Поцелуй нарцисса (СИ)

По дороге в замок вслед новобрачным неслись непристойные частушки.
Наконец! Двор замка, заполненный челядью, танцовщицами, жонглерами, певцами и арфистами. Какой-то слуга принес фляжку и кубок вина на подносе. Кубок пустили по кругу. Выпили все присутствующие гости, после – жених, а за ним – и невеста.
А потом Латгардис перебросила кубок через голову. Потом, уже как новая хозяйка, Латгардис вошла в главный зал, а за ней – все остальные.
Разумеется, прежде всего супруги принимали поздравления. Дамы и девушки подходили к невесте, мужчины к жениху, поднося свадебные подарки.
Разнообразие блюд и пышность убранства поражали. Стол был украшен серебряной посудой с витиеватыми узорами, подсвечниками с белыми и алебастровыми свечами и салфетками для вытирания рук. Гирлянды из роз увивали весь зал. Здесь, за трапезой, восседала сотня мужчин и почти столько же женщин.
Новобрачные заняли свои места во главе стола. Им подали жареного павлина, украшенного хвостом из настоящих перьев, мясо кабана, оленину, тушеные салаты, перепелиные яйца, гусей, дичь и рыбу трех сортов, не говоря уж о хлебе, сыре, множестве фруктов и овощей, сладких приправах, винах и компотах.
Музыка звучала невероятно романтично. Музыканты играли серенаду. Затем – что-то бодрое и веселое, все громче и громче. Латгардис и Теодор открыли танцы торжественной аллемандой. Затем всех закружил быстрый хоровод кароля .
Теодор танцевал с гостьями, Латгардис же, устав, сидела на своем кресле: молодые мужчины просили музыкантов вновь и вновь повторять стремительный кароль.
За обедом новобрачные едва общались. Теодор заботливо ухаживал за своей женой и после каждого выпитого бокала целовал ее. Латгардис была счастлива.
Вся семья веселилась вместе с гостями. Роза-Альбина не прятала слезы радости. Веселился и весь отряд воинов, с которыми герцог ходил в походы.
Юная герцогиня знакомилась с гостями. Самым важным из них оказался черноволосый и кудрявый Эгон де Лаон, который присутствовал здесь от имени короля. Кажется, ему очень пришлась по душе скромная Эллен, которая в своем персиковом платье походила на фею. Также Латгардис удалось поговорить с Лилиан, возлюбленной Жан-Марка. Та была очень богатой вдовой, с сыном от первого брака. Роза-Альбина с радостью готова была принять его как внука.
Наконец наступил момент, которого все так ждали – брачная ночь.
Невеста очень волновалась, хотя Теодор и обещал ей, что все будет хорошо. Эллен, Лилиан, Роза-Альбина и посол проводили невесту в покои жениха. Впереди несли свечи, играла музыка.
Процессия вошла в опочивальню, и Латгардис украдкой осмотрелась.
Она была во владениях Теодора, в его царстве.
Огромное ложе посреди комнаты, освещенной большими глиняными лампами в углах, над кроватью – голова быка с большими вызолоченными рогами.
Эгон усадил невесту на край ложа и снял с ее левой ноги башмачок, чтобы, согласно обычаю, передать одному или нескольким холостякам из прибывших на свадьбу гостей. Вероятно, этим подарком желали скорой женитьбы.
Посланник короля удалился вместе с башмачком. Эллен и Лилиан помогли Латгардис снять наряд, а Роза-Альбина достала из сундука белую шелковую сорочку, вышитую кружевом.
Затем все, кроме свекрови, ушли. Та откинула угол одеяла и уложила новобрачную в постель. Латгардис совершенно не хотелось, чтобы это делала Роза-Альбина, но – что поделать! – таковы были традиции.
Хорошее настроение сразу исчезло. От усталости болела голова, и гудели ноги от танцев. Эмоции рвались наружу слезами.
Герцогиня села рядом и успокаивающе погладила невестку по голове.
— Если желаешь, я могу остаться, когда придёт Теодор.
— Нет, пожалуйста, оставьте меня одну…
Роза-Альбина не стала возражать. Пожелав невестке спокойной и удачной ночи, она ушла, наглухо закрыв за собой двери.
Латгардис осталась одна, но вскоре услышала голос супруга, звучавший в коридоре. Герцог направлялся к себе в опочивальню.
