Колыбельная для вампиров - 3 (СИ)

— Но почему? — в отчаянии вскричала девушка. — Ведь они мечтают о братьях по разуму. Посмотри, сколько фильмов и литературы на эту тему. Думаю, они уже готовы.
— Ха, готовы они! Мечтать это одно, а заполучить воочию братьев по разуму, совсем другое. Человечество поверит в наши миролюбивые устремления лишь тогда, когда мы будем лежать рядком, причём каждый с пулей в затылке.
— Ты специально нагнетаешь обстановку, чтобы только не признавать, что я права.
— Мы можем спорить до бесконечности, кто из нас прав. Поэтому просто прими к сведению, что лично я совсем не жажду оказаться в рядах твоего распрекрасного человечества, и жить в резервации на правах генетического уродца.
Иван хотел поставить точку в неприятном для него разговоре, но в полемическом задоре не сумел удержаться от соблазна переубедить любимую девушку. К тому же он опасался, что провозглашённая ею доктрина, может ей же выйти боком.
— Малыш, ты совершаешь ошибку, идеализируя людей, или выдаёшь желаемое за действительное, — сказал он, стараясь не впадать в лекторский тон. — Беккер, ведь ты же учила их историю. Разве человечество гордится и помнит даты достижений ума? Нет, в основном их дети учат даты кровавых вакханалий, а не великих открытий.
— Победы в битвах тоже требуют некоторого ума, — заметила Мари и замахала руками. — Молчу-молчу! Ты прав, человечество — это кровавый Молох, пожирающий собственных детей.
— Вот именно, — кивнул Иван. — Сонь, как врач, ты не можешь не знать, что человеческий социум имеет иерархическое построение. Конечно, по мере развития социум меняется и это тянет за собой изменение иерархии, но это не отменяет главного. Даже если на Земле останутся только два человека, то один из них будет главенствовать, а другой ему подчиняться. Отсюда вывод: твоё разлюбезное человечество всего лишь болтает о равноправии и толерантности. На деле его нет, никогда не было и, смею тебя уверить, никогда не будет. Да, их политики, борясь за влияние на Олимпе власти, покупают себе избирателей тем, что идут на некоторые уступки тем, кто слаб и не может добиться признания своих прав самостоятельно, будь то женщины, чёрные или секс-меньшинства.
— Это неправда. Все они долго и упорно боролись за свои права.
— И что толку? Скажи, что будет, если условия на Земле резко изменятся, причём в худшую сторону? Например, возникнет длительная нехватка продовольствия и остро встанет вопрос лишних ртов. Ты уверена, что в таких условиях женщины и различные меньшинства сумеют отстоять своё равноправие или хотя бы не превратятся в объект для унижений и травли? Ну, что вы молчите?
— Господи! — вздохнула Мари. — Что здесь говорить? Достаточно глянуть, что творилось в Новом Орлеане после урагана «Катрина».
— Да, это показательный пример, но не совсем по теме. Такая катастрофа всё же временное явление, а я говорю о том, что будет, если человечеству, чтобы выжить, придётся вернуться к старой иерархии. Устоят тогда достижения их демократии? Беккер, что ты думаешь?
— Я думаю, что ты нарочно выставляешь меня дурой! — сверкнула глазами девушка.
— Ты ошибаешься, — последовал терпеливый ответ. — Сонь, просто я хочу, чтобы ты поняла, что люди не потерпят рядом с собой конкурирующий вид. Если смогут, они нас уничтожат. Конечно, не всех, самую малую часть оставят для изучения. Вот только держать нас будут не в резервациях, а в клетках под током. И тогда уже не ты будешь переживать по поводу негуманных экспериментов, а политики и прочие честолюбивые болтуны из человечества будут делать себе имя на горячей тематике. При этом они не ударят палец о палец, чтобы избыть существующую несправедливость. Ведь лживый гуманизм в среде человечества — это самое распространённое явление. Да, мы далеко не ангелы и у нас тоже полно скелетов в шкафу. Что поделать, наш мир не совершенен, но мы не лицемерим. Если это возможно, мы преодолеваем свои недостатки, если нет, то принимаем их как должное. И случись что, я буду до последнего защищать своё пусть несовершенное, но родное и понятное мне вампирское государство. В общем, что бы ты ни говорила, но у нас свои понятия, что такое хорошо и что такое плохо.
