Клинок Гармонии (СИ)
— Это ты так душу изливаешь? — фыркнул я.
— Это очень важно, Ашидо. Мне нужно рассказать тебе все, чтобы ты понял мои мотивы. Я не пытаюсь заставить тебя сочувствовать.
— Ладно, продолжай.
— Эх, — как-то тяжело вздохнул Стивен. — Проведя в этой больнице меньше года, я успел заработать себе репутацию. Все эти благодарные улыбки маленьких детей всегда трогали меня до глубины души, но в один день все изменилось. Однажды к нам в реанимацию попал мальчик восьми лет по имени Миша, его родители были очень обеспокоены тем, что их ребенок в таком маленьком возрасте сходит с ума и калечит себя, будто бы в его тело вселился демон. В мои обязанности не входила нейрохирургия, потому я не мог заниматься его лечением. Этот мальчик проходил долгие курсы реабилитации различными препаратами, которые выписал психиатр, но нам нужна была хирургия — никак иначе. Когда все стало совсем плохо, наш нейрохирург пригласил меня поприсутствовать на операции по восстановлению привычных функций мозга, чтобы я мог в случае врачебной ошибки устранить ее последствия. Именно в этот день я сломался, став тем, кто я есть.
— Что там произошло?
— Во время операции мальчик вдруг отошел от наркоза и схватился за чертов зажим, которым просто искромсал себе горло. Никто этого не ожидал, все были ошеломлены произошедшим, включая меня, а Миша умер на месте, лишив себя всех возможностей выкарабкаться из лап смерти. Если бы в операционной не велось видеонаблюдение, мы бы уже были в тюрьме. Только лишь спустя месяц после этого я узнал, что он был болен «багровой лихорадкой» четвертой стадии — его уже нельзя было спасти.
— Хочешь сказать, что Миша просто тронулся бошкой в восемь лет? Ты сам-то веришь в то, что говоришь?
— Я говорю правду, Ашидо, ведь мы оба ей больны, если ты не знал.
— И как ты это определил, умник? — съерничал я.
— Я был твоим лечащим врачом, потому прекрасно знаю, о чем говорю. Едва ступив на порог ты уже находился на второй стадии болезни. Говоря простым языком — в скором времени и для тебя все могло бы закончиться.
— Рассказывай дальше, я хочу знать все.
— Хорошо, — промычал Стивен. — После случая с Мишей я начал внедряться в тему «багровой лихорадки», задавал много вопросов вышестоящим людям, пока на мой зов не откликнулась первая исследовательская лаборатория влияния разлома, патологоанатом из которой ранее определил причину смерти мальчика. Они согласились взять меня на работу в качестве исследователя болезни, где я мог изучать влияние «багровой лихорадки» на организм человека. Три долгих года я трудился, не покладая рук, пока не получил достаточно знаний для организации собственной лаборатории и по-совместительству клиники. Тогда-то я обратился напрямую к нашему королю, Котаю I, дабы он выделил деньги на строительство и обустройство лаборатории, и какова же была моя радость, когда дворец передал достаточно средств для реализации. Так и появилась четвертая исследовательская лаборатория аномальных явлений, названная в мою честь.
— Ты в самом деле был настроен лечить людей от этой болезни?
— Да, Ашидо, ради этого я и организовал собственную клинику и назвал ее так, чтобы вероятность встретиться с больным ей была выше обычной, но, знаешь, никто не ожидал, что больных окажется так много.
— Насколько много?
— Восемь из десяти наших пациентов были больны, — пояснил он. — «Багровая лихорадка» — это проклятие Гармонии, которое лежит на большей части населения, а самое страшное, что ее практически нельзя вылечить.
— То есть те неизлечимые пациенты, о которых ты говоришь, были больны ей настолько сильно, что не заслуживали жизни?
— Погоди, это еще не самое шокирующее, — отмахнулся он. — Я же не сказал тебе, по каким критериям мы решали, что делать с пациентами.
— Я слушаю.
— Ты же знаешь, что дворец отбирает в свои ряды носителей силы?
— Шепотов, ренегатов и геномов без права на отказ, — блеснул я знаниями.
