Собственность мажора (СИ)
— Да, — бормочу, от чего-то дико смущаясь.
— Так… его фамилия не Барков случайно? — всматривается она в мое лицо.
Ее интерес такой неприкрытый и жадноватый. Кажется, все что связано с этой фамилией вызывает у людей жадный интерес. Наш город слишком маленький, чтобы в нем можно было просто затеряться какому-то меценату. Наверное, мама поняла это чуть раньше меня, поэтому закрылась ото всех в доме своего… мужа, чтобы переждать.
— Не спрашивала… — пожимаю плечом, пряча глаза.
— Ладно, острячка, — закатывает Оксана глаза. — Иди давай.
Попрощавшись с остальными участниками нашего снежного ралли, выбираюсь из машины.
В городе ситуация совсем не лучше той, что творилась за городом, но здесь, по крайней мере, начали работать коммунальщики. Хотя с такой скоростью вырастания сугробов, им только на чудо и надеяться.
Снег все еще сыпет без остановки, сейчас из дома высунется только умалишённый или какой-нибудь собачник.
Завтра дороги встанут намертво. Понятия не имею, как добраться до Универа… пешком?
Ладно, придумаю что-нибудь, все-таки не в лесу живем.
Ник расхаживает возле двери в мой подъезд, накинув на голову капюшон и пиная ботинком снег. Обернувшись, молча смотрит на меня и кладет руки в карманы своего пуховика.
Машина сигналит и, тараня колею, уезжает.
Мы остаёмся одни, и я… я не хочу чтобы он уходил… хочу, чтобы побыл ещё.
Вокруг никого. Так тихо, будто все вымерло. Из-под его капюшона вырываются клубы пара. Смотрим друг на друга, не двигаясь с места.
Это самое «незабываемое» свидание в моей жизни. У меня их всего четыре было, одно еще в школе. Тот парень не знал, как от меня отделаться, потому что я… инвалид по части флирта и думала, что «моего» человека вообще в природе не существует, а теперь…
Теперь я уже так не думаю. Но я совсем ни в чем не уверена.
Он меня поцелует?
Мнусь на месте, не зная как дать ему понять, что хочу этого!
— А ты как доберешься до дома? — спрашиваю очень тихо.
— Такси вызову, — отвечает он. — Ты заходить будешь, или еще поморозимся?
Прекрасно!
— Тогда пока! — выхватив из кармана ключи, подлетаю к двери и, отпихнув его в сторону, впечатываю таблетку в замок домофона.
Дернув на себя дверь, влетаю внутрь, но в мой локоть впиваются жесткий пальцы, и удивленный голос Баркова спрашивает:
— Куда ты, блин, разогналась?
Толкнув меня из тамбура в подъезд, сжимает ладонями плечи и нависает сверху. Скинув с головы капюшон, сгибает в колене ногу и упирается руками в стену вокруг моей головы. Смотрит в мое лицо, а у меня опять начинается! Ступор и всплески в животе, потому что он близко. И он так смотрит… на мои губы. В голубых глазах загорается что-то незнакомое и пугающе-опасное, от чего у меня слабеют колени.
— Я тебе сто пятьдесят раз говорил не смотреть на меня так, — говорит хрипло. — Ты допрыгалась…
Сглатываю, когда шершавая ладонь обнимает мое лицо, палец очерчивает скулу. Склонив голову, прижимается холодным носом к моей щеке. Хватаюсь за его куртку, боясь свалиться на пол. Веки опускаются, остаются только одни ощущения и его запах.
Тёплые губы целуют уголок моих, и я всхлипываю. Отодвинув мокрый шарф, задевает ими мою шею и бешено бьющуюся под кожей жилку. Медленно и плавно. Так коварно. Это щекотно, умопомрачительно приятно, остро и головокружительно.
Ещё чуть-чуть, и я буду на полу…
— А-а-а… — выстанываю в потолок, когда прихватывает тонкую кожу зубами и безумно, безумно нежно, неторопливо ее… посасывает.
Ма-ма…
Его тело вздрагивает от этого звука. Я и сама не знала, что так умею! У меня в ушах шумит кровь.
— М-м-м… — мычит он со страданиями и болью, утыкаясь в мою шею лицом.
Шумно и рвано дышит, пока глотаю ртом воздух, пытаясь развеять белые круги перед глазами. Ник с усилием делает длинный вдох, а за ним ещё один, продолжая утыкаться в мою шею.
