Корабль в вечность (ЛП)
* ΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩΑΩ *
Хотя Палома всегда понижала голос, заводя речь о зоне поражения, о большой волне и об огне, взрыв в ее рассказах представал событием из далекого прошлого. Спустя шесть дней пути с побережья в сторону Нью-Хобарта Палома по-прежнему не принимала всерьез наши предупреждения о зловредных заправилах Синедриона и взрывной машине, которую они извлекли из Ковчега.
— Она до сих пор не поняла, — сказала я Дудочнику и Зои. Мы шептались, отсев от костра, где отдыхала Палома. — Вчера снова спросила об этом же. По-прежнему хочет договориться о встрече с Синедрионом.
Зои закатила глаза.
— Может завязать на себе бантик, если хочет преподнести этим убийцам Далекий край на блюдечке.
В кустах за спиной Зои что-то зашуршало, она вскочила и занесла нож. Дудочник тоже пришел в движение: оттолкнул меня за дерево и занял боевую стойку бок о бок с сестрой.
Палома ойкнула и подняла руки, выходя из-под сени деревьев.
Зои отступила, убрав нож обратно на пояс.
— Ты лучше не подкрадывайся так, — тихо посоветовала она. — Вряд ли ты проделала такой долгий путь по морю, чтобы напороться на клинок.
— Я слышала, о чем вы тут говорили, — сказала Палома. Она храбро вздернула подбородок, но руки сжала в кулаки, видимо, сдерживая дрожь. — Я не идиотка.
— Никто и не говорит, что ты идиотка, — возразила Зои. — Но ты должна понять, с кем имеешь дело.
— Я не боюсь вашего Синедриона, — уперлась Палома.
— А стоило бы, — заметил Дудочник.
— Позвольте мне с ними встретиться, — настаивала Палома. — Если я объясню вашим властям условия торговли, которые желает обсудить Конфедерация, они увидят свою выгоду.
— Ты не слушаешь, — сказала Зои. — Синедрион...
— Я эмиссар, — перебила ее Палома, возвысив голос. — Уполномоченный Конфедерацией установить связи и обсудить условия торговли и сотрудничества. Я посол в мирной экспедиции.
— Но здесь тебя в таком качестве не примут, — вступила я. — Для Синедриона ты враг. Альфы устроят на тебя охоту.
Я знала Зака с рождения, но все равно боялась того, кем он стал. И видела, как он боялся возглавлявшей Синедрион Воительницы. Вместе, зная, как произвести взрыв, они не пощадят Далекий край. И в пламени, которое является мне в видениях, нет никаких «если», «авось» и «возможно». Оно настоящее, и оно приближается.
Я не ожидала, что Палома может побледнеть еще сильнее, но теперь ее губы посинели, а веснушки явственнее проступили на коже.
Дудочник бросил кинжал на землю, снял рубаху и кинул ее туда же.
— Смотри, — сказал он, поворачиваясь к Паломе спиной. Своей единственной рукой он указал куда-то за левое плечо.
Там, на смуглой коже ниже лопатки, виднелось несколько белых горизонтальных рубцов. Я видела их и раньше, ведь мы много месяцев путешествовали вместе и вместе же мылись в ручьях, но на Дудочнике столько отметин, что конкретно эти мое внимание не привлекли. Я смотрела на его спину вместе с Паломой: эти шрамы не походили на боевые на руке или на порезы и царапины на лице. Они были давними и, в отличие от кривой зарубки на плече, выглядели ровными и аккуратными, располагаясь параллельно друг другу.
— Меня отхлестали кнутом, когда мне было восемь, — пояснил Дудочник. — Через нашу деревню проходил патруль, а мы с Зои и другими детьми как раз играли на улице. Была такая песенка, которую мы то и дело пели: «Джек был смел, Джек был храбр...»
— «...Джек уплыл в Далекий край», — хором с ним закончила Зои.
— Просто детская песенка, — продолжил Дудочник, — но солдаты ее услышали и решили устроить показательную порку. Конечно же, они выбрали меня. Даже на востоке в те времена, когда близнецов не спешили разлучать, для порки всегда выбирали омегу. Я получил десять ударов.
Я заметила, как Зои стиснула зубы, вспоминая об их общей боли.