— Я ведь сказал, что двери в мои покои для тебя закрыты, маман! Я сам разберусь со своей невестой.
 
— Мы требуем простынь, и поскорее, а то твои пьяные бойцы ворвутся к тебе в спальню, — рассмеялась Роза-Альбина.
Теодор вошел, закрыв дверь на засов.
Спор жениха с матерью заставил невесту понервничать. Она не могла более находиться в постели и подошла к пылающему огню в камине, но тепло пламени не смогло прогнать дрожь из ее тела.
Теодор вошел спокойно, не придав значения тому, что невеста не в постели. Он встал у небольшого столика возле камина, с вином и фруктами, и налил себе выпить.
Латрагдис стояла перед своим молодым мужем, обняв себя руками, и дрожала, как осинка на ветру. Теодор снял с себя теплый халат из шкуры песца и накинул на невесту, оставшись лишь в длинных брэ.
Латгардис, не сопротивляясь, выпила залпом целый бокал вина и попросила еще. Теодор улыбнулся и налил. Невесте показалось, что ее разум окутал дурман. Она не могла оторвать взора от полуобнаженного мужчины. Жар в камине разгорался сильнее, и пламя окрасило их силуэты ярко-красным.
Перед Латгардис стоял бог с белокурыми, распущенными по плечам волосами. Он явно нервничал. Мускулистая грудь покрылась каплями пота. Латгардис завороженно наблюдала, как он касался губами бокала. Девушка закрыла на миг глаза. Казалось, в комнате невыразимая духота. Латгардис задыхалась, ее сердце билось, словно птица в клетке.
Теодор как-то незаметно подошел к своей молодой супруге. Та готова была от страха броситься прочь, но его сильные руки удержали ее. Мужчина нежно поцеловал свою жену и спросил:
— Ты согласна стать моей?
Но Латгардис даже не успела ответить, как он подхватил ее на руки и уложил на кровать, сбросив одеяло на пол. Страх приковал девушку к ложу, и она не могла даже пошевелиться.
Теодор смотрел ей в лицо и видел, как по ее щекам струятся слезы.
— Ты божественна, и до тебя у меня не было подобной, — шептал он невесте на ухо.
Теодор начал осыпать поцелуями ее лицо, глаза, губы. Латгардис чувствовала напряжение его рук. Он лег рядом, взял ее ладонь и положил на свою грудь, направляя и заставляя ласкать. Затем развязал тесемки ее сорочки.
Латгардис испытывала чувство стыда, не зная, как скрыться от едкого, насмешливого взгляда мужа, созерцавшего ее тело. Его язык скользил, изучая, по изгибу ее шеи, и ей становилось приятно, но юная воспитанница монашек ничего не могла поделать со своим страхом. Он убивал в ней все чувства.
Теодор осыпал жену поцелуями с ног до головы, не оставил без ласки ни дюйма ее тела, затем нежно распахнул врата в потайной мир. Он прижал Латгардис к себе, и она ощутила его тяжесть. Мужчина смотрел ей в глаза – как охотник в глаза дикой газели, и чувствовал ее страх.
От резкой боли она дернулась и вскрикнула. Он остановился, на мгновение застыв, оставаясь в ней, но потом начал двигаться, как будто догонял волну внутри нее.
Его дыхание учащалось и становилось все громче, перешло в стон, сначала в легкий, затем – с каждым движением – все сильнее. Тело мужчины напряглось, по нему прошла судорога, пронзившая молодую женщину, словно молния, и он, дав выход своим эмоциям, взревел, как медведь.
Теодор упал на нее без сил, всем весом, тяжело дыша. Вспотевшие тела липли друг к другу, и Латгардис чувствовала бешеный ритм его сердцебиения. Не в силах выносить больше эту близость, она высвободилась из его объятий и отвернулась. Теодор поцеловал ее в висок, и она расплакалась навзрыд.
Муж встал, оделся и принес Латгардис халат. Она закуталась, села в теплое кресло у камина и уснула. Неприятные ощущения внутри еще долго не проходили.
Теодор пошел отнести простыню в зал – и пропал. Едва отгремела свадьба — пир на весь мир, – как угасла искра страсти в груди получившего свое героя.
 ГЛАВА VIII 
Теодор зажег свечи в опочивальне, несмотря на то, что маман была весьма против, если ими пользовались без особой нужды.