Блок-шот. Дерзкий форвард (СИ)

Аня опустилась на колени и коснулась его руки. На лице появилась тёплая улыбка:
— Хочу верить, что это не просто слова, Рус. Понимаю, сложно вот так сразу что-то кардинально менять в том, к чему ты привык, но я правда хочу, чтобы ты был счастлив. Чтобы мы снова были счастливы. Ведь цель переезда заключалась именно в этом: мы хотели начать новую жизнь.
— Мы её и начали.
— Я, но не ты. — Аня нахмурилась, то переплетая их пальцы вместе, то освобождаясь из плена. — И знаешь, если плохо тебе, мне тоже. Прямая пропорциональность между любящими друг друга людьми.
— Ань…
— Я не учу тебя жизни, — перебила его она. — Больше не вернусь к этой теме, обещаю, только помни: я чувствую тебя также хорошо, как и ты меня. И она тебя чувствует. — Едва заметный кивок в Васину сторону. — Не будешь давать о себе заботиться, переживать за себя, помогать — нам будет больно, потому что мы обе любим тебя и искренне желаем добра.
В комнате стало тихо. Рустам смотрел в её большие голубые глаза и видел в них любовь, нежность, заботу, тепло… Она переживала. Она всегда переживала, несмотря на то, что умело прятался за шутками.
— Нужно перевязать грудь, — резко ушла от темы Аня. — Тим внизу. Он будет ждать, пока кто-нибудь не спустится, так что у нас есть время.
— Хорошая идея, — согласно кивнул Рустам.
— Доброе утро, — сонно улыбнулась Василиса, услышав голоса и возню в комнате. — Который час?
— Ещё рано, — отозвался Тедеев, пытаясь занять сидячее положение.
— Хочу сделать давящую повязку, — пояснила наличие марли в своих руках Аня. — Храним тайну до конца. Я, правда, не знаю, как это будет выглядеть со стороны. Тимофей не дурак.
— Я не собираюсь обниматься с ним. И сто метровку бегать тоже.
— Прекрати болтать и выдохни, — фыркнула девушка. — Дело не в объятиях. Ты ведёшь себя по-другому.
— Я сказал, что болен.
— Ну, хоть в чём-то не соврал, — улыбнулась Вася.
— Тебе придётся поехать вместе с ним, — посмотрел на неё Рустам. — Я, конечно, крепкий орешек, и обезболивающее хорошо помогает, но вести машину с переломом…
— Значит, всё-таки перелом? — ухватилась за прозвучавшую фразу Гущина.
— Трещина.
— Рус…
— Трещина, — повторил уверенно парень тоном, который явно не подразумевал дальнейших споров. — Я скажу, что температурю и не хочу никого заражать. Это поможет выиграть время, чтобы не ходить на тренировки.
— Но ты же понимаешь, что Самарин заставит тебя прийти хотя бы дважды перед игрой, — серьёзно смерила его взглядом Василиса. — И он всё поймёт. На первой же разминке расколет на «раз».
— Я сделаю укол.
Девушки переглянулись, но оставили реплику без комментариев. Его упрямство бесило, но было без толку что-либо объяснять — он всё решил, а они пошли у него на поводу. Добровольно. Когда настала пора возвращаться домой, Тим воспринял информацию о болезни более чем адекватно и предложение подбросить Гущину до дома не вызвало подозрений. Аня успешно не подпускала его к брату, занимая личное пространство собой, благо что переведённые на новый уровень отношения позволяли это сделать без лишних вопросов, а Василиса держала оборону в непосредственной близости от эпицентра. Распрощавшись, они все вместе покинули загородный домик, договорившись вернуться туда сразу после решающей игры в начале октября независимо от того, каким окажется результат.
Уик-энд пролетел быстро и без приключений. Легенда о простуде продолжала действовать, спасая Рустама от лишних встреч с Тимом, который целиком и полностью сосредоточился на Ане. Форвард и его благополучие, конечно, были важны для перспектив на светлое будущее, но эмоции, получаемые от общения с его сестрой, однозначно стоили больше.
Наличие рядом тех, кто мог оказать помощь и поддержку, избавили Рустама от необходимости принимать обезболивающее ежедневно, как планировал, когда хотел остаться за городом. Это позволяло более точно оценивать физическое состояние, в котором пребывал. И чем ближе становился к судьбоносному дню, тем сильнее убеждался, что мог погорячиться со своим желанием выйти играть. В лежачем положении чувствовал себя более, чем отлично, однако, когда вставал на ноги, организм, истошно надрываясь, просил вернуться в постель.
