Одиночка (СИ)

— А где остальные?
Я оглядываю пустые дорожки. Кроме меня, Ксюши и Димы здесь только Ядвига. Маловато для командного боулинга.
— Или Дима что-то напутал и у нас сегодня девичник?
— Роберт с Аней будут. Сеня если с работой успеет, тоже подойдет.
Кивнув, я ищу официанта. Пока не так уж всё и плохо. Даже вне дома удается удержаться в комфортном вакууме.
Подошедший Дима кладет руку мне на талию.
— Я Робсону звонил. Они с Анькой подъехали. Поднимаются. Ты со мной в команде будешь, зай?
Я успеваю кивнуть, перед тем как сердце спотыкается и начинает молотить как сумасшедшее. В зал заходят Роберт и Аня, а с следом за ними в натянутой на глаза бейсболке идет Адиль. Вакуум, окружавший меня почти две недели, в ту же секунду распадается, оставляя стоять беззащитной. Да что там беззащитной? Чувствую себя так, будто лишилась кожи и любой нечаянный взгляд может ранить до крови.
— Привет. — Роберт пожимает руку Диме, меня треплет по плечу. — Ну что, играем? Имей в виду, я в своихсчастливых ботинках.
Я старательно фокусируюсь на лице Робсона, чтобы взгляд случайно не упал на того, кто стоит прямо за ним. Дура… Думала, что все забудется так просто? Нужно было остаться дома… Придумать повод. А он? Как у него совести хватает приходить сюда как ни в чем не бывало?
Затаив дыхание, смотрю, как Дима протягивает ладонь Адилю и тот молча ее пожимает. Они здороваются. Это, определенно, особый вид испытания для совести. Господи, и как меня угораздило?
— Привет.
От короткого слова под кожей разносится нервное покалывание. Адиль говорит это мне. После всего. Как ни в чем не бывало.
Приходится посмотреть на него в ответ. Темные глаза под козырьком бейсболки за мной наблюдают. Ублюдок. Вот уж кому неведомы муки совести и желание провалиться сквозь землю. Для чего он пришел? Неужели нельзя оставить меня в покое?
— Привет, — буркаю я и сразу отворачиваюсь к Диме. Нахожу его руку и, потянувшись, шепотом говорю первое, что приходит на ум: — Надо официанта найти и заказать воду.
— Конечно, зай, — отвечает он, ласково погладив меня по спине.
В этом жесте отчетливо читается удовлетворение тем, что я прижимаюсь к нему на глазах у Адиля.
Я же чувствую себя второсортной актрисой, которая пытается компенсировать незнание текста дешевыми театральными уловками. Как остановить эту комедию — не знаю. Совершенно не знаю, как себя вести.
— Ладно, братья и сестры, — весело объявляет Роберт, не замечая разыгрывающегося у всех на глазах спектакля. — Делимся на команды? Кто с кем?
Без Сени поровну разделиться на команды не получается, поэтому Аня великодушно отказывается от участия и, заказав мохито, устраивается за столом. Решено играть по трое: я остаюсь в компании Димы и Ксюши, Ядвига уходит к Роберту и Адилю.
Хорошо, что в зале царит полумрак: не приходится переживать за пылающие щеки. Я не ожидала, что это будет настолько сложно — нам втроем находиться в одном помещении. Диме, Адилю и мне.
Не знаю, какую тактику поведения выбрать. Виснуть на Диме при Адиле, знающем обо всем, кажется похабным, но и держать дистанцию не получается. Это будет некрасиво по отношению к Диме. Еще начинает казаться, что остальные за нами наблюдают и что-то подозревают, особенно когда Аня подмигивает мне со словами: «Твой шанс надрать ему задницу». Хочется плюнуть на всё и заказать себе коктейль, чтобы обеспечить нервам небольшую разрядку, но я дала себе слово не пить.
Играть тоже получается из рук вон плохо. За час я не делаю ни одного страйка, а несколько шаров и вовсе пролетают мимо, не задев кегли. Команда Роберта уверенно нас обыгрывает, и даже Ядвига, которая всегда относилась к Адилю с настороженностью, радостно скачет на месте и показывает большие пальцы, когда он делает дабл.
— Зай, соберись. — Дима треплет меня по плечу, не скрывая раздражение проигрышем. — Давай не дадим твоему бывшему нас сделать.
