Девочки Талера (СИ)
— В расчете? — еще более недоуменно смотрит Тим. — Ника, что ты несешь, какая квартира? Твоя квартира стоит два миллиона долларов?
— Нет, восемнадцать тысяч, — отвечаю честно, — но там район хороший, мне повезло. Можешь взять с процентами, если считаешь, что так правильно. А почему два миллиона, Тимур?
— Потому что в сейфе было два миллиона, Вероника, — говорит он раздраженно, — ты не заметила этого, когда тащила мешок?
Кто? Вероника?..
Тим сверлит меня глазами, и к горлу подступает удушающая волна. Беспомощно моргаю, сглатываю и спрашиваю севшим голосом:
— Тимур, ты что, не читал мою записку?
Глава 14
Сидел в беседке, смотрел в телефоне через приложение, как Ника собирает вещи, как одевает Полинку, и чувствовал, что из меня по капле вытекает жизнь. Хоть бы меня прямо сейчас пристрелили, чтобы не мучился…
Вот Ника оглянулась по сторонам, вздохнула, погладила рукой дверь в мою — нашу, нашу с ней! — спальню. Вытерла ладонью щеку и взяла Полинку на руки. А я запястье сгрыз до крови, чтобы не завыть как волк — не хотелось людей пугать, которые пока еще на меня работают.
Теперь смотрю на нее и не могу понять нихера — какая-то квартира, доверенность, долг. Десять тысяч долларов. Записка. А записка тут при чем?
— Нет, Ника, я ее не читал, — качаю головой и руки за спиной сцепляю, чтобы не сорваться.
Хочу схватить ее в охапку, сжать так, чтобы в себя ее вобрать. Чтобы она в меня просочилась — все равно мы уже давно одно целое с ней, и я сейчас просто режу по живому. Может, поэтому медленно соображаю?
Но Ника тоже закрывается, обнимает себя руками и отходит в сторону. Становится совсем маленькой и беззащитной.
— Значит, все это время ты думал, что я взяла твои деньги?
— Я не думал, Ника. Я видел, как ты их из сейфа доставала и в мешке из хранилища тащила. Ты одну камеру не успела жвачкой залепить. Могу тебе это кино показать.
Она смотрит на меня так странно, что внутри начинает шевелиться нехорошее предчувствие. Очень, очень нехорошее.
— Все-таки, одну пропустила, — сокрушенно кивает головой, и я как дурак, киваю ей в ответ. А она задирает подбородок и смотрит мне прямо в глаза. — Я не брала твои деньги, Тимур Талеров. Я их перепрятала, когда услышала, как Сотников с Жиганом «жучки» расставляли. Отправлять сообщением побоялась, думала рассказать, когда ты вернешься. А ты вернулся и прогнал меня, я тебе письмо в туалете написала, у Робби из тетрадки лист вырвала и ручку стащила. Говорить с тобой не хотелось после тех снимков, что мне Кристина прислала. Да и в машине тоже могли быть «жучки».
В горле пересыхает, мозг жжет. Смотрю в черные глаза моей девочки и верю. Нежели это правда, неужели я все это время зря…
— Ника, — хриплю, — это что же, значит, ты не была заодно с Самураем? И деньги ты не отдавала его кураторам из госбезопасности?
Она отходит еще на полшага и крепче себя обнимает.
— Заодно? С Самураем? Он меня пугал, я тебе сразу об этом сказала. Я его впервые здесь увидела, у тебя. А деньги… — она снова смотрит на меня странно и спрашивает: — Тимур, ты делал в детстве «секретики»?
Мой охваченный огнем мозг отказывается работать, но все равно сквозь жар вижу, как я учу детдомовскую малышню складывать в небольшие ямки цветные бусины на фольгу, сверху накладывать стеклышко и присыпать землей.
Снова внутри, в самой глубине что-то шевелится, ворочается — неудобное и громоздкое. Но Ника отвлекает, и я накрываю ледяными ладонями пылающую голову. А ее слова, каждое, расплющивает меня будто огромным прессом.
— Я сделала для тебя «секретик», Тимур. Третий садовый светильник от дома, возле самой дорожки. У тебя на даче. Себе взяла десять тысяч, даже не себе, подруге. Ей операцию сделали, я ей отдала свои деньги, все что были. Но их не хватало. Я бы у тебя попросила, ты бы дал, я знаю. Но ты был не на связи, а там срочно надо было. Она поправилась, моя подруга, и подарила мне свою квартиру, ты там нашел меня, беременную…
Я делаю к ней шаг, она снова отступает. Теперь моя очередь себя за плечи хватать. На самом деле я просто грудную клетку сдавливаю, чтобы она не взорвалась. Потому что сердце уже скачет внутри, бьется о ребра, как будто решило самоубиться раньше, чем до нас с ним доберется киллер.