 
Василиса не отходила ни на шаг, проводя почти каждый день в их коттедже. Рустам наблюдал за ней, пытаясь обнаружить хотя бы намёк на то, что она устала или ей надоело нянчиться с ним, однако не видел ничего, кроме искреннего обожания. Они разговаривали, шутили, спорили, и в каждом её взгляде или жесте чувствовалась забота и беспокойство за того, кого любила. Более того, за всё то время, которое проводили вместе, он ни разу не услышал от неё ни слова о спорте: ни одной фразы о баскетболе, о том, как будет здорово, когда он снова станет частью «Разящих» и ей наконец-то можно будет гордиться им.
Она на самом деле была другой: простой, доброй, открытой, а иногда немного наивной, как ребёнок. Она любила читать, смотреть старые фильмы, даже от триллеров не отказывалась. Она любила музыку — всю, кроме тяжёлого рока, а ещё любила танцевать. Ей нравились животные — кошки и собаки, правда, на первых у неё была жуткая аллергия. Чем больше узнавал деталей, тем сильнее её хотелось оберегать, защищать; ею хотелось любоваться: тем, как смеялась, как морщила носик, слегка приподнимая брови вверх, если была не уверена, как он отнесётся к тому, что говорила. Она излучала позитив, заряжала им настолько, что не улыбаться не получалось.
Рустам не один раз ловил себя на мысли, что с ней хотелось быть настоящим: хотелось смеяться, когда смешно, а не для того, чтобы заполнить пустую паузу, во время которой, не дай Бог, кто-то мог задать неловкий вопрос; хотелось молчать, наслаждаясь в тишине обществом друг друга; хотелось просто касаться её, обнимать, вдыхая аромат, не сводя всё к физическим ласкам и плотскому наслаждению как было в прошлом.
Она понимала его, принимала и самое главное, как сказала Аня, — чувствовала. Каким образом? Непонятно. Наверное, так же, как он чувствовал, когда ей нужно было просто помолчать, а когда — нарушить личное пространство, одаривая теплотой, нежностью и любовью насколько это позволяло больное ребро.
Райскую идиллию разбил в четверг вечером звонок Тима. Василиса уже уехала, а поздняя тренировка команды позволила Ане остаться дома.
— Засыпайся порошками, таблетками, микстурами — короче, делай, что хочешь, но завтра ты должен быть в зале, — без каких либо слов приветствий сразу перешёл к сути парень. — Самарин рвёт и мечет. Я держу оборону, но скоро она не выдержит.
— Я понял, — улыбнулся Рустам. — Завтра как раз собирался выходить на учёбу.
Брови Ани медленно поползли вверх — какая учёба?
— Уверен, Богомол уже по мне соскучился.
— Коллоквиум по средним векам, — хохотнул Матвеев в трубку. — Приплюсуй к своему списку на зимнюю сессию всё то, что будет обсуждаться завтра на паре.
— Похоже, для нас одних придётся отводить целый день, чтобы он успел спросить всё, что мы ему задолжали.
— Останься дома, бро, — вдруг серьёзно проговорил Тимофей.
— Своих не бросаем. К тому же, мне дико не хватает его жабьих глаз и скрипучего голоса.
В трубке послышался громкий смех.
— Расскажу Гущиной, что у неё появился соперник. Пускай тренируется делать глаза на выкат, иначе есть шанс лишиться «наглого и ленивого спортсменишки». — Отсмеявшись после вполне удачной имитации историка, Тим уже серьёзнее добавил: — Если моя зазноба там, передавай привет. Наберу ей позже. А ты подумай о том, что я сказал: на фига тебе лишний «хвост»! Всё, отбой.
— Пока, — улыбнулся Рустам, заблокировав экрана.
— Что там?
Между бровей появилась морщинка. Он задумчиво смотрел на мобильный в руке, а затем перевёл взгляд на сестру:
— Завтра мы едем на учёбу вместе.
— Но ты же…
— Нормально себя чувствую, — перебил её парень. — Ты перевяжешь меня утром, и всё будет хорошо. Укол поможет избавиться от боли. Я постараюсь с лестниц не падать и по периллам не кататься.