Наследник для врага (СИ)

— И я не солдат!
— Ты, Сонь, просто нечто.
— И что это значит?
— Что люблю тебя.
Короткого признания хватает, чтобы девчонка замерла. Поднимает на меня взгляд, хлопает ресницами. Настолько обескуражена, что я пользуюсь моментом.
Прижимаюсь к её губам, медленно целую. Соня замирает, даже не дышит. Несколько секунд позволяет творить мне всё, а после оживает. Отвечает на поцелуй, скользит ладошкой по моему лицу.
Ловлю её хриплое дыхание, сжимаю подбородок, чтобы не отвернулась. Углубляю поцелуй, заново изучаю. Неторопливо, медленно. У нас вся ночь впереди, чтобы всем насладиться.
— Любишь? — переспрашивает неуверенно, сжимается. — А как же «Авдеева кровь» и все обвинения?
— Любят не только идеальных. Ты же меня любишь, — усмехаюсь на её распахнутые глаза. Не собираюсь ждать признания, сам возьму. — А тебя любить куда проще.
— Волков, знаешь что?!
Не договаривает, не позволяю.
Аккуратно касаюсь Сони, провожу по талии, чтобы не напугать. Знаю, что усердствовать не стоит. Но удержаться очень сложно. Сейчас, когда в моих руках, чуть покрасневшая и разомлевшая, как тут не касаться?
Когда вся такая теплая, отзывчивая, радо обнимает за шею. И не спорит, что влюблена. А от этого вся кровь из тела исчезает, перебирается только в одну точку.
Чтобы закончить, получить полное подтверждение.
Моя.
— Ян, не спеши, — просит, задыхаясь. Глажу низ живота, когда девчонка сжимает мою ладонь.
— Не спешу, золотко.
Хотя тянет вдавить педаль газа, выжать всё, что можно. Больше четырех месяцев назад виделись, долгий срок. Думал, что нужно девочку отпустить, не тянуть в это болото. Наступил себе на горло и не стал продолжать отношения.
Но теперь Соня привязана ко мне, навсегда. Поздно переживать о том, что это большой риск. Всё уже решилось, безвозвратно. Моя. Теперь можно и касаться, и целовать.
И брать всё, что могу.
Долго, нежно, не слишком давя на девчонку. Знаю, что пока врач не разрешит, ничего не будет. Но можно ведь и так, не усердствуя? По крайне мере, Соня не против.
Не отталкивает больше мою руку, тянется навстречу. Позволяет всё, кусает свои губы, отвечая на касания. Такая нежная, ласковая. Моё золотко, которое не планирую никому отдавать.
Сама захотела моё признание, теперь не отвертится.
— Ян.
Выдыхает моё имя, и это лучше любых звуков во всем мире.
  
Глава 26. Соня
 
— Доброе утро.
Ян прижимается ко мне на кухне, обескураживает. Я была уверена, что мужчина будет спать долго. Ночь получилась… Долгой и чуточку активной. С приятными касаниями, поцелуями и воздухом, который разжигал все клеточки.
Нельзя так реагировать на Волкова, так быстро сдаваться. Таять в его руках, растворяться. Позволять всё, чего мы хотим вдвоем. Но я просто не смогла отказать. Не смогла сдержать себя.
Только не после признания в любви. Не после его слов «моя», от который всё скручивало, вспыхивало огоньками. Сложно было устоять. И я не устояла, растворилась в тепле, дыхании и жарком шёпоте.
А теперь смущаюсь и не знаю, что мне нужно делать. Как реагировать на его присутствие? Мы никогда не просыпались вместе после близости, не жили вместе как любовники.
А вот сейчас…
— Привет, — шепчу, впиваюсь взглядом в листики чая, которые кружат. — Уже проснулся?
— Сразу, как ты сбежала. Ты не очень тихо двигаешься.
— Я беременна!
— Ага, знаю.
Выдыхает довольно, его сухие губы касаются загривка. Спускаются чуть ниже по косточкам, зарождая внутри покалывания. Приятные вспышки, от которых я дрожу.
Ян… Странный. Сейчас такой спокойный, довольный. Не грубит и не приказывает, снова другой мужчина. Такой, каким Волков был со мной в больнице. Самый родной.
И при этом… Я уже отвыкла от такого мужчины. Ощущение, что всё иллюзия, и снова окажусь в центре хаоса. Страшно, на самом деле. Потому что я совсем не знаю Яна.
Люблю, но не знаю.
И не уверена, что узнав всё, смогу остаться с мужчиной.
— Выкладывай, золотко.
— Что? Будешь чай? — делаю глоток перед тем, как разворачиваюсь лицом к лицу со своими проблемами. — Прекрати так смотреть.
 