— Ника, прости меня, — хриплю почти беззвучно. И бесполезно. Пускай считает меня еще большим уродом, чем я есть. Если бы она меня возненавидела, было бы просто зашибись.
— Мне пора, Тим, — она смотрит мимо меня и говорит мимо меня. Киваю, вкладываю ей в руку карту.
— Пин-код — день и месяц рождения Польки.
Она держит карту двумя пальцами, садится в машину к Полинке и отворачивается. Я смотрю вслед отъезжающему автомобилю и держусь. Держусь, держусь, сука, потому что, если не удержусь, на четвереньки встану и за ними как зверь побегу.
Мелькает мысль: может нахер все? Может, взять автомат, поехать к управе и выкосить всех генералов, и «наших», и «чужих». Пускай меня там же и положат, но зато Нике с Полинкой не надо будет прятаться. У меня есть автомат — хороший, новый.
За руль почти падаю, руки трясутся, перед глазами муть какая-то. Илюха чего-то хочет от меня, бежит следом, но я только головой мотаю. Все, пацаны, дальше я сам.
По трассе лечу под двести, а перед глазами Ника. Вот она регистрацию на рейс проходит, потом таможенный контроль, потом паспортный. Садится в посадочной зоне, Польку на руках качает и думает. Может, даже обо мне. Думай, сладкая, думай, мне хоть чуть легче дышать станет.
И только подъезжая к дому сквозь набитую ватой голову изнутри, из того самого места, где неспокойное шевелится и ворочается все ощутимее, пробивается простой вопрос. Откуда Ника узнала код сейфа?
* * *Я проревела всю дорогу. Так вот почему он так себя вел со мной, называл предательницей, обвинял в обмане. Мало того, что считал воровкой, так еще и к чему-то Сотникова приплел. Нашел подельников!
Уже подъезжая к зданию аэропорта, принимаю решение. Охранники выгружают багаж, вносят внутрь и походят со мной к стойке регистрации. Мы успеваем, регистрация только недавно началась.
Сдаю багаж, вежливо прощаюсь с парнями и иду с Полькой в зону таможенного досмотра. Наши документы в порядке, и через короткое время я оказываюсь в зале ожидания. Пишу короткое сообщение и нажимаю «Отправить».
Вокруг счастливые, беззаботные люди. Бродят по дьюти-фри, что-то присматривают, примеряют, выбирают. А я сижу, прижав к себе Польку, и прячу лицо в одежде дочери. Скоро ткань становится мокрой, и я отлипаю от малышки. Объявляют наш рейс.
Продолжаю сидеть, обнимая дочку и глядя перед собой. Я не полечу туда, куда ты хочешь, Тимур. Я не твоя собственность, а ты всего лишь отец моего ребенка. Ты поиграл в семью, наигрался и отказался от нас. Поэтому теряешь на нас всякие права.
Посадка закончена, я встаю и иду обратно. Говорю таможенникам, что мне стало плохо, и я побоялась садиться в самолет. Прохожу всю процедуру в обратном порядке, но как только выхожу из посадочной зоны, снаружи раздается мощный взрыв и слышатся крики.
«Самолет взорвался… Загорелся при взлете… Загорелся и взорвался…» — только и слышно отовсюду.
— Ты, девочка, в рубашке родилась, — сочувственно смотрит на меня сотрудница аэропорта, — это ж надо, рейс пропустить, чтобы выжить!
Меня бьет мелкая дрожь, достаю телефон и непослушными пальцами набиваю сообщение Тимуру:
«Тим, мы живы, с нами все хорошо».
Как бы подло он не обошелся с нами, но я не могу допустить, чтобы он сходил с ума, думая, что послал нас на смерть. Тим не в сети, но как появится, сразу прочтет. И тут же прилетает ответное сообщение, нажимаю «Открыть» и удивленно моргаю. Это Алекс. В сообщении всего три слова, но столько теплоты слышится за этими словами:
«Приезжай. Я тебя жду».
* * *Нахожу глазами этот светильник, как только ступаю на территорию. Иду нарочно медленно, потому что сам не знаю, чего хочу больше — чтобы деньги там были, или чтобы их не было. Я так и не спросил у Ники, откуда она узнала код сейфа. Побоялся позвонить, услышать ее голос и сорваться в аэропорт. Какая уже разница, если она не была заодно с Самураем, значит, все наши с Демьяном версии летят к чертям.