Мне тебя подарили (СИ)

— Я вижу, что ты меня понимаешь. Не притворяйся.
Лицо раба не выражает совершенно никаких эмоций. Словно и не слышит.
— Если будешь строить из себя дурачка, я прикажу тебя выпороть, — пригрозила я. — Или вовсе уби… ликвидировать.
— Не прикажешь, — неожиданно ответил он, улыбнувшись еле заметно. — Ты слишком мягкая.
— Ла-а-адно, — протянула я. — Тогда сдам тебя близняшкам. Тебе понравится, верно?
Он улыбнулся уже по-настоящему. У меня дыхание перехватило: до чего ж красивый! Вот это я угадала с выбором!
— Не понравится. Я буду послушным. Меня зовут Северьян.
— Ян, стало быть, — усмехнулась я. — Что же, будем знакомы. Можешь звать меня Ли. Или Элианна. Только при остальных — сьенна и на «вы». Матушка не поймёт панибратства с рабами.
— Понял… Анна.
— Выпорю.
— Простите, сьенна. Виноват.
— Ладно, на первый раз прощаю. Иди сюда.
— Куда?
— В постель, болван.
— Вот так сразу?
— Спать будем вместе. Привыкать. Просто спать, ясно? Рядом. Молча.
— Я… мне бы в душ тогда.
— Так иди. Я ж разрешила.
Ян потёр затылок, куда был вживлён подчиняющий чип и напомнил:
— Ты в туалет разрешила. Душ — это другое. Наверное, надо мне какие-то правила сказать. А то эта штука больно делает. Очень.
Я широко раскрыла глаза: демоны, а он прав! Вот я… живодерка!
— Прости, прости! Можно передвигаться по комнате, спать в постели, пользоваться уборной. Выходить пока нельзя. Можно есть и пить. Можно смотреть в окно и брать любые книги и вещи. Меня трогать без разрешения нельзя. Пока. Общаться можно со всеми мужчинами, люди у нас надёжные. С женщинами нельзя. Будут домогаться — вызывай охрану, пульт на стене, там все подписано. Ну, или кричи.
Почему-то мне не хотелось, чтобы к нему кто-то приставал. Это ведь мой личный раб. Я сама ещё не поняла, зачем он мне. Но делиться пока не готова.
 Глава 5. Близкое знакомство 
Раб, в смысле, Ян горячий. Как печка. С ним жарко в постели. Всю ночь я на него натыкалась, просыпалась, засыпала и снова подскакивала, пока он не сгреб меня и не прижал к пылающему боку. Не то во сне забылся, не то не знал, что меня хватать вот так нельзя. Но в целом мне понравилось, я чувствовала себя неожиданно взрослой.
Утром откинула одеяло и разочарованно поджала губы: он был в трусах.
— Уже привыкла? — хитро взглянул на меня Ян.
— Почти. В процессе. Тебе лет сколько?
— Двадцать шесть.
— Много.
— В самый раз.
— Давай ты снимешь трусы? Пожалуйста.
Он прищурился и скривил было губы, но вспомнил, кто перед ним. Лицо мгновенно стало пустым. Изогнулся, приподнял бедра и разоблачился. М-м-м, как любопытно. И самое главное: можно смотреть и трогать, сколько я захочу. Он ведь — моя собственность, верно? И что с того, что ему это не нравится? Кто его спрашивает?
А все же совесть услужливо напомнила: он живой человек. Разумный. И рабом рожден не был. И уж точно не хотел им стать. И не выходила ли я два года подряд на пикеты против рабства, а? Но стоило красивому мужику попасть в мои руки — как я ощутила все прелести рабовладения. Хозяйкой себя почувствовала, вы поглядите!
— Можно я тебя потрогаю? — тихо спросила, убирая руку.
— Ты же главная? — Ян удивленно приоткрыл глаза.
— А ты — человек.
Он молча глядел на меня с очень странным выражением лица.
— Ладно, — сказала я, прикрывая его одеялом. — Отдыхай. Потом.
— Я даже не знаю, что на это сказать.
— Ничего не говори, лучше молчи. Кстати, у тебя есть жена или невеста? Ну, или возлюбленная?
— Если есть, то что?
— Приставать не буду. Приставлю тебя к хозяйству. А у мамы попрошу другого.
— И как ты этот каприз объяснишь?
— Не твое дело.
