Девочки Талера (СИ)

— Ну ты… — выдыхает Демьян и начинает методично обкладывать меня матами. Я внимательно слушаю, потому что он, сука, прав. С каждым я его словом согласен. — Чего ж ты мне не сказал, что тебя Шерхан предупредил?
— Откуда я знал, что его завалят? — огрызаюсь.
— Зато он знал и тебе, долбодятлу, намекал. А ты намек не понял.
Мы оба молчим недолго, выпускаем пар. Толку друг друга материть, надо думать, что дальше делать.
— Не понимаю, почему они больше десяти лет сопли жевали, — начинаю первым, — кто там хочет все обратно вернуть, брат Басмача или дядя?
— Брат младший. Подрос, гнида. Потому что они к нам со своим бизнесом зашли, — отвечает Демьян, — и чувствуют себя здесь уверенно. Крышуют их наши, опять же. Против тебя пойти не пойдут, но, если тебя уберут, плакать тоже никто не станет.
— Надо было их всех тогда давить, — говорю, чувствуя себя так, будто у меня уже на лбу красная точка светится.
— Надо было, — кивает Демьян, — но тогда они в другой стране были, там сложности определенные. А теперь проще будет.
— Не понял, — поднимаю голову, — еще раз и по-русски.
— Все ты понял, Тимур, — морщит лоб Демьян, — в разработке они у нас. Всех махом уберем, только если ты под ногами путаться не будешь. Потому и прошу тебя, сядь, сделай одолжение.
— Так я у вас что-то вроде приманки? — доходит до меня. — Чья идея?
— Руководства, — чуть ли не сплевывает Демьян, — а ты моему начальству активно помогаешь. Если не сядешь, точно будут на живца ловить. И если бы ты послушал Шерхана и Полинку с этой девочкой своей вывез, я бы тебя прямо сейчас закрыл. За нанесение телесных повреждений лицу при исполнении.
У меня кулаки мерно сжимаются и разжимаются. Точно сейчас нанесу повреждения и не только лицу. Демьян встает из-за стола задрипанной кафешки, где мы с ним встретились.
— У тебя несколько часов, Тимур, выкупай билеты на самолет, если надо, организую бронь. Отправляй девочек и звони, а я пока прикину, по какой статье тебя лучше закрыть. И хорошо, что ты дочку на себя не записал, и Нику твою никто с тобой не свяжет. Только не вздумай их лично везти в аэропорт. Сам знаешь, что будет, если поймут, как на тебя надавить можно.
У меня пол под ногами начинает шататься, и на глаза ложится пелена. Мой самый страшный кошмар — беременная Ника, лежащая в овраге — оживает, но теперь он еще страшнее. Ника уже не беременная, а вместе с ней там лежит девочка, маленькая, которая у меня на локте умещается.
Сажусь за руль и достаю подарочную коробочку с колечком. Простое, человеческое счастье было так близко — руку протяни и возьми. Казалось, чего проще — встать на колени, надеть Нике на пальчик колечко, сказать, что никого нет у меня дороже них. А теперь я не имею на это никакого права.
Если меня взяли в разработку правохранители, решив сделать из меня приманку, шансы выжить практически нулевые. Шерхан в реанимации, один Демьян ничего не сделает. Так что красивый памятник в полный рост с надписью: «Тимур Большаков, покойся с миром», — вопрос времени. И я не хочу, чтобы туда приходила Ника, проливала слезы, приносила цветы и приводила за руку дочку.
Пускай лучше Демьян придет, посидит на лавочке, покурит. Рюмку водки нальет — я не пью водку, но мне уже будет не принципиально. А Ника пусть считает меня сволочью и строит свою жизнь заново. Без меня.
Забрасываю подальше в бардачок кольцо, звоню Илюхе и отдаю распоряжение выкупать билеты для Ники и Полинки. Сижу еще несколько минут, смахиваю пелену и жду, когда видимость станет четче. А потом на полную выжимаю газ.
* * *
— Собирайся, Ника, через час вы с Полиной должны быть в аэропорту.
Я смотрю на Тимура, и меня начинает потряхивать. Его лицо серого цвета, будто только что высекли из гранита. Безжизненное мертвое лицо и такие же глаза.
— Тим, что-то случилось? — пытаюсь заглянуть в них. — У тебя неприятности?
— Нет, Ника, все нормально. Просто вам с Полинкой надо уехать.
— Но куда? И почему так неожиданно? Ты не хочешь мне говорить, да?
 
