Пасынки Луны. Часть 1 (СИ)
– Самсоныч – ну, мастеровой, что здесь бензином занимается – мой давний приятель, – сообщил нам между тем Мотя. – Так-то он плоды своих трудов купцам Ламакиным поставляет, а те их в своих придорожных лавках уже втрое-вчетверо дороже перепродают, но бочку-другую для своих Самсоныч завсегда придержит! Зальем у него полный бак, и еще две-три канистры про запас прихватим. Сзади их сложим – вам, сударыни, – обернулся он к Светке с Настей – уж извиняйте, придется малость потесниться, но иначе никак! На Московском тракте заправляться – это сразу разориться! Да еще и не всегда получится… Вот, почитай, приехали!
Автомобиль юрко свернул в боковой проезд и остановился перед массивными воротами – очень резко, словно извозчик сперва собирался лишь слегка сбросить скорость, а затем вдруг внезапно передумал и, что было сил, вдавил педаль тормоза в пол. Меня закономерно бросило вперед, едва не приложив носом о лобовое стекло – ремнями безопасности самобеглая коляска укомплектована не была. В спинку моего сидения чем-то глухо стукнулась Каратова.
– Вот те раз! – удивленно выдал Рыжий. – Ни в жисть Самсоныч двора не запирал!
– Сегодня день особый, – буркнул я, оборачиваясь к Светке. – Ты там как?
– Терпимо, – пробормотала девушка, потирая рукой ушибленный лоб.
– А я чуть губу не разбила! – сообщила Любомирская. – То есть даже разбила! – на кончике пальца, который девочка до того прижимала ко рту, и впрямь алела крошечная капелька.
– Ничего, до свадьбы заживет! – бросил я княжне.
– Нет уж, довольно с меня свадеб! – скривилась Настя.
Тем временем Мотя требовательно посигналил, а когда на звук клаксона ворота и не подумали отвориться, заглушил двигатель, распахнул дверцу и выпрыгнул из экипажа.
– Сейчас, сударь, выясню, что тут к чему! – обернулся он ко мне снаружи.
Но я уже смотрел вовсе не на него – а на увенчанный массивной мушкой длинный ружейный ствол, словно хищный монстр из норы, высунувшийся из приоткрывшейся калитки рядом с воротами.
Должно быть, заметив, как изменилось мое лицо, и проследив за взглядом, оторопел и извозчик. А из-за забора уже раздалось отрывистое:
– Убирайтесь к духам! – как видно, для пущей убедительности – в сопровождении приглушенного лязга, который вполне мог быть звуком передергиваемого затвора.
– Эй! – нахмурился Матвей. – Что значит, «убирайтесь»! А бензин я, по-вашему, где должен брать? У Ламакина – втридорога? Или, может, на Лиговке? – испуганным наш паренек определенно не выглядел – может, правда, не от большого ума.
– Сказано: убирайтесь! – грозно повторили из-за забора.
– Фрол, это там ты, что ли? – недоуменно наморщил лоб извозчик. – Фрол – один из рабочих Самсоныча, – зачем-то пояснил он мне полушепотом и тут же продолжил в голос в сторону калитки: – Это ж я, Мотя Рыжий! Не признал?
– Скорее уж, Мотя Черный! – крикнули в ответ.
– Сдурел, Фрол? – всплеснул руками паренек. – Какой я тебе черный?!
– А тряпка у тебя над крышей развевается – злых духов отгонять?! – усмехнулся по-прежнему невидимый нам Мотин собеседник.
– А, это… – покосился на остатки нашего транспаранта Рыжий. – Это трофей! – сообразив, в чем, должно быть, загвоздка, поведал он Фролу. – По утру двое хотели у меня авто увезти, а я у них за это плакатик подрезал. Только он немного порвался, когда мы из города тикали!
– То есть ты не с этими, из Комитета? – все еще недоверчиво уточнили из-за забора, а я вдруг подумал: а что, если это хитрая провокация? Сейчас Мотя подтвердит, что бунт не поддерживает, а в ответ по нам как шарахнут!..
«Едва ли, сударь, – вмешался мой фамильяр. – Собеседник Матвея не носит черной повязки, хотя и магически бездарен от рождения. Душа черни, как я уже, говорил – потемки, но все же предполагаю, что сей Фрол не из числа записных смутьянов».
– Сам ты из Комитета! – прокричал между тем Рыжий. – Я честный мастеровой, таким был – таким и остаюсь! Отпирай, Ключа ради, ворота – мне бак нужно залить!
