Заходер и все-все-все…
Борису не очень нравились переводы Г. Петникова сказок братьев Гримм («Художественная литература», 1978 год). Я нашла записки о языке переводов в этом издании, судя по дате, — по горячим следам.
«Костяной ноги собачка» («Три перышка», стр. 206). «Принес он (великан) полевую карту, что была у него в комнате…» (стр. 391). «И стал он вместо богатого человека бедняком» («Король с золотой горы», стр. 385). «И находилось все его состояние на тех кораблях, и он думал много денег оттого заработать!» (Там же.) «заклятия еще помогали» («Король-лягушонок, или Железный Генрих», стр. 3). «Три тонны золота».
«Надо будет на зиму сделать запасы, а не то придется нам с тобой голодать, — сказала кошка, — но тебе-то ведь, мышка, всюду ходить нельзя, а то, чего доброго, попадешься в ловушку» (стр. 7).
Где логика? Как кошка и мышка вдвоем дружили?
Канцеляризмы, модернизмы.
Расскажу об одной ошибке, которую Борис обнаружил в сказке братьев Гримм «Еж и Заяц».
Всем памятна эта замечательная сказка, когда состязаются в беге еж и заяц и побеждает не сильный, а хитрый. Чтобы хитрость Ежа удалась, надо было сделать так, чтобы Заяц не смог отличить Ежа от Ежихи, которая будет дожидаться его на другом конце борозды. Всем известно, что Еж и его Ежиха похожи друг на друга как две капли воды. У бр. Гримм этот момент в переводе Петникова выглядит так:
Пришел еж домой и говорит своей жене:
— Жена, скорее одевайся. (Подчеркнуто мной — Г. З.) Придется тебе идти вместе со мной на поле.
— А что такое случилось? — спрашивает она.
— Да вот поспорили мы с зайцем на один золотой луидор и на бутылку водки: хочу бежать я с ним взапуски, и ты должна быть при этом.
— Ах, боже ты мой! — стала кричать на него жена. — Да ты что, одурел в самом деле. Да в своем ли ты уме? Как можешь ты бежать с зайцем взапуски?
— Да ты уж, жена, лучше помолчи, — говорит ей еж, — это дело мое. В мужские дела ты не вмешивайся. Ступай, оденься и пойдем вместе со мной.
И тут становится совершенно очевидно, что супруги похожи друг на друга только до тех пор, пока они не одеты. Как только Ежиха оденется, обман станет очевидным. Но ведь в сказке для детей нельзя допустить, чтобы Еж велел жене раздеваться. Как тут быть? Мне кажется, что Борис Заходер нашел очень удачный выход из этой почти «эротической» ситуации. Я помню, как мы с ним веселились, преодолевая ее. Вот как выглядит этот отрывок у Бориса Заходера:
Пришел Ежик домой и говорит жене:
— Женушка, живо собирайся, пойдем со мной в поле!
— А что случилось? — спрашивает жена.
— Да я с Зайцем поспорил на золотой и бутылочку вина — мы с ним побежим наперегонки, и ты там должна быть.
— Боже милостивый! — закричала Ежиха. — Ты что, спятил или совсем с ума сошел? Да как ты можешь с Зайцем в беге состязаться?
— Придержи язык, баба! — сказал Еж Ежович. — Это моя забота, а ты в мужские дела не лезь. Скинь только свой платок бабий и пошли!
Припоминается история с публикацией сказки бр. Гримм в журнале «Колобок», когда редактор Бианна Цыбина перепутала рукописи двух авторов.
С величайшим изумлением прочитал я сегодня… свою подпись под опубликованным в № 10 вашего журнала пересказом сказки бр. Гримм «Три брата». Изумление мое вызвано тем, что пересказ этот принадлежит не мне, а Г. Еременко, и я его, естественно, не давал и не мог дать в редакцию. Не буду цитировать дальше это письмо, однако подпись под ним говорит о чувстве, которое испытали, вероятно, обе пострадавшие стороны: С искренним огорчением, Борис Заходер. 7 декабря 1982 г.
Среди «Сказок народов Африки» (изд. 1959 г.) одна особенно нравилась Борису. Конец ее частенько служил руководством к действию в нашей семье.
В бушменской ли сказке жена посылает мужа наловить мышей (!) (для еды!). Он подходит к норе — ловись, мышка! Обойдя все норы, говорит: Наловил! — Жена ругает его и на другой день идет показывать, как это делается. Она наловила много.
— Понял, как ловить?
— Понял. Надо, чтобы ты со мной ходила!
И, конечно, очень важная полка с английской литературой, в частности — Милн, Треверс, Кэррол, Барри… Но его переводы-пересказы говорят сами за себя.
