Спасти Персефону (СИ)

Он обернулся в сторону Убийцы. Тот стоял неподвижно, будто врос в землю — о том, что это существо вообще-то может летать, напоминали только чуть подрагивающие железные крылья за спиной. Его лицо застыло в напряженной гримасе.
— Танат! — раздраженно повторил Неистовый. — Ты видел, что это было?!
Убийца с видимым усилием разомкнул губы и выдавил из себя три сухих, хлестких слова:
— Я видел судьбу.
— Что за бред ты несешь! — Арес сжал кулаки. — Не знаю, что это было, но ему точно не…
Он схватился за живот. Стенки его чрева вдруг заходили ходуном, вывернулись, разверзлись… и выплюнули могучего воина в полном облачении.
— Хаос тебя дери! — простонал Арес, наблюдая, как воин отползает на четвереньках.
Миг — и точно такой же воин выбрался из его чрева и пополз в другую сторону. Арес мрачно помянул Урана и схватился обеими руками за волосатое пузо, но это было только начало!
Следом из его чрева вывалилась толпа голосящего народа. В толпе безошибочно идентифицировались Медуза Горгона, Эрот и Геката с факелами (!). Остальных Арес не знал, но они, очевидно, знали его. По крайней мере, отползали они не молча, а с гадкими комментариями.
Больше всего изощрялась мелкая медноволосая девчонка. На ее-то «кажется, папа стал мамой» Арес наконец-то прозрел. Проглоченные им дети каким-то неведомым образом ухитрились освободиться!
Схватив Гекату — она копошилась дольше всех — за руку, Неистовый открыл рот и принялся втягивать воздух, вот только из этого ничего не вышло. Живот немного раздулся, но вырывающаяся и шипящая Трехтелая не спешила проваливаться в чрево Войны. Зато мелкая рыжая дрянь, только поднявшись на ноги, бросилась к нему и вцепилась зубами в его запястье.
— Проклятое отродье Ехидны! — завопил Арес, отшвыривая ее вместе с Гекатой. — Убийца, твой меч…
Он дал ему две секунды — сбросить оцепенение и вытащить клинок — но ожидаемого пения металла не последовало. Неистовый удивленно посмотрел на того, кого считал своим верным слугой (а кем еще считать того, кто всегда выполнял приказы, ни взглядом, ни жестом не выказывая нетерпения), но не увидел его лица.
Лица?..
До Ареса вдруг дошло, что он никогда и не видел лицо, только холодную, словно изваянную из мрамора маску — но сейчас эта маска ощутимо крошилась у губ, беззвучно обрисовывающих слово.
«Невидимка».
Кровь ударила Аресу в голову, туманя рассудок; боль ушла; мышцы налились силой; взревев от ярости, он бросился на Таната как необузданный бык, но тут же покатился кубарем, споткнувшись о что-то живое, вывалившееся из его живота. Очередной гадкий отпрыск схватил его за ногу, дернул, и Арес ткнулся лицом в траву.
Мгновение спустя Неистовый вскочил на ноги… и споткнулся взглядом о леденящую кровь ухмылку.
Ухмылку выщербленного временем серпа в опущенной руке проклятого подземного дядюшки.
На бледном лице самого Аида ухмылки не было. Его губы были сомкнуты в тонкую линию, и это почему-то было страшнее, чем самый жуткий оскал.
— Персефона, — прошипел дядюшка, не двигаясь с места, не взмахивая серпом, не делая ровным счетом ничего.
«Ничего-ничего-ничего», — пел серп в его руке. — «Тогда, на заре времен, не было ничего-ничего-ничего…»
Железная гадина увивалась вокруг дядюшкиного запястья, лезла ему в глаза, пыталась глядеть оттуда, но вязла в тартарской черноте. Пыталась петь его губами, но эта подземная сволочь была слишком упрямой, и вместо «ничего» получалось…
— Персефона…
Арес вдруг понял, что ему… страшно? Липкий, холодный страх спускался по позвоночнику, оплетал ноги, замедлял движения. Еще почему-то вспомнилось детство, когда мать укачивала его, орущего, в колыбельке, и, отчаявшись успокоить, пугала своим мрачным подземным братом.
«Не будешь слушаться — я пошлю за Аидом».
И маленький Арес послушно замолкал — с каждым разом Аид представлялся все страшнее и страшнее.
Сейчас Неистовый не боялся ничего и никого, но тогда…. Кажется, когда дядя по каким-то своим делам явился-таки на Олимп, крошка Арес весь вечер прятался за Зевсом.
 