— Как?
— Словно ты сканируешь меня, разделываешь до кости.
— Почти. Я чувствую тебя, Соня. Обнимаю, а ты напрягаешься. Поэтому заканчивай свои отговорки и начинай говорить напрямую. Всегда. Мне нужны факты и проблема, тогда мы будем что-то решать. Давай упростим нашу жизнь, хорошо?
— Хорошо. Я высказываю — ты отвечаешь? Или будешь затыкать?
— Я никогда тебя не затыкал. Я не пойму, что не так, если ты не объяснишь. Говори ртом и всё получится.
Усмехаюсь, понимая, о чем говорит мужчина. Только это кажется самой сложной задачей. Говорить напрямую, никаких сомнений и умалчиваний. А это задача не из легких
Некоторые к пятидесяти годам не обладают подобным умением, а мне уже нужно включаться. Потому что Ян точно не изменится, никаких сомнений. И либо вечно сомневаться и находиться в напряжении, либо подстраиваться.
— Я тебя не знаю, — выпаливаю и высказываю из объятий. Нахожу кофе, медленно готовлю его для мудчины. Аромат потрясающий, но сегодня мне не хочется его. Уже плюс. — Совсем не знаю, Ян. Только обрывки. Это мало, чтобы получилось…. Хоть что-то.
— Но при этом даже без знаний я тебе нравлюсь. Стоит ли копать глубже? Заметь, я употребляю слово «нравлюсь» лишь для того, чтобы не смущать тебя. На самом деле четко помню, как ты шептала «люблю» на пике.
— Волков! Не переводи стрелки. Или свали куда-то, — бурчу обиженно, потом что всё получается не так, как нужно. Он издевается. Скидываю ладонь с талии, бью по пальцам. — Я занята.
— Что ты хочешь узнать? Ты знаешь, что я рос в детдоме. Потом влез в криминал, что потерял жену и ребенка. И помешан на том, чтобы с тобой и малышом ничего не случилось. Ты знаешь меня лучше многих, золотко. Возможно, лучше всех.
Прикусываю губу, потому что от этих слов всё внутри обрывается. Затапливает лавой, жгучей и уничтожающей. Сипло втягиваю воздух, горло вдруг сдавливает. И в носу щиплет, слишком сильно.
Это гормоны, проклятые вспышки настроения. Но ничего не могу с собой поделать. Это звучало откровенно, честно. И ведь Ян прав — я знаю о нем много мелочей, а из мелочей и состоит истина.
Как в медицине. Ты узнаешь миллион маленьких симптомов, а потом узнаешь, что это именно за болезнь. За человек.
— Сонь…
Ян вздыхает, когда видит мои слезы. Но я не даю ему закончить, прикладываю пальцы к губам. Подаюсь вперед, словно боюсь опоздать или передумать.
— Я люблю тебя, Ян.
Люблю.
То, как он заботится о нашем малыше.
То, как заказывает оливки, потому что я их люблю.
Как переживает за мое здоровье и даже не ведется на слезы, запрещая вредную еду или напитки. О, и люблю за те моменты, когда Ян смотрит на меня. Открыто и искреннее, превращаясь из жесткого мужчины в обычного парня.
Люблю эти детали, симптомы.
И не обязательно найти всю тысячу симптомов, чтобы вычислить болезнь.
Не нужно знать Яна идеально, чтобы любить его.
— Я тоже тебя люблю, золотко, — усмехается, словно был уверен, что я ему признаюсь. Нахал. Мужчина тянет меня к себе, коротко целует в нос, прижимает крепко-крепко. — Как ты себя чувствуешь? Ничего не болит?
— Нет, всё хорошо.
— Отлично, тогда завтракаем и на выход.
— А куда мы?
— Ты же хотела каток. Сегодня точно будет.
Мне не нужно повторять дважды. Я тут же нахожу в холодильнике яйца, разогреваю сковородку. Ян должен сам себе готовить, но я сегодня добрая. А ещё не представляю, что снова стану свободной.
Почувствую себя, словно мой мужчина и отец не воюют между собой.
Волкову хватает ума не комментировать ничего. Кручусь на кухне, которая медленно заполняется запахом еды. Как же хорошо, когда токсикоз не дает о себе знать. И желудок не бунтует.
Я обожаю оливки, но я устала от них. А вот мои вкусовые беременные рецепторы — нет. Но сегодня всё иначе. Может, это ночь с Волковым так влияет? Поэтому получаю настоящее наслаждение от завтрака.