Сердце пустыни (СИ)

А дальше будет кузничиха, которая не уничтожит артефакт, если не получит растение и металл. А металл она не получит, потому что Генри его не найдет. Разве что снимет с ее трупа, но его засыплет снегом. Если не уничтожить еще хотя бы еще один артефакт, то возможно, что человек, затеявший все это, найдет других людей, которые заменят один ингредиент в заклинании. Как итог — целый мир будет уничтожен, просто потому что у Мари не хватило силы идти дальше. И, несмотря на всё, она пошла вперед.
Деревня покрылась снегом. Чтобы открыть дверь в любой дом требовалось приложить немалую силу. Даже северяне не хотели выходить на улицу, попрятавшись внутри. К тому моменту, как Мари доковыляла до середины поселка, она уже смахивала на восставшего мертвеца больше, чем на человека: синие губы, груды снега на голове, ресницах, — да везде, — намокшая, а потом замерзшая одежда. Обмороженное лицо, из-за чего оно наверняка казалось в несколько раз больше.
Недалеко от Мари проходил человек. Она хотела его позвать, но получился лишь нечленораздельный звук. Мужчина, закутанный в старую и грязную, но все же теплую меховую накидку, подпрыгнул и повернулся.
— О, боги! И шо ж это тебя занесло? Уйди, нечисточная! — Мари давно не слышала настолько «рабочей» речи. С таким говором говорили только в самых отделенных селах. Хотя бы на общем языке, и то радовало — если Мари сейчас вообще что-то могло радовать. — О! Ты ба! Она живая!
Он удивлялся так громко, что из ближайших домов повылезали люди. Пошли шепотки. А Мари тем временем с трудом удерживала себя в вертикальном положении. Кто-то из любопытных людей выскочил вперед, с криками, что «девчонка пришла с тем странным парнем, что у кузнечихи сидит!»
Момент, когда люди помогли ей дойти до кузнецы, как-то выскочил из памяти. Следующий миг, когда Мари проявила признаки осознанности, был уже в тепле. Селяне с трудом откопали от снега дверь, с грохотом ее отворив. Из середины дома повеяло теплым воздухом, послышался треск огня. И женский смех, который сразу же прервался. Послышался грохот, Мари краем замыленного глаза увидела, как в сторону полетел стул. Последнее, что она заметила, была стоявшая впереди кузнечиха. Мари собрала все силы, что у нее остались, достала из кармана увесистый камень, протянула его, выронив. Сверкая в свете огня, он покатился по полу.
Мари не могла проснуться. Знала, что рядом жизнь. Иногда даже слышала потрескивание огня в камине, звяканье посуды или обрывки разговоров, но не могла разобрать отдельных слов. Она будто погрязла в болоте. Совсем как в детстве, только тогда ее вытащили родители. Зато сейчас было тепло, даже скорее жарко. Вокруг было жарко, внутри тела тоже расползался жар. У Мари началась паника, ей казалось, что она горит изнутри. Она хотела пошевелиться, вырваться из этого плена, но, казалось, это невозможно. В один момент Мари будто волной выбросило в реальный мир. Она вздрогнула, открыв глаза, как человек, проснувшийся от кошмара. Вокруг была пустая незнакомая комната. А потом всё снова затянула темнота.
***
День у Эммы начался как обычно. Те из братьев, кто работал, ушли на работу. Тех, кто был младше, она заняла делом. Дальше ей приходилось кормить оставленного Мари кисторога. Каждый раз после кормёжки, Эмма ненадолго оставалась рядом рептилией, поглаживала ее морду и иногда даже приобнимала за шею. Она очень скучала по брату. И по Мари, к которой успела привязаться. А Беда стала живым напоминанием о них.
Иногда Эмму охватывала злость, прямо как сейчас. Ей казалось, что ее что-то раздирает изнутри и она не могла с этим справиться. Ей было обидно. Обидно из-за мамы, которая ее бросила. Обидно из-за Генри, которого никогда нет рядом. Обидно, что он так хорошо общается с Мари, которую только недавно встретил, и не может по-человечески поговорить с ней. Обидно из-за Мари, которая вроде бы и относилась к Эмме, как к взрослому человеку, но все равно ушла вместе с Генри, не сказав ни слова.
Со спины подошел Карл, с голым торсом и держа в руках грязный кусок ткани.
 
