Новый мир. Книга 2: Разлом. Часть первая (СИ)

— Ну бывай тогда. Про ключ не забудь! — махнул мне рукой цыган, и был таков.
Я долго еще слушал звуки его удаляющихся шагов, оставшись сам в темноте с дурацким пластиковым фонариком. В конце концов шаги перестали слышаться, и единственными оставшимися со мной звуками остались мое дыхание и крысиный писк в темноте. На душе было довольно-таки тоскливо.
Никогда не признавался в этом своему лучшему другу Джерому, в противовес которому я пытался казаться пай-мальчиком, но в детстве я и сам немало фантазировал о том, как я пускаюсь в странствия на пустоши, эдакий бравый герой. Иногда, хоть и не так часто, как Джером, я совершал такие путешествия в виртуальной жизни. Однако за пятнадцать лет жизни в Генераторном мне так и не довелось побывать там в реальности, если не считать разочаровывающе краткой и безопасной экскурсии в Храм Скорби под опекой бдительных учителей и под надежной охраной. Теперь такой шанс наконец представился, однако взрыва позитивных эмоций я не испытывал. В двадцать два года уже отлично соображаешь, что в жизни, в отличие от виртуальных игр, ты не бессмертен, а попав в неприятности, нельзя просто загрузиться с последнего сохранения.
«Ну что ж», — взяв в руки винтовку, подумал я. — «С Богом!»
***
Оставаться ночевать у выхода из тоннеля контрабандистов я не рискнул. Несмотря на оказанную мне помощь, я не доверял Горану и его родственникам. Цыгане были мошенниками и преступниками, лишёнными твердых моральных принципов. Ненависть к властям вовсе необязательно помешает им выторговать себе у них какую-то выгоду в обмен на информацию о разыскиваемом преступнике.
Ещё загодя изучив маршрут движения транспортного конвоя, я приметил еще одно приметное место, кроме указанной Гораном заправки, где они будут проезжать — здание, где раньше размещался небольшой придорожный мотель. Дальше мотеля находилась развилка, где колонна могла свернуть в разные стороны, но мотель она проедет непременно. От выхода из тоннеля дотуда было куда дальше, нежели до заправки — около семь миль. Между тем, пройти это расстояние за ночь выглядело вполне реальной задачей. Я надеялся, что к юго-западу от Олтеницы, где я сейчас находился, должно быть более безопасно, чем далеко на востоке, где мы попали в неприятности, и во время моего ночного перехода мне удастся избежать неприятностей.
Я, конечно, понимал, что играю с огнем. Нежилая территория была совсем другим миром, где человеку угрожает множество опасностей, едва он удаляется хоть чуть-чуть от очага цивилизации. Я слышал, что даже очень опытные сталкеры, даже пускаясь в вылазки по хорошо известным им проторенным тропам, никогда не выходят в одиночестве. Однако врожденное упрямство, обида из-за несправедливых обвинений, а отчасти и страх перед возможными последствиями ареста, не позволяли мне дать задний ход и сдаться Альянсу, пока я не испробую все возможности выскользнуть из их лап.
Выход из тоннеля был спрятан среди камней у подножья небольшого пригорка, который прикрывал его от Олтеницы. Чтобы убедиться, что я не ошибся с направлением, я первым делом начал вскарабкиваться на этот пригорок.
Мой комм разрядился, и у меня не было возможности восполнить заряд перед выходом. Не зная точно, какими возможностями располагают спецслужбы Альянса, я, скрепя сердце, бросил его в катакомбах, чтобы усложнить им свое обнаружение. Хорошо еще, что я до сих пор не обзавелся нанокоммуникатором, который носили почти все мои знакомые в Сиднее.
Как и раньше в подобных случаях, я ощутил себя беспомощным, практическим голым. Как же мы в современном мире привыкли полагаться на наши персональные компьютеры с развитым виртуальным интеллектом! Через некоторое время начинает казаться нормой удобная дополненная реальность со множеством полезной информации и подсказок. Лишившись нанороботов, или, в более примитивном варианте, как у меня — дисплея на сетчатке и микронаушников в ушных раковинах, люди начинают чувствовать себя так, будто лишились важных органов чувств.