Чарльз Диккенс. Полка с тридцатитомным собранием сочинений.
Можно подумать, что эти книги выдавались на руки читателям библиотеки, — до того они зачитаны, особенно некоторые тома. Тут уж и я приложила руку. Мы (особенно я) перечитывали Диккенса по несколько раз. Отдельные фразы служили у нас в доме неким сигналом, который понимали только мы. Например: Премиленькая канашка, и безо всяких там фиглей-миглей!
Моя верность Диккенсу выразилась в неожиданном для меня порыве. Оказавшись в Лондоне (это та самая поездка, когда я впервые покинула дом без мужнего благословения), больше всего мечтала найти памятную плиту в Уголке поэтов Вестминстерского аббатства. И вот передо мной плита в полу. Он лежит под нею 131 год. По буквам его имени, высеченным на мраморе, ступают равнодушные посетители. Меня охватил такой экстаз, что я готова была пасть на его плиту и прижаться к ней лицом. Боясь быть непонятой окружающими, я сдержала порыв и, присев на корточки, тщательно вытерла пыль. Прижала ладонь к его имени, мысленно благодарила любимого писателя.
А. П. Чехов. Полное собрание сочинений и писем. Тоже весьма зачитанные тома. Знаю, что Заходер считал Душечку одним из лучших женских образов мировой литературы, наравне с Кармен.
Лесков и Салтыков-Щедрин. Борис читал на память целые произведения того и другого.
Философы Востока. В дневнике Бориса — 1998 года — на странице вверху написано: Моя автобиография. Далее идут цитаты:
«Родиться вовремя и умереть вовремя — вот благословение Неба». Ле-Цзы.
«То, что человек знает, — ничтожно. То, что он не знает, — безгранично». Ле-Цзы.
«Разум вот-вот помутится, если он сразу отличит правду от лжи (потому что все вещи должны достигнуть предела, прежде чем перейдут в свою противоположность)». Китайский Орфей. Судьба Ху-Ба (вернее, Вэнь) — моя судьба.
Я прочитала эти слова, что-то брезжит в моем уме, но постичь до конца иносказание и недомолвки мне не под силу. Возможно, тем и пленяют нас писания мудрецов, что, придя из глубины веков, они служат открытию в нас неведомого нам самим. Поэтому я просто приведу историю этого китайского Орфея, рассчитывая на большую сообразительность и интуицию читателя.
Когда Ху-Ба играл на лютне, птицы пускались в пляс, а рыбы начинали резвиться в воде. Прослышав об этом, Вэнь из царства Чжэн бросил семью и пустился в странствия учеником при наставнике музыки Сяне. Три года он трогал струны, настраивая лютню, но ни разу не доиграл мелодию до конца.
— Тебе лучше вернуться домой, — сказал ему однажды наставник Сян.
Вэнь отложил в сторону лютню, вздохнул и ответил:
— Не то чтобы я не мог настроить струны или закончить мелодию. Я думаю не о струнах, и то, что я стараюсь исполнить, — не ноты. Если я постигну это в моем сердце, то инструмент не откликнется моим чувствам. Вот почему я не смею исполнить музыку. Позвольте мне остаться с вами еще немного. Может быть, я смогу достичь большего.
В скором времени он снова увиделся с наставником Сяном.
— Как продвигается твое учение? — спросил наставник Сян.
— Я нашел то, что искал. Позвольте показать вам, — ответил Вэнь.
На дворе стояла весна, а он коснулся осенней ноты «шан» и вызвал полутон восьмой луны. Тут повеял прохладный ветерок, созрели злаки в полях и плоды на деревьях. Когда пришла осень, он коснулся весенней струны «цзяо», вызвав полутон второй луны, и вдруг подул теплый ветер, а травы и деревья расцвели. Летом он ударил по зимней струне «юй», вызвав полутон одиннадцатой луны, и вдруг похолодало, повалил снег, а реки и озера оделись льдом. Когда пришла зима, он ударил по летней ноте «чжэн», вызвав полутон пятой луны, и солнце стало жарко палить с небес, так что лед вокруг тотчас растаял. Заканчивая мелодию, он коснулся ноты «гун» вместе с четырьмя остальными. И тут поднялся благоприятный ветер, поплыли счастливые облака, выпала сладкая роса и забили свежие ключи.
Наставник Сян погладил рукой грудь, притопывая ногой, сказал:
— Как замечательно ты играешь! Даже наставник музыки Куан, исполняющий мелодию цинцзяо, и Цзоу Янь, играющий на свирели, не смогли бы ничего к этому добавить. Один взял бы свою лютню, другой — свирель, и оба последовали бы за тобой!