Тринадцать (СИ)
— Я поставил точку в ее борьбе. Заставил ее сдаться.
— Нет. Это не так, Остин. От этих таблеток она стала терять память, порой даже не узнавала меня или Кейти.
— Почему я этого не замечал?
— Ты постоянно был на тренировках, выездах и сборах. А в те моменты, когда вы выбирались с ней куда-либо, она накачивалась дозой успокоительных.
Запускаю руки в волосы и тяжело дышу. Сердце стучит, как дикое. Тяжесть, стоящая между ребер, давит. Боль. Я чувствую только боль.
— Она любила тебя. И гордилась тобой. Как и я.
Не могу удержаться от того, чтобы громко фыркнуть.
— Я ни разу не слышал от тебя похвалы. А мне двадцать один, на минуточку.
— А чего ты ожидал, Остин? Что я буду с тебя пылинки сдувать? Ты должен был стать лидером. И я старался тебя подтолкнуть.
Мы оба молчим, потому что я не верю ни единому его слову.
— Ты не хочешь играть в «Манчестер Юнайтед», чтобы насолить мне?
— Причем здесь ты?
— Тогда почему? Ты мечтал об этом с детства. Когда тебя выперли, чтобы ты подумал над своим поведением, ты чуть не сошел с ума. На тебе неделями лица не было. Ты отказывался играть за другие клубы, говорил, что лучше вообще бросишь футбол, нежели будешь играть против своих же. Остин, я знаю, что порой слишком на тебя давил. Но я… я горжусь тобой. Ты должен это знать.
Глава 28
Оливия.
После возвращения из нашей поездки прошло уже два дня. Вчера вечером у нас с Остином не получилось увидеться. Он был на тренировке, а мы с мамой и Кейти ходили на пилатес. И теперь у меня болят даже те мышцы, о существовании которых я даже не догадывалась. Да что греха таить, у меня даже ресницы болят. Я вообще никогда не относилась к спортивным девчонкам. Не спрашивайте, как я попала в группу поддержки. Я автоматически стала ее членом, когда начала встречаться с Шоном. Именно так устроена школьная система.
Сегодня вечером у «Красных дьяволов» будет матч, а до него мы с папой решили доехать до магазинчика Остина. Я давно хотела привести сюда отца, ожидая, что он сойдет с ума от восторга. Папа все никак не привыкнет к местному левостороннему движению, так что мы вызываем такси.
Такси привозит нас к небольшом зданию из темно-коричневого кирпича с большим панорамным окном с цитатой Уильяма Шекспира «Безумна до того любовь моя, что зла в тебе не замечаю я», по которому медленно стекают маленькие капли дождя. Большую арочную дверь украшает вьющийся плющ, струящийся до земли, а прямо над дверью свисает одинокий фонарь. Я достаю из кармана ключ, что мне дал Остин, и, открыв дверь, переступаю порог. Жадно вдыхаю запах книг, заполнивший собой помещение, и поворачиваюсь к отцу, чтобы оценить его реакцию.
— Я бы не отказался от родственничка, у которого во владении тако-о-о-ой книжный магазин, — обводя рукой помещение, произносит отец.
— Мммм… ну что тебе сказать, — делаю вид, что задумываюсь, обхватив пальцами подбородок. — Усынови Остина.
Отец кидает на меня взгляд в стиле «ха ха, как смешно, нет» и продолжает рассматривать книжные стеллажи, установленные на цокольном этаже книжного. Здесь, на многочисленных полках, стоит большое количество книг, в числе которых: «Чувство и чувствительность» Джейн Остин, «Вдали отечества» Марии Эджворт, «Роб Рой» Вальтера Скотта. Помимо этих книг здесь еще множество старинных изданий других британских романов. Не представляю, как матери Остина удалось собрать эту коллекцию. Она просто невероятна. Аккуратно ставлю на полочку рядом с этими произведениями искусства одно из первых изданий романа «Гордость и предубеждение», что подарили мне. Пусть приживается здесь.
— Как все прошло в Чоутене?
Вскидываю бровь.
— Мы были одеты.
— Я спрашивал не об этом, — усмехается папа.
— Ага, конечно.
— А Остин спал на диване? — тут же интересуется он.
Прикусываю губу, а затем усмехаюсь.
— Тыковка, мне нужно рассказывать тебе, откуда берутся дети?
Округляю глаза и пристально смотрю на отца.
