Лживая птица счастья - 2 (СИ)

Когда эдем обрёл прежний благообразный вид, оба с облегчением выдохнули и, не сговариваясь, уселись под основательно подросшим Древом познания добра и зла. Арес протянул руку и сорвал яблоко. Некоторое время братья смотрели на райский фрукт, который по размерам и весу не уступал арбузу, и дружно расхохотались, представив каково теперь придётся новоявленным Адаму и Еве — конечно, если они когда-нибудь отважатся вкусить от плода, шкура которого по своей дубовости не отличалась от шкуры того же арбуза.
— Это ты зря, — сказал Арес, когда яблоня и яблоки вернулись к нормальному размеру. — Я уж было представил расу гигантов — под стать твоим модернизированным яблочкам. Кстати, всё хотел спросить, что будет, если племя смертных обретёт возможности для неограниченного развития?
— Мирозданию достаточно тех, что уже есть, Боливар не вынесет двоих, — ответил Николс и, забрав яблоко, вгрызся в его брызжущую соком медовую мякоть.
Арес с удивлением посмотрел на него.
— Думаешь, наши предтечи тоже были смертными?
— Естественно, — усмехнулся принц Хаоса. — Только это было давно и неправда. До того, как они преодолели свою смертную природу и уподобились богам.
— Я так понимаю, живая материя — опасная игрушка, чреватая тем, что однажды у нас появятся конкуренты.
— Верно, но, согласись, крайне увлекательная игрушка, к тому же дающая свежую кровь Сияющему двору. Без молодых богов, с их реалистичным мировоззрением, он уже давно впал бы в маразм и, кто знает, к чему бы привели причуды его долгожителей.
— Всё равно не понимаю, какой смысл растить себе конкурентов, да ещё в таком количестве? — спросил Арес, заинтересовавшись поднятой темой.
— Поверь, выживут немногие. И совсем уж единицы сумеют подойти к такому уровню, который позволит им создать устойчивую связь с ирреальностью, что, по сути, есть доступ к Мирозданию, то есть к модулятору вселенных. Но и этого мало. Чтобы стать полноправным партнёром в божественных игрищах, нужно занять место за столом Коллегии Двенадцати, для чего нужно будет вышибить оттуда одного из уже имеющихся игроков, поскольку у Мироздания их ограниченное количество. Как тебе известно, их ровно двенадцать. Правда, ходят слухи о каком-то легендарном тринадцатом уровне, но это всего лишь слухи. К тому же поговаривают, что возникновение Тринадцатого континуума ни к чему хорошему не приведёт. В общем, претенденты держат в тонусе Коллегию Двенадцати, не давая её членам почить на лаврах, — заключил принц Хаоса и запустил огрызком яблока в шпиона лорда Ваатора. Он подслушивал их беседу, прячась среди ветвей Древа познания добра и зла.
— Врёшь, не уйдёшь! — раздался азартный возглас братьев и вслед удирающему змею полетела сдвоенная пулемётная очередь из яблочных огрызков.
_______________________
[1] Эреи — воинственный народ и в разборках предпочитал поединки. Даже их судебная система строилась на них. Специальные школы при храмах сызмальства готовили судей, виртуозно владеющих оружием. Потому эрейский суд был драматическим действием не для слабонервных. Во время исполнения смертного приговора, вынесенного Большим жюри, состоящим из четырёх судей, зрители тоже могли поучаствовать в нём. Конечно, если находились четверо желающих сразиться с осуждённым, который отнюдь не был овечкой на заклание. После победы по очкам (кто быстрей нанесёт четыре ранения) над своеобразными присяжными, он имел право на такой же поединок с судьёй. Если осуждённый и его побеждал по очкам, то с него снимался смертный приговор и заменялся более мягким, как правило, продажей в рабство. В случае убийства зрителя или судьи со смертником по очереди сражалось всё Большое жюри — до тех пор, пока его не убивали. В истории эреев не было случая, чтобы кто-то из смертников победил весь наличный состав судей.
  
Глава 30-20
 
***
Уборка в эдеме дала о себе знать тем, что в Риоголизе при безоблачно-ясном небе вспыхнула целая россыпь ярких радуг — под сопровождение по-весеннему весёлых раскатов грома.
 
