Наследница солёной воды (ЛП)

Он сглотнул. Трудно. Сопротивлялся всякому горю, всем колебаниям, всей боли. «Мортем, дай мне сил. Дай мне проницательности».
— Сорен, — прошептал он. — Дай мне что-нибудь. Только одно, чтобы сказать мне, что ты там.
— Элиас? — потребовал Каллиас у него за спиной, предостерегающе понизив голос до рычания.
Элиас проигнорировал его, вглядываясь в лицо перед собой, отчаянно выискивая что-нибудь от женщины, которую он знал и любил.
Она должна была быть там. Она должна была быть. Если бы кто-нибудь мог устоять под душой богини… если бы кто-нибудь мог сражаться…
Она наклонила голову, изучая его, как будто он был особенно интересным насекомым. Она рассмеялась чуть резче, но в её глазах появилось раздражение.
— В твоих словах нет смысла. Всё в порядке?
— Назови моё имя, — сказал он.
— Элиас.
— Нет, не это.
Он подошёл так близко, что почувствовал запах цветов в её дыхании, мог видеть оттенки золота в её глазах. Он надеялся, что она почувствовала запах смерти на его лице.
— Попробуй ещё раз.
Она посмотрела на Джерихо так, словно искала ответ, и это было всё, что Элиас должен был увидеть.
Горе придёт позже. Гнев придет позже. Все тёмные и ужасные вещи, постоянно запутывающиеся между его рёбрами, придут позже.
Однажды он рассказал Сорен историю о душах без покоя. Как они скитались по потустороннему миру со спинами, согнутыми от бремени, которое несли, в одежде, разорванной ветрами, как когтями, когда они молили Мортем о приюте.
Но они ничего не найдут. Ни мира, ни покоя — пока их смерти не будут отомщены.
Он многим обязан Сорен… покой её душе. Если это было всё, что он мог дать ей сейчас, он не подведёт её.
Он выдержал взгляд богини. Протянул руку и обхватил её лицо руками. Бросил последний взгляд на своего боевого товарища, запомнил её — россыпи веснушек, кривой изгиб носа, шрамы, которые украшали её во всей её безрассудной красе.
«Я собирался попросить тебя выйти за меня замуж», — сказал он ей. Последний секрет, который он хранил, о котором она не знала, последнее, что он мог ей дать.
«Я бы сказала «да»», — она зарыдала, прижимаясь к нему, её слезы смывали кровь с его лица.
— Мне жаль, — тихо сказал он. — Сорен, мне жаль. Прости меня.
Затем он обхватил руками её горло.
ГЛАВА 71
ФИНН
Сорок две минуты.
Вот как долго Каллиас мог разглагольствовать без пауз.
Финн молчал, пока его старший брат расхаживал перед камерой Элиаса, куда его бесцеремонно бросили после того, как он попытался лишить Солейл жизни. Каллиас кричал до хрипоты от сухой ярости, что-то вроде того «насколько ты безумен», и «о чём в глубине души ты думал», и «ты мог бы убить её, ты, вероломный ублюдок!»
Вероятно, ему тоже следовало кричать — в конце концов, Элиас сошёл с ума и пытался убить его сестру. Вместо этого он прислонился к стене, ковыряя грязь под ногтями одним из чёрных кинжалов, которые он нашёл брошенными на полу храма Анимы, в то время как Каллиас бушевал, а Элиас уставился в пол.
К тому времени, как он добрался до храма после окончания битвы, прихрамывая на свою едва зажившую ногу и пытаясь не паниковать из-за того, что его видения внезапно прекратились, Элиас был без сознания, а Солейл казалась дезориентированной, её глаза закатились, как будто она не могла их контролировать. Каллиас и Вон подняли Элиаса, а Джерихо обняла Солейл за плечи, чтобы поддержать её, когда они выходили.
Один из кинжалов был покрыт кровью. Рубашка Элиаса была порвана и пропитана алым на животе, под ней не было раны. И когда Финн схватил Солейл за лицо и повернул её к себе, её глаза блеснули золотом в свете факелов.
Точно так же, как в его видениях.
Он не знал, что это значит, но готов поставить каждую монету в своей казне на то, что Элиас знал. И поэтому он стоял тут. И он слушал. И он ждал.
