По грехам нашим. В лето 6731... (СИ)
— Ну, буде, буде, — усмехнулся Войсил. — Вон повенчаетесь и усе буде.
Наваждение прошло, я выпил сладкий, тягучий напиток, и так же показал, что кувшин пуст.
— Проходьте в дом, — пригласил Войсил и взяв под руки жену первым вошел. Дальше вошли Филип и Еремей.
Я же опять не знал, как быть. Нужно ли Божану вперед пропустить, или я должен идти первым. Подсказала сама Божана, которая, потупив взор, стояла и не шла в дом. Я выдохнул и вошел. У порога уже вытирали свои сапоги ратники, хозяев не было. Я последовал примеру Филипа и Еремея и прошел следом за ними.
— Ну, поснедаем и погутарим, — сказал Войсил, вернувшийся к нам уже раздетый и ухмыляющий. — Пойшли.
Следом за хозяином мы прошли в просторную комнату, которая была раза в два больше, чем место моего судилища. Две расписные оштукатуренные колоны поддерживали потолок в середине комнаты. У окна стоял длинный, метров в шесть-семь стол, вокруг которого приставлены массивные лавки. На таких лавках и спать можно — не полуторный размер, но близко к этому. Все перелезли через лавку на другой ее конец и встали, потом, как будто отрепетировали, одновременно сели. Запоздал только я, постоянно копируя каждое движение ратников.
Стол был пуст и непонятно все же будут ли кормить. В животе забурчало. Сбитень у крыльца напомнил, что уже день не ел. Этот напиток, хоть и был сытным, но утолить зверский голод не мог.
Войсил встал, и сразу же встали ратники, я замешкался и с опозданием в пару секунд тоже встал. Что опять ритуалы.
— Отче наш иже еси… — начал молитву хозяин дома. После которой все перекрестились и снова сели.
Сразу же принесли кувшины, от которых шли разные ароматы. Где ягодные, где явно было пиво. Принесли и кубки — всем серебрянные, а хозяину дома с драгоценными камнями. Все это происходило в молчании. Пить никто не стал, и ратники смотрели на Войсила. Когда же принесли миски с каким-то бульоном — Войсил взял кубок и приподнялся.
— Выпью за свата свого Владимира, коий почил в рати с сарацинами на святой земле, — провозгласил хозяин и выпил залпом из кубка, вновь опрокинув его.
После этого церемониального тоста, за который я поблагодарил, ужин пошел на лад.
Меня много спрашивали, особенно Филип, который был фанатом войны и оружия. Рассказывал я про оружие монголов, арабское, даже сюрикены и нунчаки звучали в моих рассказах. Слушали все с большим интересом, Войсил же практически не вмешивался в разговор, но было видно, что слушает внимательно.
— Да не жалезо тех ипонов плохенькое, сабля татарская перерубае його легко, — распылялся я.
Мы оживленно говорили, а блюда все прибывали и прибывали. Рыба жареная, караси в сметане, потом появилась большая ляжка кабанья, было и печеное мясо на углях и яйца, миски с орехами. Женщины за стол не садились, а только обслуживали, периодически появляясь из других комнат, чаще всего поменять кувшины.
Я заметил, что кувшинчики мне стараются поменять почаще, как бы задавая ритм. Подпоить захотели. Мне и самому было интересно, как этот молодой организм будет реагировать на алкоголь. Когда-то на фестивалях я не одно соревнование на количество выпитого выиграл, но сейчас старался и пить, и жирным закусывать. Лучше иметь возможность слегка прикинуться пьяненьким, чем таковым быть.
— Ну, Филипп Далевитович, здравия передай Анастасии и чадам своим, — в какой-то момент сказал сотник. Делая недвусмысленный намек. — И тебе Ермолай здоровья. Оно потребно буде нам.
Оба ратника встали со стола, низко поклонились и вышли из комнаты. Ну да, Войсил четко провел все границы субардинации и знает же, как зовут жену десятника, и выказывает чуть меньше внимания Ермолаю, который простой ратник, как я понял из разговора.
— Шинора был у ворот, спрашал тебя Корней, — после небольшой паузы сказал Войсил.
— И что потребно ентому прохвосту? — спросил я сотника.
— Во, прохвост, — добре сказал, Шинора он и есть Шинора, — усмехнулся Войсил. — А чево ж, вон не тать, он шимора, пайшол к татям токмо для коней. Он разумее их. Твои кони пригожи, вот шиморья його душа и прибился да ватаги. А так спрауны, но — Шимора.
