Корабль в вечность (ЛП)

— Они упомянули название, — внезапно прохрипела Палома, как будто голосовые связки ей тоже надорвали. — Когда говорили о побережье. Много раз повторяли слово «бухта», но один солдат однажды произнес название полностью: Расщепленная бухта. 
Вот когда я на самом деле впервые их увидела. Держа капсулу в руке, я закрыла глаза и увидела Независимые острова словно с большой высоты: рассыпанные по морю ломтики каменистой суши. 
Дальше я увидела взрыв. Поразительный, словно бродячий фокусник, достающий кролика из шляпы. Ловкость рук невиданного масштаба: за одно мгновение гора превратилась в пыль, а остров стал морем. 
Вспышка была сверхъяркой, аннигилирующей любую жизнь. Этот свет содрал бы мясо с костей, а сами кости обратил в прах. Взрыв разрушил самое время — пронзительный свет положил конец всему. 
Когда вспыхнул огонь, островки поменьше исчезли. Пепел взвился в воздух и полетел выше, застилая собой небо. 
Ветер дул с севера. Далекий край не ответит нам бомбой, но возмездие оттуда все равно придет вместе с ветром: снова пепел, снова отрава. 
        *ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ* 
Ночью, когда мы с Дудочником отправились в Расщепленную бухту, Зои осталась с Паломой. Другие варианты даже не рассматривались. Они с Саймоном, Криспином и тремя солдатами Инспектора поедут в Хепберн, ближайший гарнизон верный Инспектору в половине дня пути на юг. Но раны Паломы означали, что ехать придется медленно, а ведь мы недалеко ушли от хижины и от гарнизона Воительницы в Сюльписе. Нельзя было исключать погоню. Мы с Дудочником скорости ради взяли двух свободных лошадей и оставили остальных наших спутников охранять Палому. 
— Ты уверена? — спросил меня Дудочник. 
Я кивнула. 
— Теперь дело не за армиями. Это наше с Заком личное сражение. 
Близость взрыва обнулила все остальное. Теперь я была совершенно уверена, что дело сводится к нам двоим: мне и моему близнецу. Я бы предпочла поехать одна, но знала, что Дудочника переспорить не удастся. Но также я знала, что количество людей ничего не решает. Мы ехали в Расщепленную бухту не побеждать армию Воительницы и не пытаться спасти Зака. Если Заку и требовалось спасение, то только от него самого, и капсула на моей шее подействует так же быстро, как все наши солдаты. 
Дудочник помог мне усадить Палому на лошадь. Зои приняла ее и крепко обняла за талию. Палома посмотрела на меня сверху и медленно заговорила. В уголках ее рта все еще темнела запекшаяся кровь, а слова терялись, словно проваливались в дырки на местах, где раньше были зубы. 
— Ты — не твой близнец, Касс, — сказала она. 
В ее словах не содержалось упрека, но голос, охрипший от криков, был упреком сам по себе. 
Зои сжимала поводья, удерживая на месте недовольную двойной ношей лошадь. 
— Мы отправим солдат из Хепберна в Расщепленную бухту, — сказала она мне, а потом повернулась к Дудочнику. — Остановите Зака. Любой ценой. 
На меня она смотреть не стала. Смысл ее последнего указания был мне вполне ясен, как и всем остальным. Если Далекий край сгорит, ни для кого из нас не будет никакого счастливого конца. 
— Я сделаю это сама, — тихо пообещала я Зои. 
Я не знала, что говорю правду, пока не произнесла это вслух. Обещание прозвучало странно: ровно и весомо. 
Зои пронзила меня взглядом, а потом медленно кивнула. Время слов прошло. Мы смотрели друг на друга, две женщины, знавшие, что достигнута точка невозврата, которую не изменят никакие обвинения, извинения или слова благодарности. Этот узел придется разрубить, иного выбора уже не осталось. 
Зои развернула лошадь, и их маленькая процессия пустилась в путь. Мы с Дудочником минутку смотрели им вслед, потом поскакали на запад. Я собиралась найти брата и закончить то, что мы с ним начали много лет назад, будучи еще детьми.
  
Глава 30 
 
В пути меня сопровождали мои верные спутники, языки пламени. Взрыв был одновременно прошлым и будущим, а я — ниточкой между ними, на которой держался весь мир. Я знала, что мне предстоит сделать. 
 