Пока Мари любовалась небесным шоу, Ник, войдя в гостиную, с изумлением воззрился на деревянные панели и мебель, пустившие зелёные ростки, которые росли будто при ускоренной съёмке и, мало того, прямо на его глазах покрывались бело-розовыми бутонами.
«Крейд! Это ещё что такое?» — расстроился он и, в надежде избавиться от наваждения, поспешно смежил ресницы. Прошло довольно много времени, прежде чем он снова решился открыть глаза. На его счастье, несанкционированная растительность бесследно исчезла — будто её и не было.
Не доверяя себе, Ник прошёлся по гостиной и несколько раз резко обернулся. Но панели и мебель, пойманные врасплох, вели себя прилично и больше не фокусничали, пытаясь вспомнить молодость. Тем не менее, дойдя до противоположной стены, он с некоторой опаской дотронулся до украшающей её панели, а затем, не чувствуя под собой ног, рухнул в ближайшее кресло. «Всё, довольно! Пора заканчивать с мозговым штурмом, иначе добром это не кончится. И так уже до смерти напугал Мари. Вот какого крейда мне втемяшилось в голову, что она это Риза? А теперь ещё и галлюцинации начались», — сокрушённо подумал Ник и помассировал виски. Больше всего его беспокоило то обстоятельство, что он чувствовал себя вполне сносно, во всяком случае гораздо лучше чем обычно, — отчего его посетила обескураживающая мысль, а не сумасшествие ли это, и он поспешно отогнал её от себя[1]. «Что ж, если переутомление достигло стадии, когда рассудок объявляет бойкот, значит, нужно отдохнуть, а для этого лучше всего сменить обстановку, — пришёл он к выводу и усмехнулся. — Да и Мари не мешает побаловать. Думаю, она будет рада небольшому вояжу по миру».
В предвкушении предстоящего путешествия и радости девушки, рвущейся на волю, настроение Ника резко пошло вверх. Он встал и, подойдя к стене, открыл дверь, замаскированную под одну из панелей.
Ход, прорубленный в скале, привёл его в обширную пещеру, которая с незапамятных времён служила ему личным санаторием; бьющие здесь минеральные источники обладали отчётливо выраженным лечебным эффектом, что неоднократно было проверено им на практике.
Целью Ника был специально оборудованный грот, но характерное покалывание в затылочной части заставило его изменить маршрут, и он направился к озеру, чьи неподвижные чёрные воды масляно поблескивали в свете луны.
Неровное дно пещеры изобиловало многочисленными ловушками, состоящими из ломких выступов рыхлого известняка и причудливых вымоин, оставленных изменчивыми водными потоками, но Ник шагал легко, не глядя себе под ноги. По человеческим меркам здесь царила кромешная тьма, но для вампирских глаз света луны, пробивающегося через разломы наверху, было более чем достаточно; да и дорога была ему знакома настолько, что он мог пройти по ней с закрытыми глазами. Тем не менее он был настороже и, взобравшись на плоский уступ у кромки озера, положил ладонь на рукоять бластера.
Когда мертвенно-чёрную гладь озера взбаламутила странная рябь, показывая движение чего-то живого и крупного, Ник достал оружие, но не спешил с выстрелом. Несмотря на охотничий азарт, ему не хотелось убивать неведомое существо, которое, как он чувствовал по эмоциональной сфере, дружелюбно настроено к нему. Одолеваемый любопытством, он прыгнул со скалы и без всплеска ушёл на глубину, а затем, насколько хватило дыхания, проплыл к месту, где, по его расчётам, должен был находиться таинственный обитатель озера. Увы, их четвёртая встреча кончилась тем же, что и предыдущие три — а именно ничем, хотя на этот раз Ник не поленился и с дотошностью учёного исследовал озеро вдоль и поперёк.
Раздосадованный безуспешными поисками он вновь взобрался на камень, с которого началась его подводная экспедиция, и прислушался к звукам в пещере. К его разочарованию, её гробовую тишину нарушало лишь журчание воды, шорох крыльев летучих мышей, да постукивание камешков, потревоженных мелкими грызунами. Тогда он пустил в ход ментальное сканирование, но оно тоже ничего не дало. В ближайших окрестностях не было ничего крупней годовалого медвежонка; пестун отбился от матери и теперь жалобно поскуливал, забившись под корни сосны.