Невольница судьбы (СИ)

— Не смотри на меня так, — одёрнула меня Рэшма, и, поняв, что уже слишком много сказала, чтобы промолчать, решила объясниться. — Да, я ублажаю в постели Роджиса и его дружков. Это началось задолго до его женитьбы. Молодым мужчинам нужно изливать куда-то сперму. Вот они и трахают то служанок, то таких как я — наёмных девушек.
— Но как ты можешь? — ужаснулась я, не веря, что всё это правда. — Ведь он женат и должен…
— Ничего он не должен! — дерзко бросила она в ответ, словно стараясь защитить его, а может себя. — Госпожа Айрис сама приглашала меня несколько раз, потому что не может удовлетворить сексуальные желания мужа. Они слишком извещённые для неё. Она — благородных кровей и не станет раздвигать ноги перед его многочисленными дружками.
— Но как он может желать этого?
— Чего? — не поняла она.
— Чтобы его жена предоставляла своё лоно его друзьям? Это немыслимо! Это не может быть правдой!
Рэшма рассмеялась, откинув голову назад, и мне показалось, что так она хочет уйти от необходимости смотреть мне в глаза.
— Это в твоём представлении всё немыслимо. Роджис извращён до глубины души. Он не может кончить, если в одиночку развлекается с женщиной. Ему нужна компания и свидетели его сексуальных побед. Вот он и зовёт меня, когда хочет секса. Он с друзьями по очереди, или несколько человек сразу трахают меня куда только могут. Мужчины-то молодые, и, кончив один раз, они хотят ещё и ещё. Когда их слишком много и мне становится больно, они привязывают меня к кровати и продолжают насиловать, хоть я ору, как резанная. Вот тогда, действительно, больно. Они порой входят в раж и начинают бить меня ремнями по заднице. Боль адская. Но им нравится, что я кричу и вырываюсь. Иногда даже теряю сознание, когда они чрезмерно разойдутся. Но их это не останавливает. Могут продолжить терзать меня в бессознательном состоянии, а могут привести в чувство, чтобы я продолжила орать и извиваться.
— О, нет, — прошептала я внезапно онемевшими губами. — Этого не может быть.
— Ещё как может, — она кивнула и по лицу пробежала тень печали. — Когда их человек десять, а то и больше, они растягивают меня так, что на следующий день ходить больно.
Часто заморгав, я закрутила головой, пытаясь стряхнуть груз навалившейся правды.
— Я думала, что после такого вообще ходить не удастся, — призналась я, сглотнув застрявший в горе ком.
— Может, и так, не знаю. Но чтобы я не померла, Роджис применяет магию, чтобы побыстрее всё зажило. Это хорошо помогает, хоть и не моментально. Я немного лежу, пока они моются и одеваются, потом боль утихает, я тоже моюсь и ухожу.
— После этого ты самостоятельно можешь добраться до дома? — ужаснулась я, чувствуя паническую дрожь, и как мои зубы отбивают чечётку.
— А то! — как можно беспечнее хохотнула Рэшма. — Я же тебе сказала, что он меня подлечивает. Благодаря этому все отверстия принимают прежний размер. А то у меня было бы всё растянуто после таких зверств. Ведь члены-то у них здоровенные!
— Но зачем такие зверства? — меня трясло от её рассказа.
— Как зачем? — переспросила Рэшма. — Ясно дело, чтобы поиздеваться. Их возбуждают мои вопли. Иногда глядя на них, не понимаю, как можно быть такими садистами. Но они такие и их не изменить.
Она замолчала, а я сидела, глядя на неё широко распахнутыми глазами.
— Для чего ты ходишь к ним, если знаешь, что они с тобой сделают? — наконец заговорила я.
— Хорошо платят, — она небрежно пожала плечами, словно речь шла о чём-то совершенно обычном и нормальном. — Ты же знаешь, что мне нужен домик, когда закончится моё изгнание. Мы с мамой переедем в него и заживём счастливо, словно и не было долгих лет разлуки. Но жильё дорого стоит. Мне никогда не заработать другим образом.
Я ощутила приступ тошноты. Вдобавок я ненавидела уже не только себя, но и ещё не купленный домик вкупе с Роджисом и его друзьями.
— Айрис знает об этом? — спросила я дрожащим голосом.
Рэшма странно посмотрела на меня и тоже спросила:
— Чем ты слушала, когда я тебе говорила, что она сама шлёт за мной посыльного, когда у них собираются гости? Ей совсем не нужно, чтобы мужчины, выпив много спиртного, начали приставать к ней, или к служанкам. Поэтому она зовёт меня и хорошо платит за услуги и за молчание. Не каждая согласится на то, что приходится вынести мне. Для других, может, это слишком грязная работа, а я уже привыкла.
 
