Избранное: Христианская философия

Так обстояли дела в середине 1641 г. Как раз тогда завершалось печатание «Размышлений о первой философии», но Декарт, как кажется, еще не считал себя скомпрометированным. Уточним некоторые даты. В 1630 г., когда Декарт открыл Мерсенну свои размышления о божественной свободе, то узнал от него о появлении книги, которую только что издал Жибьёф. К октябрю 1631 г. он прочитал эту книгу во всей ее новизне. Мы знаем, какое удовольствие испытал Декарт при ее чтении; идеи Жибьёфа его удовлетворяют, и он готов «подписаться под каждым его воззрением». В 1631 г. полемика, которую позднее вызвала книга Жибьёфа, еще не разразилась; в то время иезуиты интриговали в Риме, чтобы добиться ее осуждения, но пока не поднялось никакого шума на публике. В это время Декарт перестал переписываться с Мерсенном по вопросу о свободе и вообще, по-видимому, настолько ограничил свою переписку, что в период с конца 1631 г. до января 1637 г. мы имеем всего четырнадцать его писем к Мерсенну, полностью посвященных научным вопросам или осуждению Галилея, которым в 1634 г. Декарт был очень озабочен [681].
1637 г. отмечен возобновлением весьма активной переписки, но до 1640 г. — время окончательной редакции «Размышлений» — вопрос о свободе в ней не затрагивается. Ничто не позволяет считать, что Декарт продолжал заниматься этой проблемой. После 1630 г., когда он писал Мерсенну о божественной свободе, вопрос больше не поднимался, и он никогда больше не сообщал своему корреспонденту свои мысли о человеческой свободе. Так, в «Рассуждении о методе» он лишь слегка касается этого вопроса, но не занимает никакой определенной позиции. Одним словом, он ни с кем не говорил о проблеме человеческой свободы, и мы не видим, чтобы кто-нибудь говорил с ним на эту тему.
Следовательно, в 1640 г. — во время редактирования «Размышлений» — Декарт еще придерживается позиции, представленной в книге Жибьёфа, книге, которую он весьма высоко оценивает и, по-видимому, не знает о ее судьбе. Вот неудобство, проистекающее из той относительной изоляции, в которой он жил. Если бы он поселился во Франции, то уж наверняка не остался бы в неведении относительно истории «De libertate» и поднявшихся вокруг этой работы ожесточенных споров. Он знал бы о книгах Анна, Рейно и об обвинениях в ереси, выдвигаемых против нового критика свободы как безразличия. Он знал бы, наконец, что концепция «De libertate», убежденным сторонником которой он себя объявил, после 1631 г. с каждым днем становилась все более и более скомпрометированной и компрометирующей. Но Декарт живет в добровольной изоляции. Он занимается окончательной редакцией «Размышлений о первой философии», ставит проблему человеческой свободы и решает ее, не сообщая никому каких-либо деталей и все еще находясь под влиянием книги, которая у него под рукой и которая чрезвычайно ему нравится; он использует то, что ему показалось интересным в работе Жибьёфа, не подозревая о связанных с этим проблемах. К несчастью, 1640 г. был также годом выхода в свет «Августина».
Декарт окончательно дорабатывал «Размышления» с ноября 1639 г. по март 1640 г. [682] и сразу после получения возражений Катера [5*] отправил свою рукопись вместе с возражениями и ответами Мерсенну. Письмо об отправке датировано 11 ноября 1640 г. «Августин» же появился в сентябре того же года, и, естественно, Мерсенн, если и не знал об этом раньше, вскоре был уведомлен. Как и все теологи той эпохи, он интересовался спорами о благодати и, не заявляя о своей позиции публично, не упускал случая обсудить этот вопрос приватным образом. В конце 1640 г. он как раз обсуждал этот вопрос со своим корреспондентом Риве (Rivet).
