Колыбельная для вампиров - 3 (СИ)

— Подумаешь, не охотится! У неё на работе хватает расчленёнки, — сказала Мари, и ободряюще подмигнула Соне.
— Как показывает практика, это не одно и то же, — парировал Палевский и девушка, опасаясь ухудшить ситуацию, больше не посмела заступаться за подругу.
____________________________
[1]Die Übermensch (нем. яз.) — сверхлюди
  
Глава 4
 
Выдержав воспитательную паузу, которая заставила троицу основательно понервничать, Палевский затушил сигарету и, швырнув окурок в ближайшую урну, обратил свой взор к виновнице неудачной охоты.
— Жалость к людям… любопытно, — проговорил он всё тем же мягким тоном, но Соня вздрогнула от его голоса, как от холодного душа. — Скажите, мадемуазель Беккер, разве они жалеют своих коров, свиней, кур? Конечно, животные не столь разумны, как люди, но, согласитесь, это ещё не повод их убивать. И заметьте, подавляющее большинство людей не задаются вопросами гуманизма и с аппетитом поедают бифштексы. Может, для начала вы попробуете отучить их от этой дурной привычки?.. Нет, не берётесь? Жаль. Это помогло бы мне понять, что я не прав в воспитании своего народа. Что ж, мадемуазель Беккер, тогда давайте проследим дальнейшую пищевую цепочку. Коровы, свиньи, куры. Может быть, вы их перевоспитаете, и они откажутся от поедания травы и овощей? Ведь последним, как показали опыты, это тоже не нравится, хотя они не слишком активны в выражении своего неудовольствия. Неужели и это вам не по силам?
Желая видеть её лицо, Палевский приподнял опущенную голову девушки.
— Вот видите, мадемуазель, как просто дойти до абсурда в своей жалости?
Решившие, что это конец разноса, Мари и Иван облегчённо переглянулись, но тут юная диссидентка отвела руку короля вампиров и на её личике проступило упрямое выражение.
— Михаил Янович, и всё же вы должны признать, что использовать людей в опытах, тем более убивать, это неправильно! — заявила она дрожащим голоском.
— Да? — удивился Палевский. — Почему?
— Потому что они такие же, как мы!
— Прости, милая, но я так не считаю. Люди — это люди, а вампиры — это вампиры.
— Но они наши предтечи!
— Что с того? Мадемуазель Беккер, мы же недавно выяснили, что всё живое на планете — это наши братья или сёстры.
— Вы утрируете, Михаил Янович! — сказала осмелевшая Соня и перешла в наступление. — Просто вы не хотите менять существующий порядок.
— Верно, не хочу. И вам, мадемуазель, не советую, — сказал Палевский и на его лицо легла печать отчуждения. — Конечно, мы разумный вид и можем переступить через инстинкты. Вопрос в том, как долго это продлится. Как показывает опыт, нельзя безнаказанно коверкать природу, к тому же мы, в отличие от всеядного человечества, почти чистокровные хищники. Если уж на то пошло, то люди должны быть нам благодарны. Как любые хищники, мы, убивая больных и калечных, оздоравливаем их стадо. В конце концов, мы не настолько безжалостны, как вам кажется. Выборка всегда идёт в разумных пределах. В ДТП и прочих стихийных бедствиях человечество теряет несоизмеримо больше.
— Но…
— Никаких «но»! — рыкнул Палевский, начавший терять терпение. — Мадмуазель Беккер, не поясните мне, почему я должен руководствоваться нормами человеческого общежития, если ни я ни мой народ не являемся его представителями?
— А я думаю, что являемся, — возразила Соня.
— В этом и кроется корень вашего заблуждения. Несмотря на внешнюю схожесть, мы людьми уже не являемся. У нас иная физиология, иные повадки, иные цели в жизни. И как следствие, у нас иная мораль и нравственность. Ведь они, как вас уже проинформировал месье Ладожский, являются производными социума, — сказал Палевский, борясь с подступающим раздражением. — Итак, мадмуазель Беккер, зачем нам чужие моральные ценности, которые не пойдут на пользу нашему вампирскому сообществу?
— Я н-не знаю! — прошептала обескураженная девушка, видя, что глаза её могущественного оппонента зажглись недобрым блеском.
Несмотря на это, она не сдавалась и по-прежнему ощущала себя правой.
 