Арес сжал кулаки, отгоняя детские воспоминания, и ярость наполнила его сердце, вытесняя липкий, холодный страх. Если дядюшка думает, что он сдастся, увидев серп Крона…
— Где Персефона, в который раз тебя, идиота, спрашиваю?! — завопил Аид, теряя терпение. Судорожный вдох, словно ему было тяжело набрать в грудь воздуха, и длинное, украшенное многочисленными нецензурными метафорами на разных языках выражение, суть которого сводилась к тому, что, с точки зрения дядюшки, Аресу следует сложить полномочия в качестве бога войны и стать богом дебилов.
— Тебе нужна Персефона? — ухмыльнулся Арес. — Так забирай. Я дал ей развод. Только сначала тебе придется отнять ее у Деметры…
Тут он сделал драматическую паузу, соображая, что сказать дальше, но красивые фразы как-то не подбирались. Во всяком случае, подбирались медленнее, чем у Аида — эпитеты, характеризующие их с Деметрой умственные способности.
Где-то на фразе «теперь я понял, почему тебе приносят в жертву ослов», глаза Ареса застлал кровавый туман неистовства, и он бросился в атаку.
  
Глава 25. Макария
 
— Он победит? Победит, да?! — Макария ощупью схватила Гекату за руку, не рискуя отвести глаза от эпической схватки.
Арес уверенно теснил Аида к развалинам дворца, его мясистое лицо раскраснелось, в глазах стоял кровавый туман, с губ срывались невнятные ругательства. В одной руке Неистовый держал меч, в другой — короткое копье, и ухитрялся орудовать ими с нечеловеческой скоростью и с нечеловеческим же напором.
Аид… отступал, ускользал от одних ударов, другие блокировал саблей, и снова отступал. Это противостояние выглядело бы смешным, если бы не острая ухмылка серпа во второй, неподвижной, руке. Серп льнул к хозяину, ластился, обещал победу — только взмахни! Вот так вот, просто, один лишь взмах! Вычеркни Ареса из бытия!
«И себя тоже вычеркни, заодно», — мысленно закончила Макария.
— Победит, обязательно, — прошипела Геката таким тоном, как будто сама себе не верила. — Он же уже один раз…
Аид споткнулся о камень, и Трехтелая замолчала, затаив дыхание наблюдая, как Арес с победным воплем несется вперед… и промахивается.
— Мы должны ему помочь, — шепнула Макария, с трудом заставив себя отвернуться и найти глазами три бледных как немочь физиономии Гекаты под густыми вуалями. Но то ли она не рассчитала громкость, то ли эта светлая мысль и без того носилась в воздухе, но идею тут же подхватили другие Аресовы детишки:
— Держись, Владыка! Держись! — вопил Фобос.
— Давайте вместе! — Антерос.
— Хватайте камни! — Энио.
— Окружаем… — амазонки, все трое.
— Долой тирана!.. — уже не разобрать, кто…
— Отец, ты еще пожалеешь!..
— Не лезьте, это не ваша битва! — холодный, резкий, похожий на лязг металла голос мгновенно перекрыл нестройный хор Аресовых детишек.
Это Танат Жестокосердный взмахнул крыльями, подлетая поближе и отгораживая толпу отпрысков от их неистового папаши. Помимо мрачной физиономии, он еще и крылья расправил, как какой-то горный орел, и Макария невольно хихикнула. Хотя крылья, на самом деле, были очень даже себе ничего — широкие, с черными, длинными, острыми перьями (она украдкой потрогала и тут же удостоилась недовольно-сурового взгляда).
Эпическая битва Ареса и Аида потихоньку смещалась к огненному Флегетону, и никто не мог взять верх, как вдруг кого-то, кажется, Деймоса, озарила «светлая» мысль:
— Аид, у тебя же серп!
И остальные детишки, которых Макария даже в мыслях не могла называть братьями и сестрами по причине критического отсутствия у них мозгов, естественно, подхватили и кровожадно заорали:
— Серпом его! Серпом!..
— Да заткнитесь вы, идиоты! — завопила Макария. — Замолчите! Дебилы! Вы что, не понимаете…
Дебилы не понимали. Они даже ее не слышали, так сильно захватила их «гениальная» мысль о том, что Аид может расправиться с Аресом одним ударом, и что без подсказки ему самому об этом не догадаться.