— Коли приде, я йего попытал бы, а там паглядим, — отреагировал я на слова хозяина дома, стараясь закончить эту тему. Есть более важные вопросы. Но поднять их должен Войсил.
— Венчание праз два дни. Треба одежу табе, да царквы зыходить. Коли добре, так и причастие с постом, да треба швидче. Али ты мыслишь не так? — спросил дядюшка Божаны, не оставляя шанса на отрицательный ответ.
— Так, Василий Шварнович, — ответил я, приподнявшись со стола и отвесив поклон.
— Буде, буде. Ты паслухай. Лука вельми злой на тебя, його пляменник Вышемир тако ж. А поместье Божаны помежна с йего. Буде табе и ей хулу чинить, разумеешь? — спросил серьезным голосом сотник.
Вот и начался серьезный разговор. У меня даже непроизвольно чуть не выступила улыбка — вовремя взял себя в руки. Все же не такая уже и пешка я на игровом столе. Впустую жертвовать мной не будут. О трудностях рассказывают, может и помощь предложат.
— И што рабить то буде Вышемир? — задал я вопрос. Не совсем понимаю. Если у Войсила сила, почему какой-то десятник может угрожать интересам сотника. Неужели нет возможности приструнить этого товарища?
— Сам ничаво, а тати будуть. Йего десяток с татями якшается, он и сам тать и есть. Пожгуть усадьбу и буде. Тебя прибьют, до Бажаны сватов вышлють. А я, — Войсил задумался. — Також пожгу йего, да тысяцкого треба убить буде. Не хочу.
— Треба брать, когда пойдут жечь. Убить усих в бою, а Вышемира выгородить, не треба каб вон за татей был. А много ли роду у його? — начал размышлять я.
— Во мудр ты, отрок. Зриш. Так роду у його и нема. Лука його пригрел, да не дядька йому ен, поместье не возьме. Можно брать собе, — Войсил пристально посмотрел на меня. Откровеннее разговора быть не может.
— Одному мне не можно не в силу. Треба ратники, — сказал я.
Резонно, что один я не смогу никакие планы Войсила реализовать. Да и кому это поместье достанется? Но об это позже.
— Один в поле не воин, — продекламировал я пословицу.
— То так. Филип со своим десятком и Еремей допоможа, болей не можно — спужается Вошемир. Да в поместье старые ратники живуть — десятка два. Там калеки есть, но десяток узять на луки, або самострелы можно, — перечислял мои возможные силы сотник.
— Тысяцкий повинен ведать, что то тати напали, а што серод татей десяток Вышемира, так это твоя справа Войсил, — я посмотрел пристально на сотника.
Да похожая ситуация, как и сегодня. Отбил же меня сотник, значит, сможет еще раз это сделать, тем более, что силы Луки уменьшаться значительно. Кроме того, как я понял, не вся сотня у этого дельца под сапогом. Тот же десятник, который прибежал после моего боя с грабителями выглядел вполне порядочным.
— Мудр ты, аки змей. Так, я выступлю апасля нападу татей и выступлю усей сотней, да и ешо будуть три десятка. Силы будуть. И досыть апосля усе, — закончил тему хозяин дома.
— Дозволишь, сотник, с Божаной поговорить? — принял я окончание темы.
— Зудит? В баньку хочаш? — рассмеялся Войсил.
— В баню хочу, апосля походу не мылся, да и в яме сидел, — сказал я, умолчав, что уж очень хочу, чтобы Божанка попарила.
— Добре, баня буде, а Божана, — Войсил взял паузу. — Што люди скажуть? Да не дева ужо, а за утро ужо и венчание. Не, каб в бане не было ничого срамного, а Божана, приде. Но ничого! Грех то: венчание за утро.
— А как венчатся, хто буде на святе? — спросил я.
Сам то и в той жизни не был женат, но знаю, что готовились к этому событию и полгода и больше. А тут — раз и свадьба. Один мой хороший товарищ влюбился без памяти, решил жениться. Долго готовились к свадьбе, муторно. Пошли выбирать кольца — разругались, поссорились и разошлись. А деньги родители на свадьбу давали, так он и его «суженная» поженились в назначенный день, только на других, да еще и в том же загсе. Ничего, даже дружили семьями. Может и правильно — решили. Чего откладывать?