Я вытаращилась на неё. Как к подобному можно привыкнуть? Как вообще можно раздеться перед десятком мужчин, зная, что они без остановки будут насиловать? Каково чувствовать их члены внутри себя и ощущать, как потоки спермы заполняют тело? Меня передёрнуло.
— Ох, зря я рассказала всё это, — запоздало спохватилась Рэшма. — Что-то ты своим сочувствием и угрызениями совести насмешила меня. Видите ли, двое стражников трахнули меня! Говорю тебе, это такая ерунда! Зато мы можем идти в каменоломню. Они разрешили.
Только мне уже не хотелось никуда идти. Увиденная расплата за проход через ворота и исповедь Рэшмы стали для меня непосильной ношей. Моё сознание не могло принять и смириться с тем, что моя подруга — законченная проститутка. В этом мире к продаже тела относятся спокойно, но в моём мире несколько иначе! Даже проститутки не ведут такой образ жизни, как Рэшма. Неужели ей не противно осознавать, что с ней делают? Впрочем, это не они, а она сама это делает. Насильно её никто не ведёт к Роджису. Она идёт сама. Точно так же, как сама сегодня подставила попку возбуждённым членам двух стражников.
Я сидела в отупении, глядя на Рэшму отрешённым взглядом. Я разглядела в ней другого человека, не того, который заботится обо мне и Сэтмане. Зачем она рассказала мне всё? Порой лучше ничего не знать!
— Ну вот, — разочарованно протянула она, заметив моё состояние, — теперь ты точно презираешь меня.
— Ты рассказала мне всё, чтобы добиться этого? — холодно спросила я.
— Вообще-то нет, — печально ответила она, и, помолчав, добавила: — Просто подумала, что между двумя близкими людьми, такими, как ты и я, не должно быть секретов и недомолвок. Теперь ты знаешь обо мне всё. Только, боюсь, после этого ты не захочешь есть со мной из одной посуды и находиться в одной комнате.
Её слова были пропитаны душевной болью, и я задохнулась от отчаяния. Я повторила про себя сказанное Рэшмой: «между двумя близкими людьми, такими, как ты и я, не должно быть секретов и недомолвок». И тут меня как током ударило! Это же означает, что она поделилась со мной самым сокровенным, открыла мне душу, а я плюнула в неё и отвернулась.
Рэшма закрыла лицо и заплакала. Вот так неожиданность. Я и не думала, что она способна на слёзы. Только не это! Ну зачем же плакать?!
— Не надо, — попросила я, но она не услышала меня.
Первый шок от признаний прошел, и я поняла, насколько тяжело ей было рассказать мне всё. Но ещё труднее терпеть похоть мужчин, готовых издеваться над беззащитным телом. Если бы её не изгнали из общества за то, что она украла еду для больной матери, она не стала бы терпеть унижения и боль. Но жизнь поставила её на колени и отдала на истязание мужчинам. Разве Рэшма виновата в происходящем? Нет! Она — жертва!
Я обняла её за плечи и прижала к себе.
— Не плачь, — погладила её по голове и снова прошептала: — Скоро ты наберёшь необходимую сумму на дом и перестанешь бывать у Роджиса.
Но она опять меня не слышала, сотрясаясь от рыданий. Её тело такое щуплое и многострадальное дёргалось в моих объятиях, вызывая боль в душе. Я продолжала гладить её и скоро рыдания перешли в слабые всхлипывания, а потом прекратились.
 
— Спасибо, — прошептала она и чмокнула меня в щёку.
— За что? — не поняла я.
— За поддержку и сочувствие. Я знала, что ты не отвернёшься от меня.
Отвернуться? После её рассказа это было бы жестоко.
— Мы же близкие люди, — припомнила ей её же слова.
Она кивнула, и улыбнулась. Ну вот, так-то лучше. Узнаю свою бойкую и несгибаемую Рэшму!