— Нет, Ника, — он отступает на шаг и складывает на груди руки, — у меня все в порядке. Но появились небольшие проблемы из-за того, что я забросил бизнес. Надо начинать новые проекты, а вы мне мешаете.
— Но как, Тим… — теряюсь я. — Все ведь было хорошо. Я уже поправилась и буду сама заниматься Полинкой. Чем мы тебе помешаем, Тим? Или ты потом к нам приедешь?
— Нет, — качает головой мужчина, который еще только утром говорил совсем другие слова, не говорил, шептал на ухо. А я плавилась в его руках как горячий воск. — Не приеду. Я устал. Переоценил свои возможности, Ника, семья — это не мое. Я наигрался, достаточно, хочу жить один, как раньше. Я тебе говорил, что мне не нужны ни серьезные отношения, ни дети. Поэтому, пожалуйста, не теряй время, иди собираться. Постарайся не брать лишнего, все купишь там на месте.
Он разворачивается и, не глядя на меня, уходит, а я стою и беспомощно открываю рот, как выброшенная на берег рыба. Хочется бежать за ним следом, хватать за руки, колотить ладонями о его спину. Он остался собой, Тимур Талеров никогда не изменится, и только такая идиотка как я могла поверить, что он стал другим.
Я не бегу за ним, а иду собирать вещи. В который раз он выставляет меня из своей жизни, но я точно знаю, что этот раз — последний. Как раз самое время осуществить то, зачем я сюда пришла — исчезнуть вместе с дочкой из жизни Тимура Талерова. Он поэтому не стал вписывать себя в свидетельство Полинки, он уже тогда знал. Наигрался? Вот и отлично.
Слезы застилают глаза, но я лишь стискиваю зубы. Все хорошо, у нас все будет хорошо и без Тимура. Главное, что малышка со мной. Но глупое сердце не хочет слушать мои заверения, оно медленно истекает сукровицей, и я лишь надеюсь, что жизнь из него не вытечет без остатка.
Все вокруг нас ходят с растерянными, молчаливыми лицами. Я даже не могу проститься с Робби — у него сегодня выходной, он поехал навестить родственников. И когда вещи вынесены и сложены в багажник автомобиля, я иду искать Тимура.
Он сидит в беседке за домом, там, где я обычно гуляла с Полинкой, и сердце заходится в тупой кричащей боли. Я не хочу уезжать от него, я люблю его, и этот дом тоже полюбила. Но сколько можно биться головой о непробиваемую бетонную стену?
Этот мужчина не достоин того, чтобы его любили. Для него не существует привязанностей, у него есть только инстинкты и собственные интересы. Я больше не буду любить тебя, Тим Талер, и постараюсь сделать все, чтобы выбросить из своей головы даже самые старые воспоминания о тебе.
Ничего не было, я сама все придумала. И дочь у него украла тоже сама, так за что мне на него обижаться?
Мысленно ужасаюсь, когда вижу пустой взгляд, устремленный на меня. Тим поднимается навстречу, и мне кажется, на мгновение что-то мелькает в этом взгляде. Обреченное. И тут же одергиваю себя — хватит выдумывать то, чего нет. Это все мои глупые фантазии, Тимур как Тимур, ничего нового.
Он идет мимо меня к машине, достает из детского кресла Полинку и зарывается лицом в ее одежку. Внутри меня все горит, я готова выхватить дочку из его рук, а где-то совсем в глубине появляется ощущение, что он прощается.
Почему тогда отводит глаза и избегает прямого взгляда? Дожидаюсь, пока он усаживает малышку обратно, застегивает ремень и протягиваю ему папку с доверенностью и техпаспортом на квартиру.
— Возьми, Тимур, здесь генеральная доверенность на тебя и телефон риэлтора. Сам договоришься о сделке, все документы готовы. Как продашь квартиру, заберешь себе мой долг, сколько посчитаешь нужным, а остальное пришлешь мне.
 
— Что это? — непонимающе спрашивает Тим.
— Документы на квартиру. Которую мне Сонька подарила. Я ей все свои деньги на операцию отдала, но не хватало, пришлось у тебя одолжить. Я сразу в долг брала, извини, не знала, что у тебя из-за них будут проблемы. Зато теперь мы в расчете, я ничего тебе не должна.