Мерсенн был молинистом. Риве был томистом и августинианцем, готовым, как кажется, стать янсенистом [683]. Мерсенн придерживался убеждения, «что Бог не хочет никого осудить, но что каждый был бы спасен, если бы пожелал содействовать своему спасению» [684]. Это утверждение возмутило Риве, который хотел после этого принудить Мерсенна устроить рай на манер Оригена и «определить туда всех чертей» или признать, что если Бог хотел спасти всех людей, то ему это не удалось. Что же касается условия «если бы они пожелали содействовать своему спасению», то оно казалось ему совершенно неудачным, ибо: «Откуда происходят эти действие и содействие? Почему Бог не действует и не содействует всем? Или он этого не может? Не может, даже если хочет, подчинить волю всех погибающих и совлечь их с дурного пути? Почему он так не делает? Именно в этом мы должны восхищаться его провидением, однако смотреть на его повеления, не забираясь на небо в Его рабочий кабинет» [685]. Риве, таким образом, пытался обратить Мерсенна. По счастью, с небес ему пришла поддержка, и божественное провидение послало ему в тот час союзника. Этим союзником было не что иное, как книга «Августин», «великая книга» Янсения, о появлении которой он сообщал своему другу 10 ноября того же года, т. е. накануне того дня, когда Декарт послал Мерсенну рукопись «Размышлений» [686].
 
Мерсенн, должно быть, прочитал оба текста почти одновременно и не преминул отметить, до какой степени критика свободы как безразличия, содержавшаяся в «Четвертом размышлении», была в некоторых отношениях близка той, которая содержалась в «Августине». Очевидно, что Декарт себя скомпрометировал, и потому, как только начались серьезные нападки на «Августина», Мерсенн забеспокоился. Тут, кстати, представился случай поговорить об этом с Декартом. Среди теологов, которым передали «Размышления», чтобы получить их возражения, нашелся один, указавший на некоторые трудности, связанные с концепцией человеческой свободы, предложенной Декартом. Мерсенн предупредил Декарта о затруднениях, которые он встретит с этой стороны, но Декарт простодушно ответил, что он хорошо защищен Жибьёфом, ибо не написал ничего такого, что не согласовывалось бы с учением «De libertate» [687]. Было очевидно, что Декарт не отдает себе отчета в изменениях, которые произошли после 1631 г. в положении борющихся партий. Мерсенн настаивал и пытался заставить его понять, что он подвергает себя риску оказаться объектом энергичных нападок, может быть, даже навлекает на себя проблемы, включаясь таким образом в диспут, исход которого непредсказуем. К этому доброму совету он добавил ценную рекомендацию. Если Декарт так уж дорожит своей критикой свободы как безразличия, пусть он хотя бы выяснит современное состояние полемики. Мерсенн спросил его, читал ли он недавно вышедшего «Августина» и диссертацию иезуитов из Лувена, в которой, напротив, защищается свобода как безразличие против Янсения. Декарт ответил, что не видел ни одну из этих двух книг и не думает, что ему нужно с ними знакомиться, но что ему, впрочем, хотелось бы знать, где был напечатан «Августин», чтобы достать его в случае необходимости. Во всем остальном, Декарт пребывал в состоянии полного доверия к учению «De libertate» и прятался за эту книгу как за каменную стену [688]. Как бы он удивился, если бы узнал, что сам Жибьёф в то время не чувствовал себя в безопасности!
Прочитал ли Декарт диссертацию из Лувена и саму книгу Янсения? У нас нет никаких оснований утверждать это с уверенностью. Можно сказать только, что есть большая вероятность того, что Декарт это сделал. Неопределенность его ответа Мерсенну, желание выяснить издателя книги Янсения, тогда как зачастую он просто и однозначно отказывался читать книги, которые ему рекомендовали, его постоянная забота не осложнять отношения с церковью и обеспечить успех своего учения у теологов — все заставляет нас думать, что Декарт познакомился, конечно, не со всей книгой Янсения, но по крайней мере с теми частями, в которых рассматривалась свобода. Но, в любом случае, даже если он и не читал никогда «Августина», он был теперь предупрежден. Он знал, что работа Янсения содержала учение о свободе, аналогичное его собственному из «Четвертого размышления», и этого оказалось достаточно, чтобы Декарт был начеку, ибо начиная с 1642 г. вокруг янсенизма развернулась столь бурная полемика, и события повернулись таким образом, что в мире философов и теологов того времени никто не мог уже этого не знать.