— И всего-то за упоминание Далекого края в детской песенке, — подчеркнул Дудочник. Он поднял рубаху и снова надел ее, не спуская глаз с Паломы. — Если Синедрион найдет Далекий край, пощады не ждите. Ты что, правда думаешь, что они оставят твою родину в покое, услышав про ваши чудо-лекарства?
— Ты не знаешь, каковы они, — поддержала брата Зои, говоря с несвойственной ей мягкостью и подходя ближе к Паломе. — Неважно, что ты сделаешь, какие блага им предложишь — само существование Далекого края они рассматривают как угрозу себе.
Зои была права. Далекий край воплощал в себе все, чего боялись альфы. Я видела, какое отвращение им внушают наши мутации — в меня не раз плевали, крича в спину: «Уродка! Отрава». Наверняка альфы будут сражаться до последнего, защищая свои совершенные тела. Они правили, потому что считали себя лучше нас, омег. Ну еще бы, ведь они идеальны, а мы — их искалеченные отражения в кривом зеркале. Именно такими они нас видели. Если убрать эту разницу, лишить альф здоровых тел, подорвется сама основа выстроенной ими государственности. Они этого не потерпят, особенно сейчас, когда научились сокращать риски фатальной связи между близнецами, помещая омег в резервуары, где те обречены без сознания плавать в жидкости до конца дней своих, пока альфы живут на воле в полное удовольствие.
— Даже если бы мы завтра посадили тебя на корабль и Далекий край отказался бы от мысли нам помогать: не поделился бы лекарствами, не стал бы заново пытаться нас найти, — продолжила Зои, — Синедрион продолжил бы вас искать. В Ковчеге обнаружено послание из Далекого края. Альфы знают, что он существует и что там придумали, как покончить с близнецами. Мы вас нашли. Рано или поздно они тоже до вас доберутся. И всех вас уничтожат.
Палома планировала когда-нибудь вернуться в родные края с новостями, с посланием. А какое послание передать ей в сложившихся обстоятельствах при возможности отправить ее домой? Единственно важным казалось сейчас предупреждение Ксандера: «Вечный огонь».
— Даже будь у нас корабль, подходящий для такого дальнего путешествия, — сказал Дудочник, — не получится отвезти тебя обратно и предупредить Далекий край, пока не наладится погода. Ты же на себе испытала, какими бывают шторма.
Я заметила, что Палома сжала губы. Она никогда не говорила о шторме, едва не потопившем «Розалинду». Но я видела обломанный нос и пробоины в бортах и знала, что спутник Паломы погиб, как и двое матросов Томаса. Имелась веская причина, по которой мы так долго не могли найти Далекий край: море немилосердно. Девушка Зои, Лючия, тоже погибла во время шторма несколько лет назад.
Дудочник безжалостно продолжал:
— Я уж не говорю о ледяных торосах на севере. А весной подует встречный северный ветер и затруднит нам путь. Лучше всего пускаться в плаванье в начале лета.
— Заставить тебя остаться мы не можем, — добавила я. — Как и заставить нам помогать. Если решишь уехать, мы постараемся защитить тебя до тех пор, пока не подготовим корабль. Никто не станет тебя винить, если захочешь вернуться домой и забыть обо всем, что здесь узнала.
— Реши я сбежать, — с хрипотцой в голосе сказала Палома, — это ничего не изменит. Нас было сорок человек на корабле, когда на горизонте показалась мачта «Розалинды». Меня и Калеба назначили эмиссарами, но наш капитан и команда знают, где вы находитесь. Томас дал им координаты. Конфедерация отправит корабли. — Она сглотнула, но потом продолжила: — Мы два дня стояли на якоре борт о борт с «Розалиндой», пока ее команда пополняла запасы воды из озера на скалистом выступе неподалеку, и Томас успел рассказать нам, как вы живете: близнецы, Синедрион, омеги. Мой капитан Ру и ее команда доложат об услышанном Конфедерации.
Мачта «Розалинды», замеченная на горизонте среди необитаемых унылых островов. Карты и рассказы, которыми обменивались на каменистом берегу. Такая малость, чтобы изменить мир. Но эту малость уже не отменить.
— Нашим придется подождать, пока растает лед, — сказала Палома, — прежде чем удастся послать корабли на юг. Но они придут, и весенние северные ветра для них будут попутными, а не встречными. Они придут. Один корабль или целый флот. Может, сорок человек, а может, сотни. Пусть доберутся сюда не все, но мои сограждане так просто вас не оставят, теперь доподлинно зная, что здесь есть жизнь.