый тёмно-серой чешуей. Смотрит на меня светло-желтыми глазами, жадно втягивает воздух ноздрями.
Я даже немного в ступоре. Нет, боевые рефлексы надо ещё развивать…
— Ты пойдешь со мной, — наконец выдыхает бес агрессивно, ударяя шипастым хвостом о кафель.
Ну, здравствуйте, с чего бы это?..
В этот раз моего страха и решимости хватает на два слова. Что важно — самые нужные два слова, что только можно сейчас придумать.
"Pater noster".[2]
Два слова — и бес с яростным шипением отшатывается — вспышка святого огня, сорвавшая с моих ладоней, приходится ему прямо в морду.