— Эй, я снова порвал рубаху.
Карл кинул то, что осталось от одежды, в Эмму.
— Что ты сделал?! Какого черта?! Я устала! Устала стирать и зашивать твою одежду! Ты можешь быть хоть немного аккуратнее?! — Эмма кричала так громко, что у нее сорвался голос, а дальше приходилось говорить шепотом. — Вы мне не семья! Достали! Уйди!
Карл посмотрел на сестру так, будто она сошла с ума, развернулся и пошел в дом, так и оставив не пойманную Эммой рубаху валяться на земле.
Та хотела пнуть обносок куда подальше, но ее отвлек странный шорок в кустах. Эмма только и успела, что позвать брата.
***
Мари наконец-то пришла в себя. Она уже пару минут находилась в полном сознании, просто смотря в стену. И непонятно, какая сейчас часть дня. Не то окон не было, не то Мари не могла сфокусировать взгляд и разглядеть их. Она уже успела надумать о том, что Генри, вероятнее всего, где-то с кузничихой, и приревновать. Потом она как-то неудачно крутанула шеей и ожоги дали о себе знать. На глазах выступили слезы, и стало уже не до Генри. А там и все остальное, начиная от ушиба на ноге и заканчивая обмороженными пальцами, отозвалось болью. Именно в этот момент он и зашел в комнату. В два шага он оказался рядом с кроватью Мари.
— Что случилось?
— Тебе полностью рассказать, или… — Мари не успела договорить, потому что поняла, что ее голос в этот раз пропал полностью. Она в панике широко раскрыла глаза.
— А что ты хотела — после того, сколько ты проходила по морозам. Не волнуйся. Говорят, что скоро вернется твой голос. Тебе сейчас хуже, чем до этого?
Мари помотала головой и Генри, облегчённо вздохнув, плюхнулся на деревянное кресло рядом с кроватью.
— Я не понимаю, каким образом ты все время вляпываешься в такие неприятности. И главное, по нарастающей же.
— Случай с золотой клеткой был легче? — хотела спросить Мари, но из горла снова вырвалось нечленораздельное шипение.
Но Генри, к удивлению Мари, все каким-то образом понял.
— Тогда можно было отрубить руку и все исправить хотя бы так. Сейчас ты обморозила себе всё. Всю кожу, половину органов, переохладилась. А, еще и ожоги, — Генри устало вздохнул. — Надо отметить, что тебе повезло. У них тут магия совсем не такая, как на Юге. Не без труда, но почти все последствия прогулки на морозе местный колдун убрал. А вот с ожогами, — Генри пожал плечами, — вообще ничего не может сделать. Артефакт уничтожен. Я думаю, ты хотела об этом узнать, да? Честно говоря — мне от этого не легче.
***
Мари отлежалась достаточно, чтобы у нее восстановились силы, вернулся голос и почти пришла в норму обмороженная кожа, подлеченная шаманами. Заросло, как на собаке. Северная магия и правда творила чудеса.
Мари даже немного покорила себя за то, что относилась к ней скептически. Ожоги заживали тяжелее — некому было их подлечить магией, к тому же, Мари подозревала, что нанесли их не простым огнем. Дверь в комнату распахнулась, повеяло свежим, морозным воздухом, и снова зашел Генри. Мари не помнила, когда тот ушел, и не понимала, как давно это было. Стянув с рук перчатки, он бросил на стол пучок темно-зеленых трав. Мари, окончательно стряхнув с себя остатки сна, подтянулась на кровати.
— Что это?
Голос прозвучал и уже только от этого Мари хотела радостно взмахнуть руками, но пальцы сильно кольнуло, и она спрятала их обратно под одеяло, стараясь больше ими не шевелить.
— Все, что я смог достать тебе от ожогов, — Генри плюхнулся в кресло, не рассчитал и ударился об дерево — он, похоже, давно спал в последний раз. — Демон. Никогда не думал, что окажусь где-либо, без возможности уйти. У нас нет ни одного телепортирующего артефакта, — Генри кивнул головой в сторону выхода. — У них тоже.
 
— Решаемо.
— Решаемо. Возвращаясь к ожогам. Ты не хочешь рассказать, что случилось?
— Не хочу, — Мари тяжело вздохнула, закашлявшись. — Но нужно. И начать мне, видимо, придется очень издалека. Когда-то давно моя семья переехала в Андагару. Не знаю зачем, правда. Отцу, наверное, было выгоднее работать там. Понятия не имею, чем он занимался, но деньги приносил.