Необычный подозреваемый. Удивительная реальная история современного Робин Гуда

Ей вспомнилось, что Стивен часто получал большое количество посылок и бандеролей, но помимо этой незначительной детали?..
– Он просто затерялся на заднем плане.
Не то чтобы Стивен не пытался с кем-то подружиться. Просто он очень быстро пришел к выводу, что у него нет ничего общего с этими студентами. Ему сильно мешала чувствительность к громким звукам, и из-за наличия синдрома Аспергера он, несмотря на весь опыт, полученный в Австралии и Дэчен Чолинг, по-прежнему не умел вести светские беседы, не понимал намеков, жестов и шуток. Стивена поражало, как мало сокурсники, на его взгляд, знали о ситуации в мире и угрозах, с которыми сталкивается человечество, и как мало их это беспокоило. Кавуд признает, что среди членов общины Виверн-Холла надвигающийся финансовый кризис и последствия изменения климата не были самыми популярными темами для обсуждений.
– Я действительно не думаю, что это приходило нам в головы. В основном потому, что мы только начинали учиться в университете. Наши интересы ограничивались тем, какой наряд выбрать сегодня и все такое. Мы жили в своем мире.
Стивен вступил в университетское общество любителей активного отдыха, но когда он отправился в паб с его членами, то был поражен не только их невежеством, но и их бессердечием.
– Я помню, как они смеялись и шутили над бездомным парнем, и я сказал: «Какого хрена вы это делаете?» Это было похоже на то, будто… будто с ними что-то не так. Есть кое-что, чего они не понимают, а я понимаю. Из-за этого я больше не посещал то общество.
Стивен стал держаться особняком. Сидел в своей комнате, планируя следующий шаг и прилагая все усилия, чтобы быть в курсе полицейского расследования совершенных им преступлений.
«Поискав в Интернете (я постоянно ищу статьи на тему «вооруженное ограбление»), я обнаружил, что полиция Эксетера все еще расследует неудавшееся ограбление банка Lloyds TSB, – написал он однажды вечером. – Вот черт! Но, похоже, у них нет четкого изображения моего лица с камер видеонаблюдения».
Стивен в одиночестве отправился исследовать Вустер и быстро понял, что у этого городка много общего с Эксетером. И там и там имелось по кафедральному собору, население обоих городов не превышало сто пятьдесят тысяч человек. Оба они окружены многими километрами холмистой сельской местности. Обходя небольшой центр города в поисках финансовых учреждений, которые можно взять на заметку, Стивен обнаружил, что идет мимо все тех же универмагов и тех же рекламных щитов, рекламирующих те же бренды. Английский город с историей, задыхающийся в удавке корпораций. Стивен заглядывал в витрины магазинов и видел манекены в одежде, сшитой детьми, работающими за крайне низкую оплату и в тяжелых условиях, чтобы ее продавали людям, которые в ней не нуждаются. Он видел банки, радостно предлагающие рабочему населению кредиты и обещающие стабильность и поддержку и при этом спокойно извлекающие миллиарды из их долгов и стресса.
«Мир порабощают все сильнее. Его поглощает жадность немногочисленной элиты (Дэвид Кортен называет ее представителей „жителями стратоса“, они существуют в роскоши „по ту сторону огромной пропасти, которую большая часть человечества никогда не сможет преодолеть“). Это управленцы. Это правители. Сегодня я видел: унылые и подозрительные лица людей, брендовые магазины, агитирующие покупать, исследователи рынка, нападающие на покупателей, нищие на углах улиц. А сверху наблюдают камеры, как безумные глаза стервятников, каждый объектив выискивает какое-нибудь нарушение… возможность нарушения правил. И все ради чего? Чтобы защитить? Для поддержания порядка?»
В другой записи Стивен размышлял: «Взять хотя бы каплю накопленных богатств у толстосумов и раздать по чуть-чуть бедным. Справедливо ли держать миллионы людей в нищете, в то время как несколько сотен пользуются чрезмерным богатством?»