 
— Но есть же всеобщие ценности!
— Нет, Беккер, мораль и нравственность — это абстрактные вещи, они производные от социума, потому каждый вид понимает их по-своему.
— Господи! Неужели это так трудно понять? — вскричала девушка. — Нельзя жить по принципу: человек человеку волк! Ну, или вампир человеку волк!.. Ой, что-то я совсем с тобой запуталась! — беспомощно закончила она, не зная, как ей доказать то, что она чувствовала сердцем.
— А ты наплюй на человечество и живи как вампир вампиру, — посоветовал Иван. — Может, наше общество не гарантирует личной безопасности, зато оно позволяет сохранить независимость и чувство собственного достоинства и мне такая шкала ценностей очень даже импонирует.
— Ладожский, прекрати! — в отчаянии Соня топнула ногой. — Спорщица из меня никакая, но неужели ты на самом деле не понимаешь, что я хочу сказать? — воскликнула она и, не найдя взаимопонимания у юноши, попыталась заручиться поддержкой подруги.
— Ну и ладно! — упавшим голосом сказала Соня, видя, что Мари упорно отводит взгляд. — В общем, что бы вы себе ни думали, лично я считаю, мы должны жить в мире с людьми и уважать их права. Нельзя вмешиваться в их судьбы, тем более вот так запросто решать жить им или умереть, как будто речь идёт не о разумных существах, а о безмозглых животных.
Напряжённую паузу в их полемике прервали аплодисменты.
— Браво, браво! Давно я не слышал столь прочувствованных пацифистских речей.
Выступивший из темноты, Палевский оглядел молодых вампиров, смущённых его появлением.
— Надо же, в наших хищных рядах завёлся кролик-миротворец, — сказал он с мягкой насмешкой в голосе. — Мадмуазель Беккер, а куда же подевался ваш гуманизм по отношению к хищникам? Не находите, что это довольно жестоко заставлять тигра питаться морковкой всего лишь по причине того, что он вынужден жить среди кроликов?
— Здравствуйте, Михаил Янович! — сказала Соня и с беспомощным видом оглянулась на друзей, которые, спохватившись, пробормотали вслед за ней: «Здравствуйте, сэр!» и «Привет, пап! Что ты здесь делаешь?»
— Да вот, решил посмотреть, как нынче молодые охотятся, — невозмутимо ответил Палевский на вопрос дочери и достал сигареты. — А тут, оказывается, и смотреть-то не на что, — добавил он, закурив.
— Papa, понимаешь, так уж вышло…
— Помолчи, Мари! Я хочу услышать объяснения мадемуазель Беккер. Конечно, если она соблаговолит их дать.
Появление главы вампирского мира настолько встревожило Ивана, что он, готовый всеми силами защищать Соню, неосознанно занял оборонительную позицию. Естественно, его перемещение не прошло незамеченным.
Одобрительно глянув на юношу, Палевский усмехнулся.
— Месье Ладожский, буду вам чрезвычайно признателен, если вы по-прежнему будете руководствоваться доводами разума и не станете совершать необдуманных поступков, — произнёс он доброжелательным тоном и добавил: — Кстати, как там поживает ваша многоуважаемая матушка? У вас всё в порядке?
Несколько напуганный интересом главы СС к его семье, Иван вытянулся по стойке смирно.
— Да, сэр!.. Спасибо, сэр! У неё… у нас всё хорошо, сэр!
— Да полно вам, месье Ладожский! Вы своим поведением пугаете мадемуазель Беккер куда больше, чем я. Даю слово, что не злоумышляю ничего недоброго в отношении вас.
— И меня тоже? — спросила Мари и сверкнула улыбкой, в надежде разрядить обстановку.
Палевский смерил дочь взглядом.
— С тобой мы дома побеседуем. Например о том, почему твоя подружка сбилась с пути истинного и блуждает в потёмках, а тебе и дела нет до её бедственного положения.
— Это неправда! — запротестовала Мари.
— Неужели? Тогда скажи, как долго мадемуазель Беккер уклоняется от обязательного участия в охоте? — требовательно спросил Палевский, и она пожала плечами. — Вот видишь, ты даже не знаешь об этом, — сказал он с укоризненным выражением на лице.