Тихоня для бабника (СИ)

– И вы обязательно будете вместе? 
– И даже то, как он поможет мне устроиться на хорошую работу и попросит у родителей контакт хорошего врача. Много всего говорил, красиво и складно. 
Да уж, могу себе представить. Ведь чтобы развести девочку на секс, много ума не нужно, тем более девчонку с проблемами выше крыши и когда-то влюбленную в тебя. Ох, доверчивая Ульяшка. 
– Я так понимаю, что утром он песню изменил? 
– Не знаю, я проснулась от звуков его телефона. Взяла трубку, чтобы время посмотреть, а там смс от Каринки. Она спрашивала, поимел ли он лохушку. Ждать пробуждения Евгения я по понятным причинам не стала. Знаешь, мне, с одной стороны, было так плохо, а с другой стороны, я шла домой и улыбалась. Люблю ясность. А в то утро все встало на свои места. Я доверчивая лохушка, а у них своя яркая и красивая жизнь. Только вот мамино состояние ухудшилось и я несколько дней пыталась дозвониться до Доронина, это Женя, хотела все же попытаться узнать контакты того врача. В том состоянии я в любое чудо готова была поверить. Даже в существование у Евгеши таких знакомых. 
Мы замолчали, каждый погрузившись в свои мысли. Я вглядывался в ночной город и искал среди огней ответ на единственный важный для меня вопрос. Уля мелкими глотками пила чай и иногда улыбалась, рассматривая свои ладони. Отчего-то у меня сложилось впечатление, что сейчас поднять голову и посмотреть за стекло для нее непосильная задача.
– А когда ты узнала? 
– В тот день, когда маму положили в больницу и мы с Зевсом туда помчались, – Улька не стала уточнять, что именно меня интересует, догадалась и так, – мне там стало плохо, я сознание немножко потеряла. Врач решил сделать анализ. Думали, глюкоза резко упала, а оказалось, мне и вовсе волноваться нельзя. 
Она замолчала, а у меня в голове заработал калькулятор, высчитывая сроки и дни, и даты и… и не сходилось. 
– Подожди, но как ты могла не знать, что беременна, на тот момент срок уже больше месяца был. Так ведь? 
– Если ты про задержку, то нет, не знала. Из-за нервного напряжения у меня цикл непостоянный. Врачи советовали пить таблетки противозачаточные, чтобы регулировать этот вопрос, но так как мужчин в моей жизни нет, я не пила их. Как видишь, зря. 
– И ты так спокойно мне это все рассказываешь? 
Меня не смутил разговор про секс, но, черт возьми, пмс, циклы и задержки, таблетки. Вот к таким откровениям я был не готов. Обычно девушки стесняются все это так прямо обсуждать. 
– Не вижу смысл краснеть и заикаться. Ром, ты признался, что я тебе нравлюсь, и поцеловал. А меня вырвало почти сразу после этого. Поверь, разговор про беременность последнее, что меня сейчас может смутить. 
Под насмешливым взглядом, брошенным из-под ресниц, я смог расслабиться. Мы даже немного посмеялись, только веселья в том смехе почти не было. 
– Хорошо, и что тебе сказали? 
– В тот день ничего. Я потом только через пару дней решилась УЗИ сделать. Срок восемь недель, плод развивается хорошо, отклонений нет. Мне посоветовали быстрее решать, оставлю ли я ребенка или сделаю аборт. Прямым текстом намекнули, что в моей ситуации, с больной мамой на руках и без отца рожать будет, мягко скажем, глупо. 
Кажется, у меня неприлично распахнулся рот. Только Улька не дала мне высказать все, что я думаю про таких докторов с их намеками. Она снова взяла чашку в руки и продолжила. Только в этот раз у нее глаза горели. 
– Ты когда-нибудь слышал, как звучит сердце плода на УЗИ? Нет? Непередаваемое ощущение, слышать вот это частое тук-тук-тук-тук и понимать, что это сердечко маленького человечка. Твоего ребенка. Я еще сама не осознала толком, понимаешь, не почувствовала, только успела услышать тук-тук-тук, а мне уже намекают на аборт. Неделю ходила сама не своя, ты же видел. Маме плохо, а я в положении. Мне было страшно, очень-очень страшно. А потом, когда я уже решилась, даже поплакала ночью, но приняла это жуткое решение прерывать беременность… Ром, мне всю ночь звуки сердцебиения снились, я и проснулась в слезах. Хотела уже звонить записываться, но позвонили из больницы и сказали, что маму прооперируют. Ром, представляешь? Как знак свыше: все будет хорошо. Тот человек, он даже не знает, он не только маме шанс подарил, он ребенка моего спас. Разве я могла после этого идти на аборт? Нет, конечно. Мне двадцать шесть через три недели. Впереди реабилитация у мамы. Поиски работы, жизнь. Наша целая жизнь. И я не хочу лишать шанса на эту жизнь малыша. Пусть папка у него козлом оказался. Но семью Дорониных я неплохо знаю, поверь, я даже про наследственность генов подумать успела. 
 