Стивен задавался этим вопросом снова и снова. Однажды он подошел к лектору, который только что выступил с докладом о том, как отношение общества к преступности меняется с течением времени.
 
– Мы говорили, что преступность относительна, что сегодняшние преступления необязательно считались преступлениями в прошлом, что совершенные в прошлом преступления можно рассматривать как положительные явления в будущем, и что в конечном счете преступление – это вред, и что, если вы предотвращаете вред, это противоположно преступлению, – оживленно вспоминает Стивен. – И все в таком духе.
Вполне возможно, что лектору, чьим мнением по определенному вопросу заинтересовался серьезный студент, понравился разговор. Возможно, он чувствовал себя польщенным вниманием Стивена к обсуждаемым темам. Чего он не мог знать даже по окончании разговора, так это того, что в комнате этого молодого человека хранится боевой нож. Что у него есть балаклава. Что он постоянно получает посылки с вещами, заказанными в Интернете. Там были средства маскировки. Парики. Фальшивые бороды. Портативная болгарка. Травматический пистолет. И что его дневники исписаны подробными планами того, что, как они только что обсуждали, можно считать полной противоположностью преступлениям.
31 октября 2008 года, почти ровно через год после той беседы с преподавателем социологии Вустерского университета об относительности преступности, Стивен сидел в камере предварительного заключения тюрьмы округа Страффорд в Нью-Гэмпшире. Напротив него стоял мужчина, одетый в хеллоуинский костюм клоуна-убийцы, его мертвенно-белое лицо и вычурный наряд были забрызганы чем-то похожим на кровь. Стивена, наконец, перевели из «Дыры», пока британские и американские власти пытались решить, что с ним делать. Он с тревогой огляделся. Молчаливый клоун был не единственным человеком в камере предварительного заключения. Здесь находились недавно арестованные пьяницы и заключенные, которых, как и Стивена, только что перевели из других тюрем. Эти люди с интересом смотрели на него. Они засыпали его вопросами, а затем ухмылялись и переглядывались, услышав его английское произношение. Они медленно приблизились к нему, задавая тот же вопрос, что и все остальные. Что ты делаешь здесь? Стивен впервые за последние пять месяцев оказался в одном помещении с таким количеством людей, и это вызывало у него напряжение и страх. Проблема заключалась не только в тесноте камеры, но и в том, как другие заключенные выкрикивали ему вопросы, и в том, как их тон становился все более жестким и оскорбительным по мере того, как Стивен пытался уклониться от ответов. Тюремный надзиратель наблюдал за происходящим из-за стола, украшенного дешевыми картонными тыквенными фонариками.
Через несколько часов Стивена вывели из камеры предварительного заключения и в сопровождении пары надзирателей препроводили в охраняемую комнату, где заставили переодеться из красной униформы заключенного Южного исправительного центра штата Вермонт в странный синий комбинезон, сшитый из похожей на бумагу ткани. Затем на него надели наручники и провели через несколько уровней охраны. Никто не объяснял Стивену, куда его ведут или что происходит, хотя он предполагал, что его собираются поместить в некое подобие изолятора. Вместо этого его доставили в какое-то странное место. Это была ярко освещенная камера. Вместо стены тяжелая дверь была вставлена в какой-то прозрачный плексигласовый экран. Стивена втолкнули внутрь, и дверь за ним закрылась. Он увидел, что по другую сторону экрана, через коридор, за столом сидит тюремный надзиратель. Это означало, что, по крайней мере теоретически, Стивен находится под постоянным наблюдением. Как животное в зоопарке.
Стивен не понимал, что происходит. Хуже того, он не знал, что будет с ним дальше. Любой человек на его месте испытывал бы стресс, но Стивену с его синдромом Аспергера было в разы хуже. Лишь через несколько мгновений он заметил, что внутри лишенной мебели камеры на полу лежат два человека, накрытые зелеными одеялами. Внезапно из-под одного одеяла показалась лысая голова. Стивен едва не закричал. Лицо мужчины выглядело бледным и усталым, глаза – тусклыми и невыразительными.