Последний снег

Хассан придвинул стопку бумаг, заставляя ее посмотреть правде в глаза.
— Как хорошо ты знаешь Йонни Вестберга?
— На самом деле я вообще его не знаю. Мне только известно, что он с юга и работает на лесопилке в Гломмерше.
— И вам никогда не приходило в голову проверить кредитную историю вашего арендатора?
— Делами занимался папа. И я сомневаюсь, что он стал бы платить за такие сведения. Он предпочитал сам делать выводы.
— У Йонни были сложности с арендной платой?
— Насколько мне известно, нет. И плата была маленькой. Дом пустовал лет десять. Мы были рады, что кто-то вообще хочет там жить.
— Жаль, что вы не сделали такой запрос. Тогда вы были бы в курсе, что у Йонни Вестберга долги на сумму в два миллиона крон. Уже три года ваш арендатор живет на прожиточный минимум. Естественно, психологически это очень тяжело. Он несколько раз пытался покончить с собой. Шрам на шее — результат последней попытки. Согласно медицинскому заключению, он был весьма близок к успеху.
Шрам на шее… Лив чувствовала его под кончиками пальцев. Белая полоска, белее остальной кожи. Она хотела спросить у Йонни, откуда этот шрам, но что-то ее удержало. Не будет она совать нос в мрачные тайны других людей. Ей и своих секретов хватало.
— Но откуда мне знать… Мы не обсуждали его прошлое, — вздохнула она.
— Мы выяснили, что Йонни связывался с криминальным миром в попытке покрыть долги, но это все только усложнило. Угрозы со стороны новых приятелей вынудили его переехать на север. И это не случайно, что он арендовал дом именно у вас. Мы конфисковали компьютер Йонни и обнаружили, что он искал в Гугле информацию о богатстве Видара задолго до переезда сюда. А после переезда продолжил сбор информации. Все указывает на то, что с самого начала он планировал завладеть вашими деньгами.
В голове у Лив раздавался дьявольский смех Видара: «А я что говорил? Никому нельзя доверять!
Только семье. Вокруг одни стервятники». Сколько Лив себя помнила, он предупреждал ее о жадности и злобе, подстерегающих ее за пределами дома.
Она подумала об Йонни, о его лице в свете сигаретного огня, о беспомощности, мелькавшей в поникшем взгляде. Ни разу Йонни не намекнул, что нуждается в деньгах. И Лив сама предложила себя ему, все произошло по ее инициативе.
— Если все было из-за денег, то ему удалось отлично это скрыть.
— Йонни Вестберг — человек на грани отчаяния. В отчаянии люди способны на все. Он отрицает свою вину, но, думаю, его хватит ненадолго.
Дождь хлестнул по окнам, и оба от неожиданности подпрыгнули на месте. Непогода, как это часто бывает весной, подкралась исподтишка. Им пришлось повысить голос, чтобы перекричать шум дождя. А может, нервы взыгрались.
— Если ему нужны были деньги, почему он просто нас не ограбил? Почему ему понадобилось убивать папу?
— Может, изначально он не планировал убийство. Может, был в состоянии аффекта, кто знает.
Лив прижала кулак к губам. Ее снова тошнило. Йонни говорил ей, что Видар велел ему убираться. Может, с этого все и началось. Ей хотелось рассказать об этом Хассану, но у нее не было сил. Столько эмоций рвалось наружу, что, начни она говорить, — ее уже не остановишь. Нет, ей нельзя говорить. Рука как щит перед ртом, зубы крепко сжаты.
Хассан наклонился вперед, ища ее взгляд.
— Ты рассказывала Видару о ваших отношениях?
— В этом не было нужды, — шепнула она, — он и сам догадался.
— И что он сказал, когда узнал?
— То же, что всегда говорил, когда я встречала кого-нибудь.
— И что?
— «Они причинят тебе вред».
Лиам давно поклялся не подпускать Ваню к теплице, но отчаяние в голосе Габриэля заставило его сделать исключение. Только на этот раз.
Теплица, или плантация, как называл ее Габриэль, была в заброшенном дачном домике у реки. Окна заколочены, стены заросли терновником… Только следы колес в прошлогодней траве свидетельствовали о том, что кто-то посещал это место. Машина Габриэля стояла в лесу среди деревьев. Входная дверь была открыта и болталась на ветру. Самого брата нигде не было видно.
