Заходер и все-все-все…

Кто после таких стихов (Пушкин) бросит в меня камень?
«Женщина не должна за это благодарить»
Закончился бесповоротно мой семилетний (как война) роман.
Начался совсем другой, не похожий ни на что прежнее, который продлился тридцать пять счастливых лет.
 
 
За все, за все наверстываю —
 
За все пережитое…
 
За все чужое,
 
Черствое,
 
Ненужное,
 
Пустое,
 
За мелкое и пошлое,
 
За бывшее и сущее…
 
 
 
За будущее — прошлое —
 
И прошлое: грядущее.
 
 
То, о чем мне хочется написать, возможно, не будет воспринято читателем с пуританским воспитанием. Пусть такой читатель пропустит эти строки.
О Борисе Заходере — писателе, поэте — будут писать литературоведы, критики. Я даже уверена, что о нем еще слишком мало сказано, что не до конца постигли величину его литературного дарования, его личности. Его архивы, мысли, переводы Гете, которые и о которых знают очень мало, — с ними еще предстоит познакомиться. Он сам избегал публичности, а общество не стремилось воспользоваться его одаренностью сполна. Взяло лишь малую толику. Мне тоже не по зубам эта тема, «мычится коло рта». (Так говаривала малограмотная нянька, работавшая в семье родителей Бориса, отвечая на вопрос, кто звонил в их отсутствие: «Мычится коло рта, а сказать не могу — то ли Иван Иванович, то ли Абрам Самойлович… Нет, вспомнила, — добавляла она радостно, — Ленинград звонил!»)
Перед мощью его дарования, интеллекта я до сих пор испытываю благоговение, которое мешает мне писать о нем, особенно когда его уже нет на свете. При жизни он был мне понятнее, доступнее, чем теперь. Человеческие слабости приближали его ко всем остальным, словно бы уравнивали.
Но я хотела бы сказать о нем то, в чем, как мне кажется, чувствую себя «авторитетом», хотя бы потому, что моя жизнь до встречи с Борисом была, так уж вышло, поиском женского счастья. Оно пришло ко мне не с первой попытки.
Скажу слова, которые ни один нормальный мужчина никогда бы не отказался выслушать.
Слова во славу мужчины.
Он был идеальный любовник.
Я счастлива, что успела сказать ему эти слова, хотя и не так прямолинейно, предложив тост в один из самых последних дней его жизни, при гостях. И прощаясь — на кладбище.
И снова я беру Академический словарь и нахожу современное толкование этого понятия. Я совсем не это имела в виду, а, как у старого доброго Даля: «любовник, -ница, — влюбленные друг в друга, чета любящих или состоящая в супружеских отношениях». Вот так, немного старомодно. Любящих. Когда любящие стараются сделать счастливым в первую очередь не себя, а любимую или любимого.
Как у А. С. Пушкина: И делишь, наконец, мой пламень поневоле.
Не самому вспыхнуть, сгореть, а заставить разделить свой пламень, хотя бы и поневоле. Поделиться. Радоваться не одному, а вместе. Во всем. В первую очередь — в любви.
Когда, спустя годы, случалось, затихала страсть, Борис приходил в отчаяние, искал причины, нервничал. «Ну что, пора разводиться?» — спрашивал он полушутя-полусерьезно. Так важно было ему сознание его власти.
Знал, что стихи или музыка поднимают настроение, находил способы вернуть гармонию отношений, вновь вернуть мой счастливый смех.
Что я имею в виду? Лишь то, что он написал мне в стихотворном поздравлении с Новым годом, две строчки которого процитирую, а полностью приведу в другом месте:
 
 
Того, что может нас развеселить, —
 
Нам все равно ни с кем не разделить!
 
 
Словом, умел рассмешить.
 
И после этого, если слышал слова благодарности, говорил:
— Женщина никогда не должна за это благодарить мужчину.
Предложение руки и Дома
(1966 год)
Весну этого года, как частенько и прежде, Борис жил в Переделкине. Звонил оттуда нечасто, так как у общего телефона вечные очереди, да и не поговоришь под зорким взглядом брата-писателя.
 
 
Слышу шепот за спиною,
 
Вижу кое-что на лицах,
 
Ох, боюсь, что мы с тобою
 
Станем притчей во языцех!
 
 
Но вдруг звонки совсем прекратились. Недоумение сменилось горечью сознания, что всему, всему приходит срок, надо смириться и привыкать жить без него.
Кажется, смирилась.
 
 
Мы-то обо всем забудем
 
И — увы! — довольно скоро,
 
Но надолго дали людям
 
Мы предмет для разговора…
 
 
2 апреля сослуживица позвала меня к телефону со словами: «Вас — чрезвычайно приятный мужской голос».
Во мне все встрепенулось, и, чтобы скрыть радость, появившуюся на моей физиономии, я шутя сказала: «Будут делать предложение».
И — как в воду глядела.
Боря, не вступая ни в какие объяснения, сказал: «Я тебя встречу после работы у проходной».
Мы уехали на его машине за город, и, прогуливаясь по опушке леса, я услышала объяснение его долгого отсутствия. Все не так просто, он долго думал, пытался в полном одиночестве разобраться в своей жизни. Он хочет иметь свой дом, но не просто место, где можно поставить кровать и пишущую машинку, а Дом, которого, в сущности, у него никогда не было. Перестать скитаться по домам творчества, да чтобы и жена всегда была рядом, а не от случая к случаю.
Борис сделал мне предложение.
Даже два, как я потом резюмировала: стать сельской жительницей, а заодно и его женой. Правда, он утверждал, что порядок был обратный. Но я и не спорю.
План такой: он покупает дом, мы — женимся. (Или наоборот.) Я оставляю работу и становлюсь домашней хозяйкой. На мой вопрос, есть ли у него деньги на покупку дома, он ответил, что да, есть — 8 (прописью — восемь) рублей на книжке.
«На что же ты рассчитываешь купить дом?» — естественно, спросила я.
«Только на то, что я — Борис Заходер».
Вот это мужской ответ!
Свой я готова была дать сразу, но это было бы слишком поспешно.
Пусть немного помучается. Обещала подумать…
«Я своему отцу давно гожусь в отцы»
…Снова вспоминаю его стихи о доме, в котором «певчие птицы не живут, не поют». Задумалась, а был ли у Бориса когда-нибудь такой дом? Дом в понятии — «семья». Дом, который он захотел обрести со мной.
Тогда я не могла ответить на этот вопрос. Теперь, когда его уже нет, попробую вспомнить то, что он мне рассказывал, пересмотреть его записки, стихи и представить, какой дом был у него до нашей с ним встречи.
Строчки, вынесенные в заглавие, Борис написал, вспоминая своего рано ушедшего из жизни отца. Но что тогда говорить о его матери, которая сделала своего сына сиротой в 14 лет, отравившись уксусной кислотой. Страшная кончина, да еще с последним криком о помощи, обращенным к мужу: «Володечка, спаси меня».
Кончилось детство. Вместе с кончиной матери ушло понятие родного дома.
Отец, боясь одиночества, женился, да не один раз. Мачехи, сменяя одна другую, не приносили успокоения ни отцу, ни сыну. Каждая меняла уклад жизни по своему усмотрению. Исчезали привычные с детства вещи, менялся распорядок дня, а последняя мачеха, уже после смерти отца в 1941 году, лишила Бориса любимых книг, вещей и всех семейных документов, которые просто сожгла.