Улька смогла довериться мне. Рассказала все, без утайки и обмана. Дала пищу для размышлений и снова удивила своей стойкостью, а еще верой в чудеса. Вот так запросто разложила по полочкам все свои мысли, эмоции, решения. Не скрываясь и не юля. Интересно, смогу ли я быть столь же откровенным?
  
Глава 20 Ульяна
 
Рассказывать о себе было легко. Признать ошибки, показать свою боль – правду говорить нетрудно. Но иногда очень стыдно. Стыдно признаться, что пошла на поводу у своих желаний и поддалась уговорам мамы. Стыдно, что, забывшись, потеряла голову, за наивность и доверчивость стыдно больше всего. Но на самом деле чувство стыда пришло ко мне только когда я вслух рассказала о своих злоключениях и поймала себя на мысли, что мне жаль, что я не дождалась Рому.
Он временами невыносим, самоуверен, в чем-то напорист и, что уж там, наглости ему не занимать, но при всем этом Роман был замечательным. Внимательным, щедрым, заботливым. Я видела, какой он с друзьями, слышала его разговоры по работе, на моих глазах из задумчивого мужчины он за секунды превращался в дурашливого подростка и бесился с Зевсом, называя того конем. Коней в доме было два, если уж откровенно. За два месяца работы с Ромой я видела его разным, и увиденное мне неизменно нравилось, рядом с ним мне было спокойно. Чувство, что я с ним дома, в безопасности, нелогичное, странное, но тем не менее неизменное, дало возможность рассмотреть чудесного человека за маской насмешника. Единственное, в чем я оставалась слепа, так это в его интересе ко мне.
Тем удивительнее мне было слушать его откровения.
– Уль, ты мне рассказала свою историю, – остановил меня его глубокий, спокойный голос, когда я собралась уходить с лоджии, – давай продолжим вечер откровений и я тоже тебе кое-что расскажу.
Я-то думала, что после моих откровений Рома наконец-то поймет, что мне не место в его квартире, и отпустит, а он…
– Знаешь, я тебя впервые увидел в свой день рождения. Анька, зараза мелкая, довела меня до нервного смеха и я подошел к окну.
Рома кивнул в сторону дальнего окна лоджии и принялся рассказывать, как он почти три недели следил за мной в окно. За нашими играми с Кристи и Киром, за тем, как я вечерами читала им или мы танцевали, не зная, что у нашего веселья есть свидетель. Напоминание о поведении Маргариты и ее скандальном характере заставило поморщиться, а наша первая встреча с Ромой теперь открылась совсем в другом свете.
Было странно слушать его откровения, я никак не могла поверить, что взрослый самодостаточный мужчина мог влюбиться в образ девушки из окна напротив. И тем более у меня не укладывалось в голове, что он привел Зевса в квартиру, только чтобы предложить мне эту работу.
– Господи, да зачем?
Не смогла сдержать свое удивление.
– Ммм, понимаешь, Уль, в чем дело. Мне в голову часто приходят гениальные идеи. Но, кажется, в этот раз я перестарался. Нет, ты не подумай, я не жалею, что нашел Зевса и благодаря ему смог узнать тебя. Но, если честно, сам от себя не ожидал такого.
Ромка все говорил и говорил, заставляя меня и плакать, и смеяться, и жалеть о своей недогадливости.
Нравился ли он мне? Безусловно. Хотела бы я тех отношений, о которых говорил Рома? Да, конечно. Вот только на самом деле из-за наших откровенных разговоров ситуация не изменилась.