Палевский, для которого её мысли не были секретом, лишь покачал головой. «Как там говорится у Максима Горького? Безумству храбрых поём мы славу? Хотя возможно дело в том, что я теряю хватку, если не сумел переубедить зелёную девчушку. Впрочем, по сути она права и охота всё же варварство, но такова политическая ситуация», — подумал он с досадой.
— Хорошо, мадемуазель. Поскольку вы упорствуете в своём заблуждении, тогда придётся перейти к иным, менее приятным методам убеждения.
— Papa! — встревоженная Мари посмотрела на отца, проверяя, насколько он серьёзен. — Честное слово, Беккер это не со зла. Просто она очень упёртая.
— Вот-вот! Упёртая как ослица! — поддержал Иван приятельницу. — Михаил Янович, пожалуйста, не наказывайте эту дурёху. Обещаю вам, она всё поймёт и перестанет дурить.
— Ну знаете ли, — раздосадованный Палевский вновь потянулся за сигаретами. — Глядя на вас можно подумать, что я какой-нибудь кровожадный диктатор.
— А это не так? — поинтересовалась Мари, и с невинным выражением похлопала ресницами, мол, а что такого я сказала?
— Ну, если обо мне сложилось такое предвзятое мнение… — задумчиво протянул Палевский, делая вид, что не замечает молящих глаз юноши. — Тогда я должен как следует наказать мадемуазель Беккер.
— Вот это совсем не обязательно! — поспешно воскликнула Мари и, встав рядом, обняла подругу за плечи. — Papa, хватит уже её запугивать.
— Почему бы нет? — усмехнулся Палевский. — Как всякий порядочный злодей, я должен выказать максимум беспощадности, — заявил он, любуясь караваном плывущих колечек сигаретного дыма.
— Papa! — взмолилась Мари, видя, что он не торопится оглашать приговор.
— Ладно, если вам так уж не терпится. Мадемуазель Беккер, когда приступите к работе, передайте старшему, что у вас месяц штрафных работ в изоляторе.
«Слава богу!» — выдохнули Иван с Мари. «Чёрт!» — скривилась Соня, явно не обрадованная предстоящим наказанием.
— Судя по вашей реакции, мадемуазель, вы уже наслышаны о нашем изоляторе, но погодите расстраиваться — это ещё не всё.
На мгновение Палевский исчез из поля зрения молодых вампиров. Вскоре он вернулся, держа на отлёте нечто похожее на сломанную помоечную куклу. Это был мальчик, жертва недавних издевательств на аллее и Соня едва успела поймать брошенное ей тощее тельце.
— Михаил Янович, мальчик слишком мал для феникса. Мы берём их в вампирские семьи, только непосредственно перед инициацией, — слабым голосом пролепетала девушка.
— Неужели? — Палевский достал носовой платок и с брезгливым выражением на лице тщательно вытер руки. — Мадемуазель, есть ещё что-то, чего я не знаю о фениксах?
— Простите, я не это хотела сказать! Родители не хотели больше брать фениксов…
— Причём здесь ваши родители? Сей подарок лично для вас, мадемуазель.
— Что?.. Господи, куда же я его дену?
— Не имею понятия. Хотя я вижу, как минимум, три варианта. Первый и самый разумный, это свернуть мальчишке голову и оставить труп группе зачистки. Второй, отправить его в детдом, где жизнь с матерью-проституткой покажется ему раем. И третий, самый нежелательный, это усыновить его в собственной семье.
— Но я не замужем!
— У вас в запасе два первых варианта.
— Но это же бесчеловечно!
Палевский испытующе глянул на девушку.
— Вижу, мадмуазель Беккер, вы не ищете лёгких путей. Что ж, тогда вам придётся поднапрячься и в ближайшее время решить ряд проблем. Найдите себе спутника жизни и уговорите его взять маленького феникса в вашу семью. Для поиска партнера, ввиду срочности дела, я разрешаю вам воспользоваться генетическим банком. Подавайте заявку немедля. На поиски партнёра и усыновление вам даётся неделя. Если не уложитесь к следующей субботе, пеняйте на себя, — произнёс он непререкаемым тоном, и у девушки задрожали губы от обиды и еле сдерживаемых слёз.