 
Взойдя на пригорок, я увидел по левую сторону от меня тусклые огни Олтеницы. Как и Инсбрук, румынский город жил в режиме строгой экономии. Горели лишь фонари на центральных улицах в половину своей мощности, и прожектора на внешних стенах, да изредка мелькали единичные несанкционированные огоньки в окнах. Весь остальной город был погружен в темноту.
Однако городская темнота была ничем в сравнении со мраком, который раскинулся по правую руку от меня. На много километров, насколько я мог видеть, не было видно ни единого огонька. Если на юге от Олтеницы и существовали какие-то мелкие хутора или выселки, то их жители предпочитали проводить ночь во тьме. Насколько мне было известно, здесь в окрестностях находился рабочий песчаный карьер и рядом с ним бетонный завод. Но они, должно быть, находились слишком далеко, чтобы я их увидел.
Лишь с западной стороны от города я мог видеть скопления огней вдоль стратегического автомобильного шоссе и железной дороги, которые соединяли город с другими очагами цивилизации. Это светились посты придорожной охраны, размещенные через каждый километр. Некоторые из них были автоматизированы, а на некоторых несли сейчас свой ночной дозор солдаты Альянса.
Небо над пустошами той ночью было ясным. Никогда еще не видел столько звезд! Говорят, что с каждым годом над Землей можно увидеть все больше таких вот ясных ночей. Когда-нибудь остатки ядерного и вулканического пепла окончательно рассеются, а после этого, если верить прогнозам ученых-оптимистов, планета постепенно восстановит толщину своего естественного озонового слоя.
Армагеддон практически положил конец промышленности и цивилизации в целом. Даже с учетом двух крупных индустриальных очагов, постепенно возродившихся под крыльями Содружества наций и Евразийского Союза, объем выбросов в атмосферу уменьшился в несколько десятков раз. У планеты, таким образом, появился второй шанс. Но немногие биологические виды смогут воспользоваться им.
Если бы сейчас было светло, с пригорка, на который я взобрался, можно было бы увидеть много километров равнин, лишенных какой-либо растительности, за исключением мутировавших под воздействием радиации неприхотливых видов мха и грибов, а также одного-единственного вида сухой, колючей травы, которая не годилась в пищу практически никаким животным. Человеку, знавшему нашу планету сотню лет назад, этот ландшафт показался бы почти столь же чуждым, как лунный или марсианский. На всем Земном шаре практически не осталось естественного растительного покрова и диких животных. Чахлые очаги биосферы сохранились лишь в скальных пещерах, океанских глубинах и в недрах покинутых человеческих городов. Их составляли виды, которым не требовался для поддержания жизни прямого солнечного света — намного меньше одного процента тех видов, которые существовали на Земле до ядерно-вулканической зимы.
Даже в апокалиптическом хаосе, когда мало кто верил в выживание самого человечества, группами неравнодушных энтузиастов предпринимались отчаянные попытки сохранить как можно больше видов флоры и фауны. Однако, как и следовало ожидать, большинство из них потерпело провал. Изловить, сохранить и доставить живым в безопасное место какого-нибудь слона или жирафа, когда люди вокруг миллионами мрут от голода, холода, радиации и пандемии гриппа — это задача не просто архисложная, но и вызывающая крайне мало понимания у окружающих.
По иному пути пошла транснациональная корпорация «Андромеда» — крупнейший в довоенном мире игрок на рынке продвинутых биотехнологий и генетических исследований, та самая, под эгидой которой еще в 2034-ом году было впервые официально проведено клонирование человека. В конце 40-ых годов в Великобритании, где премьер-министром как раз стал Уоллес Патридж, «Андромедой» была запущена первая в Европе экспериментальная программа доэмбрионального и эмбрионального генетического программирования детей. Задекларированной целью программы было предотвращение наследственных генетических заболеваний, однако на самом деле ее цели были куда более широкими и амбициозными. Еще тогда среди конспирологов ходили настойчивые слухи, что президент корпорации, польский эмигрант Рудольф Дерновский и премьер-министр Патридж, не то входят в одну масонскую ложу, не то вместе посещают собрание мифического Бранденбургского клуба.