— Блин, Олененок… — хрипит его голос. — Пошел-ка я домой…
— Что? — еле ворочаю я языком.
В ответ он целует место своего укуса и, сделав быстрый вдох, отталкивается от стены.
— До завтра, — бормочет себе под нос, а потом разворачивается и выскакивает из подъезда, как ошпаренный.
Моему потрясению нет конца.
Открыв рот, остаюсь одна в пропахшем сыростью подъезде. С горящими щеками, колотящимся сердцем и… засосом на шее!
Глава 32
— Осторожно! — возмущаюсь, отлетев в сторону от чьего-то плеча.
— Глаза разуй! — летит мне в ответ.
— Свои разуй, — рычу, обернувшись.
Придурки…
Приложив к турникету пропуск, прохожу мимо охранника на КПП своего учебного корпуса, на ходу снимая шапку и путаясь в шарфу.
Выхватив из кармана звонящий телефон, тащусь по лестнице, медленно переставляя ноги. На дисплее неизвестный номер, и я уже решаю не брать, потому что от зарядки осталось восемь процентов, но вдруг это звонят по делу?
— Да? — вхожу в коридор и вижу толпу из своих одногруппников перед дверями экзаменационной аудитории.
Они шумят, как стадо орангутангов. В нашей группе всего четыре девушки, включая меня и Аньку, все остальные парни, потому что технические специальности — это мир парней, зато мы, девочки, можно сказать, что-то вроде экзотики.
Кстати говоря, где Анька?
Оглядевшись, нигде не вижу ее рыжей головы.
В нашей группе к ней особое отношение. Парни над ней не стебутся, потому что она часто воспринимает все слишком буквально, а когда Анька расстроена — это как померкшее солнце. Кому охото с таким связываться? Только садамазохисту и камикадзе.
Ну и где она?
Анька жуткий ботаник, даже хуже меня самой. Это все попытки не подвести деда, который растил ее в одиночку с тринадцати лет и…
— Привет.
Забыв обо всем на свете, резко меняю направление движения. Свернув с прямой линии, подхожу к стене и прижимаюсь к ней лбом, тихо спрашивая:
— Что это за номер?
— Мой второй, сохрани, — щекочет Никита мои слуховые рецепторы своим низким вибрирующим голосом.
Внутри сладко ноет от радости, хотя вчера… я готова была его убить за то, что бросил меня там одну. А сегодня просто изнываю от желания увидеть… услышать… касаться…
А он? Он чувствует так же?
— Ладно… — колупаю пальцем старую краску на стене.
Слышу, как делает глубокий вдох на том конце провода.
— Выспалась?
Это так глупо. Так ужасно глупо, но его голос делает мою голову пустой, как у неваляшки. У меня на шее засос! Очень маленький и очень аккуратный. Я бы убила любого придурка, отважившегося на такое, но не этого. Все, что сопутствовало этому засосу, было таким… только нашим. Я… я всю ночь вертелась, как поросёнок на вертеле. Крутилась, вертелась и мечтала о нем. Мечтала, что он рядом. Обнимает своими руками. Большой и тёплый. Дышит рядом…
Это было так ярко, что я почти чувствовала его рядом.
Он этого хотел?!
Когда мы встретились впервые, он был загорелый, как папуас. Он отдыхал на Кипре со своей Лерой. У него весь нос был усыпан веснушками, они даже зимой у него есть, но не такие яркие и не в таком количестве. И теперь, когда я думаю о том, что там на этом Кипре он обнимал ночами ее… и целовал и… понятное дело чем ещё они там занимались… меня накрывает дикая, безумная ревность…
Боже…
Я… так влюбилась, что теперь боюсь.
— А ты? — спрашиваю его.
Тихий смех, и я закрываю глаза.
— Нет, — вздыхает, — Не выспался. Я у твоего дома, выходи.
Распахиваю глаза, спрашивая:
— Зачем?
— Отвезу тебя на экзамен, — расслабленно поясняет он.
Секунду кручу в голове его слова, а потом сокрушенно выдыхаю:
— Барков…
— М-м-м?
Акустика в этом коридоре, как в опере, поэтому говорю тихо, чтобы меня никто не услышал:
— Сейчас без пяти девять…
— К половине как раз доберемся, — продолжает он. — Выходи. Или ты позже хотела?
— Ник, — опять вздыхаю, неимоверно расстраиваясь от того, что мы разминулись. — Я уже в универе.