— Все верно, — усмехнулся Стивен. — Пусть я и имел собственную клинику, все равно был обязан подчиняться требованиям к госслужащим, среди которых был пункт о том, что потенциальных носителей нужно сдавать гвардии. Если бы я и вправду следовал всему, чему должен, то ты бы уже давно служил королю, как и другая внушительная часть населения, потому мне пришлось пойти на хитрость.
— Какую такую хитрость?
— В тайне ото всех я делил пациентов на пригодных для службы потенциальных носителей, здоровых и тех, кто вскоре умрет. Со всем этим нам помогал слабенький яд паралича, который мы вливали в кровь всем новопришедшим. Если пациент последующие три дня с онемевшими конечностями валялся на койке, он считался непригодным для службы и все основания полагать, что он является носителем, отпадали, но, если же он приходил в себя раньше положенного — это точно был шепот, как ты сам, Ашидо.
— Вы с самого начала знали? — завелся я. — В первый же день влили ребенку в вены яд, чтобы развеять догадки?
— Не спеши, это работало только на шепотов и некоторую часть ренегатов. Перед процедурой с ядом пунктом ниже в списке стояло определение наличия «багровой лихорадки». Ты, вероятно, не поверишь, но ее поиском занимается психиатр. Помнишь, ты уже проходил через такого?
— Да, я помню, буквально в первые дни пребывания пришлось разговаривать с женщиной по поводу того, что меня гложит.
— Это была Моника — наш доверенный психиатр. Именно она поставила диагноз — вторая стадия «багровой лихорадки». Эту болезнь назвали так потому, что в конечном итоге она всегда приводит к кровопролитию вне зависимости от пола, возраста, иных психических расстройств и прочего — всегда. На первой стадии симптомы полностью совпадают с депрессивным расстройством: плохой сон, аппетит, проблемы с концентрацией, усталость и хронический болевой синдром. На этом этапе очень тяжело отличить болезнь без лабораторных анализов, потому пациент всегда был вынужден сдавать их, когда Моника не могла поставить точный диагноз. На второй же стадии человек становится более склонен к какой-либо радикальной позиции и обычно наотрез отказывается принимать аргументы, обратные своим взглядам. У кого-то это были мысли о необходимости геноцида, а у кого-то это была просто безмерная любовь к кофемашинке с порой переходящими за границы абсурдного действиями.
— Ты говоришь, я был болен «багровой лихорадкой» второй стадии. Как Марина смогла это определить? Что я сказал ей такого, что она смогла поставить диагноз?
— Твой страх перед собственными глазами, — объяснил Стивен. — Ты искренне верил, что именно из-за них у тебя в жизни столько проблем, что соседские дети ненавидят тебя только потому, что ты от них отличаешься. Это — твоя радикальная позиция. Ты ведь никогда не верил никому, кто говорил, что это не так, верно?
— Да, наверное, — на этом моменте я серьезно задумался о том, что он прав, ведь я в самом деле в это верил, но почему же тогда сейчас все иначе? Неужели после того, как цвет глаз изменился на голубой, я наконец поверил, что красноглазое чудовище было лишь выдумкой?
— Видишь, Ашидо, не такой уж я и плохой, — улыбнулся Колден.
— Хер тебе, — осекся я. — Моя позиция не изменится — слишком уж много ты сделал плохого для этого города, потому нет тебе прощения, Стивен Колден.
— И снова правда на моей стороне, — ухмыльнулся он. — Сейчас ты уже на третьей стадии, мальчик мой.
— А что происходит с больным на третьей стадии? — заинтересовано пробурчал я.
— На третей стадии «багровой лихорадки» человек переходит с радикальной идеи на радикальные действия. Тот пациент, что очень любил кофемашинку, в конечном итоге женился на ней, а потом пришел в больницу с обожженным половым органом.
— Серьезно? — честно говоря, я был ошеломлен тем, что так бывает.
— Видишь, насколько все серьезно? Ты стал убийцей, Ашидо, на твоих руках кровь многих невинных людей, как и на моих. Я знаю, что ты убивал гвардейцев, но знаешь ли ты, что многие из них не были ни в чем виноваты и ни разу не совершали ничего плохого?