— Господи, папа! Ты уже определись, сам только что говорил, что хотел бы породниться с Остином.
— Пожалуй, я рассмотрю идею с усыновлением.
Фыркаю.
— Пап?
— Да, тыковка.
— Ты сразу понял, что мама — та самая?
— Нет, — усмехается он. — Твоя мама была занозой в заднице. Главной задирой в школе. Королевой бала. А я был обычным ботаником, который носил очки и постоянно таскал с собой кучу книжек. Мы с ней были настолько разными, как Меган Маркл и Принц Гарри[1].
Усмехаюсь. Сложно представить отца в образе ботаника. Сейчас он выглядит как какой-нибудь голливудский актер. Широкие плечи, подкаченное тело, модельная стрижка. Он уверен в себе и невероятно харизматичен. Уверена, если бы он захотел стать моделью Диор, то стал бы популярен. Но отцу нет дела до популярности, он не гонится за какими-то стандартами, предпочитая засиживаться допоздна за книжками. Именно благодаря его порыву мы показались в Англии. Всю свою жизнь он восхищался английскими романами, но сам никогда не был здесь, на родине их авторов. И, как только меня выгнали из университета, его сразу же осенила мысль переехать сюда. Конечно, он сделал это ради меня. И, конечно, это не самый ближний свет, но отцу здесь хорошо. Ему нравится эта атмосфера, английская культура, образ жизни англичан. И мне тоже. Здесь я чувствую себя самой собой.
— И как же так вышло, что она стала для тебя именно той?
— По нелепой случайности. Я тогда работал в кинотеатре и закрывал служебный вход, как вдруг услышал чьи-то крики. Увидел Джени с придурком Томасом Крузом, — при его имени папа морщится, а затем продолжает: — Который пытался залезть к ней под юбку, но мама определенно этого не хотела. Томас был королем школы и ее главным хулиганом. Высокий широкоплечий бугай, которому я в пупок дышал, — серьезно говорит отец, пока я смеюсь, осознавая, что он преувеличивает, ведь рост моего отца около ста восьмидесяти пяти сантиметров. — И я крикнул ему: «Эй, ты, убери от нее свои лапы», а он мне такой: «Не указывай, что мне делать со своей девчонкой, упырь», а я ему: «Сам упырь», а он мне: «Ты что меня не слышишь? Вали, куда шел!», а я ему..
— Пап? — перебиваю его я.
— Да, тыковка?
— Пообещай мне кое-что.
— Что угодно, Лив.
— Прекрати смотреть боевики с Джейсоном Стэтхэмом. Потому что эти диалоги ужасны.
Отец запрокидывает голову и смеется.
— Все так и было.
— Ну конечно, — закатываю глаза и усмехаюсь. — И чем же тогда все закончилось?
— Я стукнул его по голове томиком «Мертвых душ» Гоголя, который был у меня в руках, и он отключился.
Запрокидываю голову и смеюсь.
— Да ты герой, получается?
— Ага, — довольно улыбаясь, произносит отец. — После этого твоя мама обратила на меня внимание. Я пригласил ее на свидание, и она согласилась. Мы с ней поехали в сады Бок-Тауэр, расположенные на Железной горе, одной из самых высоких точек Флориды, и устроили там пикник. Твоя мама лежала на моих коленях, пока я читал ей стихи… Она внимательно слушала и смотрела на меня своими большими синими глазами, — папа замолкает, будто полностью погрузившись в свои воспоминания, и, усмехнувшись, произносит: — Тогда я понял, что она та самая.
***
Оставив отца в книжной лавке, я возвращаюсь в общежитие. Так спешила на встречу с отцом, что забыла футболку Остина дома. Распахиваю дверь и замираю, увидев Кейти и Джейкоба, нашего преподавателя. Они просто целуются на кровати, слава Богу, полностью одетые, но это все-равно не меняет того факта, что я снова стала свидетелем того, что не должна была видеть.
Увидев меня, Кейти резко спрыгивает с колен Мистера Гибсона, и одергивает задравшуюся юбку. Ее глаза испуганно смотрят на меня, и я спешу ее успокоить:
— Все в порядке, Кейти. Прошу прощения, что помешала, забыла футболку, — спокойным тоном произношу я, взяв со столика у зеркала сложенную футболку.
— Я… Я лучше пойду, — неловко говорит Джейкоб и проходит мимо меня.