— Ясно. У меня есть невеста. Была, скорее всего. Любви между нами не было, это договорной брак. Уверен, что она уже нашла себе другого. Так что… можешь трогать.
— Э-э-э?
— Я свободный. А ты молодая и красивая. С чего бы мне отказываться?
И откинул одеяло, демонстрируя… Ну да. Потрогать было чего.
Я вдруг сообразила, что сижу перед ним в одной кружевной сорочке, которая совершенно ничего не скрывает. Так я ему нравлюсь? Наверное, это хорошо. Мне приятно ему нравиться.
 
— И как тебя нужно трогать? — мне хотелось, чтобы это невозмутимое выражение пропало с его лица. Хотелось, чтобы он снова ожил.
К моему удовольствию, Ян краснеть и жеманиться не стал. Просто взял мою руку, положил куда надо и обхватил своей. И показал.
— А что будет, если я вот так?..
— А ты подожди немного, и увидишь, — вкрадчиво мурлыкнул он. — Совсем немного. У меня женщины не было очень давно.
— Насколько давно? — облизнула я пересохшие губы.
— Два месяца я был в полете. Потом меня… захватили. Везли сюда. Готовили к продаже, чтоб его. И… да, вот так. Сама сможешь? Три месяца примерно.
— Я думала, год!
Он тихо засмеялся, потом зашипел сквозь зубы, потом глубоко вдохнул… и я поняла, что да, для него это было давно.
— Твою мать! — отдернула перепачканную руку. — Предупреждать надо!
— Так я предупреждал.
— Я не поняла! Я еще маленькая!
— Раба купила, значит, не маленькая. Вполне себе взрослая. И фигура тоже взрослая.
— Я все же тебя выпорю, — злобно пробормотала, уходя в ванную и тщательно моя руки. — Или сдам близняшкам на опыты.
— Знаешь, я думал, что рабство — это куда более неприятно, — крикнул Ян из комнаты. — И чего я боялся?
Хмыкнула. Не так уж и неприятно, я тоже так считаю. За последние несколько лет общественности удалось добиться значительных послаблений рабства. Рабам запрещено причинять физический вред. Совсем. То, что я тут говорила про порку — чистый блеф. Рабов запрещено продавать раньше, чем через год после покупки. Владелец обязан следить за здоровьем раба. Ну и если кто-то из родственников захочет заплатить выкуп, то нельзя отказать. Впрочем, есть нюанс: на планету к нам мало кто сможет пробиться. После десятилетней войны варрианки стали очень, очень осторожны. И никого к себе не пускают.
Но вот мягко и настойчиво (путём вживления чипов) заставить мужчину подчиняться — это пожалуйста. Боль — лишь импульс. Она не вредит здоровью. И убить не может.
В результате мужчины на планете, как правило, согревают женские постели и выполняют либо простую работу, где не требуется ответственности, либо делают то, на что женщина не способна физически: что-то таскают, чинят, поднимают, ломают. У нас в доме рабов было трое: для кухни, для приборки (он же мой личный парикмахер) и подсобник — что-то быстро починить, выкопать, закопать, помочь Тельме, нашей старшей по хозяйству. Мажордому, как она сама себя называла.
А личного раба у мамы не было, как она говорила — ни к чему ей. После войны, а потом кучи операций — не хочется.
Все трое рабов были выкуплены на вторичном рынке по распродаже, как потерявшие привлекательность. И, насколько мне известно, тот же Джерри для Тельмы вовсе не был непривлекательным. Но это все было не мое дело.
Одно время я состояла в молодёжном движении «За равные права всем людям», но потом мне нужно стало готовиться к общим экзаменам, и стало не до митингов и акций протестов. К тому же я изучила, наконец, новейшую историю и поняла, что все не так однозначно.
Мы рожаем только девочек. Мужчинам неоткуда взяться. Так было всегда. Ну, вначале у нас были соседи, которых мы благополучно ещё поработили в средние века. А потом они почему-то кончились. И до космической эры мы попросту вымирали.
Межпланетную работорговлю придумали до нас. Варрианки — раса могучая, сильная, боевая. Знаю, что прочие планетники окрестили нас амазонками. Но мы не были захватчиками, это слишком расточительно. Кто-то и рожать должен, не только воевать. И строить, и лечить, и торговать. На некоторых планетах мужчины — это расходный материал, в то время, как женщина сидит дома и растит детей. У нас так не выйдет.