Спустя два дня и две ночи мы с Дудочником почти доехали до побережья. Когда остановились напоить лошадей у мелкой речушки, русло которой уже расширялось, готовясь слиться с морем, я позволила себе полежать на берегу, разглядывая траву и чертополох, наполовину раздавленный копытом моей лошади. Неужели я вижу чертополох в последний раз? Неужели больше не прищурюсь, глядя на полуденное солнце? Мне хотелось ничего не упустить, сохранить в памяти каждую деталь ускользающей жизни. 
До цели мы добрались раньше, чем я ожидала. Расщепленная бухта представляла собой узкий залив, глубоко вдававшийся в побережье. Прямо перед нами между двумя отрогами оказался длинный фьорд с выходом в открытое море: на севере вид загораживали горы, а на юге водная гладь лишь угадывалась под дымкой на горизонте. 
Возможно, когда-то в Расщепленной бухте росли деревья или кустарники, но теперь на последних милях суши не было ничего кроме слоев крошащегося сланца да каменистых осыпей. Мы оставили лошадей у речушки на равнине, где трава еще не уступила место камню. Стреножили их, чтобы лошади могли щипать траву, но не уходили далеко, однако такая предусмотрительность казалась мне бесполезной. Какой смысл думать о возвращении, думать о будущем, когда взрыв с минуты на минуту положит конец всему? 
К югу от нас в бухту вела извилистая грунтовая дорога; избегая ее, мы начали спускаться к берегу по усыпанному камнями склону. К исходу дня мы подошли к морю настолько близко, что уже слышали чаек, каждый их резкий крик напоминал скрежет ножа по точилу. Дудочник нашел небольшую пещеру — разлом породы, над которым нависал сланцевый козырек. Внутри, кашляя от дыма, я развела маленький костер и приготовила жидкую похлебку из остатков вяленого мяса и грибов. 
— Ты тоже должна поесть, — сказал Дудочник, глядя на меня, пока мы сидели снаружи, провожая закат. 
— Не могу, — отказалась я. 
Он взял меня за руку и кивнул на берег, где ждал Зак. 
— Мы найдем способ справиться. 
— Ты правда в это веришь? 
— Провидица у нас ты, — усмехнулся Дудочник. — Ты сама-то веришь? 
Я верила. Верила в странную красоту склона под нами, в катящиеся в море обломки камней. Верила в теплую широкую ладонь Дудочника в моей руке. Верила в прохладный сланец под моими скрещенными ногами. Это все настоящее — не больше и не меньше, чем взрыв. Я сосредоточила все внимание на настоящем вокруг меня. 
Дудочник отпустил мою руку и принялся есть. В котелке оставалась еще половина, а его движения уже начали замедляться. Под моим пристальным взглядом он дважды кашлянул и посмотрел на ложку в своей руке. Она тряслась. Пока он опускал ее обратно в котелок, на его висках и над верхней губой выступил пот. 
Я не ожидала, что снадобье сработает так быстро — думала, что Дудочника сморит крепкий сон уже после еды. Потому что не знала, сколько именно белены и макового отвара нужно отмерить, когда подмешивала их в похлебку. Салли как-то сказала: «Две ложки этого зелья со щепоткой белены надежно вырубят любого человека». И добавила: «А если плеснуть малость побольше, можно и убить». Я попыталась учесть рост Дудочника и его вес, вливая смесь по капле, пока Дудочник нес дозор, а я кухарила в узкой пещере над костерком. 
Он попытался что-то сказать, но вышло только мычание. Дудочник начал заваливаться набок, я его подхватила и опустила на землю. 
Не то чтобы я боялась, что Дудочник меня убьет. Напротив, страшно было, что он не решится поднять на меня руку и даже меня саму попытается остановить, если придет время исполнить обещание, данное Зои. Когда-то я боялась его жестокости, а сейчас переживала, что он может заколебаться и упустить подходящий момент, чтобы сделать то, что должно. Я не могла пойти на такой риск — не теперь, когда взрыв совсем близко. 
 
Дудочник тихо застонал во сне. Я подхватила его под мышки и потащила в пещеру, где уложила на бок, чтобы он не захлебнулся, если вдруг начнется рвота.