– Честный мастеровой, говоришь… – за забором послышалась возня, ружейный ствол исчез, однако ворота растворяться пока не спешили. Вместо этого чуть шире приоткрылась калитка. – Ладно, Мотя, проходи – пусть Самсоныч разбирается, какого ты у нас нынче цвета, не потемнел ли ненароком! – раздалось затем. – Только один иди – остальным сидеть в машине! – сурово прикрикнул Фрол на заерзавшую на заднем сиденье Любомирскую.
– А мне умыться нужно! – капризно крикнула в ответ девочка. – И еще кое-что!
– Подождет твое «кое-что», – отрезал Фрол.
– Не «твое», а «ваше»! – презрительно буркнула княжна – вроде бы не громко, но, как ни странно, за забором ее услышали:
– Мое я как раз справил недавно! – хохотнул Фрол.
Настя порозовела, но, закусив разбитую губу, промолчала.
* * *
Мотя отсутствовал минут сорок, через двадцать из которых, нарушив напряженное молчание, Любомирская предложила «Позвать вашу Марию Михайловну – чтобы она тут все, к духам, разнесла и заставила этих грубиянов дать нам бензина».
Признаться, к этому моменту я уже тоже начал переживать за успех миссии Рыжего, но Ди-Сы меня уверил, что там, за забором, дела у извозчика идут неплохо:
«Почти договорился. Торгуются о цене – ну и еще есть кое-какие нюансы… Матвей вернется – расскажет».
– Пока обойдемся своими силами, – ответил я княжне.
– Ну да! – запальчиво бросила та. – На кордоне вы тоже хотели своими силами! А к чему все в итоге свелось?
– Там я сглупила, – заявила Светка. – Можно же было придумать, как потесниться и посадить в машину Машу, чтобы это не вызывало ни у кого подозрений…
– Да ладно, – поморщился я. – Все же хорошо закончилось!
– Исключительно благодаря Марии Михайловне! – не унималась Настя.
– Как бы то ни было, Мария Михайловна сейчас занята, – оборвал ее я – на последнем сеансе связи Оши меня предупредила, что Муравьеву, едва та вернулась в Москву, тут же послали на какое-то новое задание – по ходу, в Первопрестольной «длинноножка» со своим верным фамильяром и впрямь были нарасхват.
Наконец вернулся Рыжий – пребывавший будто бы в смешанных чувствах.
– Не серчайте на Фрола, – попросил он, забираясь за руль и заводя мотор. – Утром сюда, оказывается, наведывались из Комитета. Требовали бензина – и кассу, все – на черные нужды. Самсоныч с ними повздорил – и одному из его работников проломили голову. Местные, понятно, тоже в долгу не остались – теперь ждут, не вернутся ли комитетские за добавкой.
Ворота впереди начали неспешно отворяться.
– Так нас заправят? – уточнила у извозчика Светка.
– Обещали, – кивнул Мотя. – Но выйдет дороже, чем раньше, – с виноватым видом повернулся он ко мне. – За бак и две канистры просят аж шестьдесят рублей – мол, не нравится, валите на Лиговку, там завсегда дешевле!
– Вы же говорили, что это ваш друг? – не пожалев сарказма, подала голос Любомирская.
– Шестьдесят – это как раз мне по дружбе, так бы и все сто двадцать вышло, – печально вздохнул Рыжий. – Сударь, – снова поднял он глаза на меня, – я помню, что мы на сорок рублей аванса сговорились, но своих у меня – только ваш вчерашний империал да рубля три мелочью. А у вас, я видел, оставался один золотой, кроме тех четырех, что вы мне пообещали…
Путь наконец был открыт, и Мотя тронул автомобиль вперед – в прямой, но узкий проезд между двумя рядами невысоких зданий без окон – не то фабричных цехов, не то каких-то складов.
– Договор дороже денег! – с апломбом заявила сзади княжна.
– Так-то оно так, сударыня, – развел руками извозчик, на секунду отпустив руль, но тут же снова взявшись за него. – Но и Самсоныча тоже можно понять. Он не пальчиками бензин творит, как, скажем, на Стрельне заведено – артефакты использует. А духи ведают, во сколько теперь эти штуковины ему встанут! Вот и страхуется, как может. Но по новым ценам на пятьдесят три рубля мы никак не купим столько, сколько нам нужно! Как встанем где-нибудь под Клином с пустым баком – и что будем делать?