И когда Каллиас сделал паузу в своих угрозах повесить Элиаса и скормить его тело акулам, его грудь тяжело вздымалась, губа была обкусана до крови, Финн поднял глаза и встретился взглядом с Элиасом.
 
Страх не был той эмоцией, которой предавался Финн. Напуганным человеком легко манипулировать, и он предпочитал сам запугивать. Но взгляд Элиаса вселил в него такой ужас, что ему захотелось повернуться и бежать.
— Ты видел сквозь это, не так ли? — прохрипел Элиас. — Ты видел её глаза.
Финн выдержал его взгляд, сжимая челюсти, пробуя слова на вкус, прежде чем выплюнуть их.
— Солейл мертва, не так ли?
Он уже видел это, и не в видениях. Когда он попытался поговорить с ней после её возвращения, когда он попытался вытянуть из неё правду о том, что произошло, она солгала — и не так, как Солейл, с бахвальством, достойным опытного игрока в карты. Она избегала его взгляда, смеялась слишком много, слишком нервно и меняла тему, пока он не перестал спрашивать.
Он не знал, кто скрывался за этими глазами, похожими на монетки, но это была не его сестра.
Он добрался туда слишком поздно.
— Что? Что ты имеешь в виду, она умерла? — рявкнул Каллиас, его ботинки завизжали, когда он внезапно остановился.
Он резко повернул голову и пригвоздил Финна к месту таким суровым взглядом, что он чуть не сделал шаг назад.
— Она в порядке. Я имею в виду, почти была, так как Эли решил попытаться задушить её…
— Это не она, — голос Элиаса был тусклым, как речной камень, его глаза расфокусированы, устремлены на что-то, что мог видеть только он.
Его ноготь беспорядочно постукивал по одной из решёток камеры, из уголка его рта всё ещё капала кровь от того, что Каллиас вырубил его. В его взгляде не было ни горя, ни гнева, только глубокая, бесконечная пустота, от которой по шее Финна пробежала дрожь. Человек, которому нечего терять, был не из тех, с кем он связывался.
— Джерихо обманула её. Пообещала ей мою жизнь, если она отдаст себя Аниме. Теперь у них обоих есть то, что они хотят… Джерихо получит свою войну, а Анима получит тело.
— Анима? Богиня? Элиас, я не знаю, что ты принимал из-за этого плеча, но это абсурд, — усмехнулся Каллиас. — И Джерихо не имеет к этому никакого отношения, зачем ей?..
— Вон — некромант, — вместе сказали Финн и Элиас, из-за чего Каллиас посмотрел на Финна с ужасом, а Элиас в шоке.
— Ты знал? — спросил Элиас.
Финн пожал плечами, отводя взгляд.
— Не раньше, чем после битвы. Было нетрудно собрать воедино то, что произошло, когда я увидел кости, кровь… насколько сильнее выглядел Вон.
Жаль, что он, чёрт возьми, опоздал.
Взгляд Каллиаса метался между ним и Элиасом, боль и недоверие боролись на его лице, его рука сжималась и разжималась вокруг рукояти меча.
— Объясни. Всё это. Сейчас.
Элиас так и сделал, сплетя историю настолько тревожную, что даже Финн подумал, что он, возможно, болен. Горе начало дёргать его за ниточки, напоминая ему, как легко он распутывал раньше, напоминая ему, как легко это можно было сделать снова.
Он стряхнул это с себя. Тогда он был мальчиком, мальчиком, у которого не было ничего острого, чем можно было бы владеть. Теперь всё было по-другому. Теперь он был опасен.
— Анима не так хороша в иллюзиях, как Оккассио, но любой бог может скрыть цвет своих глаз. Я могу видеть сквозь них из-за своих татуировок, — сказал Элиас. — Не знаю, почему ты можешь, Финн.
— Я талантлив, — сказал он.
Они не смеялись. В любом случае, это было не смешно.
— С Анимой в голове Сорен она побудит их прекратить мирные переговоры, — сказал Элиас. — И пока продолжается война, Вон будет жить.
— А Солейл? — Каллиас поперхнулся. — Как нам вернуть её?
Элиас не смотрел на Каллиаса. Он посмотрел на Финна, на его лице была неизмеримая боль. Невыносимая. Передавая через молчание то, что он не мог сказать словами.
— Её не вернуть, — пробормотал Финн. — Там сейчас только Анима… Вот почему ты пытался убить её.