 
— Какой страшный дом, — сказала Ваня.
— Просто старый. Подожди меня здесь. Я скоро вернусь.
Выйдя из машины, Лиам почувствовал хорошо знакомый запах конопли, его ни с чем не спутаешь. Он огляделся. Деревья качались на ветру. Дом стоял на отшибе, до ближайших дачных домиков далеко, тем более сейчас не сезон. Тревога нарастала. Он медленно пошел к дому. Вообще-то, теплица была его идеей. Ваня была еще совсем маленькой, и он не был готов завязать с наркотой. Своя конопля избавляла от ведения дел с разными придурками. По крайней мере, так он думал в самом начале. А для Габриэля теплица была поводом расширить бизнес: перепродажа плюс собственный товар, почему нет? Всю основную работу проделал Лиам. Он посадил семена. Он экспериментировал с лампами и фильтрами, пока не подобрал удачную комбинацию. Конопля пошла в рост. Оказалось, у него талант. Может, он унаследовал свои способности от матери — та умела чувствовать природу.
В последние годы Лиам хотел отстраниться от дел, он много раз говорил Габриэлю, что для него это слишком рискованно, имея в виду Ваню, но каждый раз Габриэлю удавалось запудрить ему мозги. Брат всегда знал, на какие кнопки нужно нажимать.
Дойдя до двери, Лиам понял, что его насторожило. Внутри было темно. Лампы не горели. Он повернулся к машине. Из окна на него смотрели огромные глаза дочери. Кончик косички был во рту. У Вани была привычка жевать волосы, когда нервничает. Он пытался напугать ее, говорил, что если она наестся волос, потребуется операция на животике, чтобы их вытащить. Но Ваня продолжала жевать кончики волос. Лиам знал, что это его вина, что это из-за него она постоянно нервничает.
Все растения пропали. Кто-то выдрал их из горшков и ящиков, оставив только молодые побеги. Пол был усыпан битым стеклом от ламп, черный пластик, закрывавший стены, содран и грудой свален на пол. Вентиляторы сломаны. Словно ураган пронесся.
Габриэль сидел на корточках среди мусора и что-то искал.
— Где тебя черти носили? — вскинул он голову.
— Что произошло?
— Это Юха. Я знаю, что это он. Решил наказать нас за то, что произошло со стариком Видаром. Половины растений нет, остальные завянут. Все вдребезги. Он все уничтожил. — Габриэль поднял разбитый горшок с пола и со всей дури запустил в стену. Осколки застряли в подгнившем дереве.
Лиам с бьющимся сердцем прикидывал, сколько денег они потеряли. Но на самом деле ему было все равно. Он был рад, что это не полиция устроила рейд. Может, это даже к лучшему, что все растения уничтожены.
Стекло хрустело под подошвами ботинок Габриэля, пока он носился по теплице. Лицо у него было белее простыни.
— Пошли, — крикнул он. — Поехали к Юхе.
— Ваня со мной. Я никуда не поеду.
— Ух ты… Я и забыл, какой ты стал бесполезный, но не важно. Я сам со всем разберусь.
— Что ты собрался делать?
Габриэль пнул валявшуюся на полу лампу, взметнув фейерверк осколков.
— Ты еще спрашиваешь? Когда я с ним закончу, он забудет, как держать косяк, вот увидишь. Эта мразь кончит так же, как старик Бьёрнлунд.
Дуглас Мудиг налил ей стопку до краев и поднял свою, расплескивая самогон. Свободной рукой он обнял Лив за плечи, прижался потной щекой к ее лбу и произнес тост:
— За полицию! За хорошо проделанную работу! Убийца Видара за решеткой, и мы наконец сможем забыть эту ужасную трагедию.
Лив посмотрела на копченую оленину на тарелке, подернутую желтой пленкой жира, и ее чуть не вырвало. Было ошибкой прийти сюда, в дом Мудигов. И предательством по отношению к Видару. К тому же ей не нравилось, как смотрели на нее Дуглас с Эвой: словно она была загадкой, которую они вознамерились разгадать любой ценой.
На самом деле она пришла ради Симона. Сын сидел напротив и, вопреки обыкновению, без всякого аппетита ковырялся вилкой в тарелке. Однако видно было, что у Мудигов он чувствует себя как дома. Сын опрокинул самогон в рот, не поморщившись, и Лив подумала, что в гостях у Фелисии ему часто наливают крепкий алкоголь.