В любой другой момент я бы ответила ему что-то язвительное за то, что в очередной раз попрекает Адилем, сейчас же молча это проглатываю. Потому что виновата. Потому что, изменив, лишила себя права возражать.
 
* * *
— Ребят, берите шары со своей стороны, ладно? — сдерживая раздражение в голосе, прошу я, когда парень из компании, сидящей через две дорожки от нас, выдергивает шар из-под моей руки. — В зале их предостаточно.
— А в чем проблема? — грубо хмыкает он. — На них где-то написано, что они твои?
Нервы моментально скручиваются в узел. Терпеть не могу, когда незнакомцы мне тыкают. И этот парень мне не нравится. От него слишком сильно пахнет туалетной водой, а под толстовкой со слишком броским логотипом известного бренда скрывается слишком перекачанное тело. В нем всё слишком, включая татуировки на пальцах, которые совсем ему не подходят, и ослепительно белые кроссовки. Весь вид моего случайного соседа кричит о том, как важно для него самоутверждаться. Такие люди бывают опасны, потому что за помпезным фасадом скрывается тонна страхов, желая спрятать которые, они готовы агрессивно кусать.
— Нет, не написано. Но к чему нам всем бегать по залу, когда можно брать шары в пределах своих дорожек?
Наверное, лучше не продолжать разговор с тем, кого я заведомо сочла агрессивным, но желание пояснить свою позицию, как и обычно, берет верх. Почему я должна молчать, если права? Присутствие не обремененного интеллектом лица не означает необходимость молча сбегать.
— Зай, всё нормально? — Рука Димы опускается мне на плечо.
— Твоя девушка? — Парень делает небрежный кивок в мою сторону и демонстративно перекладывает шар из одной руки в другую. — Уведи ее лучше отсюда, а то слишком до хуя на себя берет.
Возмущение окатывает меня с головы до ног. Рот распахивается, выталкивая наружу воздух протеста. Слишком много на себя беру? Почему? Потому что он хамоватый тупица? Или потому, что за соседним столом за нами наблюдает кучка таких же перекачанных циклопов, как он и ему необходимо перед ними выпендриться?
— Я всего лишь обозначила негласные правила зала. Не нужно хамить. Мы в приличном заведении находимся.
Дима обнимает меня за плечи, оттягивая назад, и успокаивающе поглаживает.
— Приятель, ты здесь с друзьями отдыхаешь, мы тоже. Давай настроение портить друг другу не будем. И девушке моей хамить не нужно. Шары действительно стоит брать на своей дорожке.
Я затаиваю дыхание, потому что в этот момент от толпы «циклопов» отделяется один и направляется к нам, очевидно решив не оставлять друга без подмоги. «А то нечестно как-то, — мысленно иронизирую я. — Двое на одного».
— Что тут происходит? Проблемы какие-то? — с глумливой усмешкой интересуется новоприбывший.
— Да соседей наших не устраивает, что мы их шары берем, — подсказывает циклоп номер один, явно ему подыгрывая.
— Мне кажется, надо охрану зала позвать, — чеканю я, тщетно пытаясь скрыть дрожь в голосе. Она вызвана не страхом, а возмущением, что обычное замечание вылилось вот в это.
Циклопы перестают играть и полностью переключают внимание на происходящее. Они там все как на подбор: короткие, уложенные гелем волосы, неестественно широкие плечи, обтянутые безвкусными толстовками, быковатые выражения лиц.
— Как дела? — слышится совсем рядом бодрый голос Роберта. — Смотрю, вы тут общаетесь.
Я беззвучно выдыхаю. Робсон — это спасение. Он умеет быстро ориентироваться в ситуации и решать всёмирным путем.
— Подмога прибыла, — ухмыляясь, замечает второй циклоп. — Вечно так. Одна рот раскроет, а остальные потом разбираются.
— Да ты и сам до хуя рот раскрывать любишь, — раздается рядом еще один голос. Он звучит предельно снисходительно, будто говорящий делает собеседнику одолжение. — Твои братки на тебя тоже так жалуются?
В ушах начинает шуметь от усилившегося сердцебиения. Слишком часто я была свидетелем того, что следовало после подобных слов. Адиль знает, что и как нужно сказать, чтобы получить мгновенный результат.