По грехам нашим. В лето 6731... (СИ)

Наступила пауза. Тысяцкий понурился и опустил глаза, Лука тяжело дышал. Войсил с одобрением смотрел на меня, молодой ратник с интересом осмотрел сокрушителя унжанского непотребства, проведя взглядом меня с головы до пяток.
— Он людей моих забил, — процедил сквозь зубы Лука.
— А Затетеха ужо паеть, Лука. Не треба табе. Виру брать не будем и на жанитьбу приходьте заутро в дом мой, — продолжал говорить Войсил, не давая опомнится тысяцкому и Луке и вгоняя в оторопь уже меня.
— Ходьте Корней да Еремей да Филипп, а я погутарю, — обронил Войсил, но никто ему не перечил.
Троем вышли на улицу, стражники остались внутри административного здания.
— Кто ты? — спросил Филип, как только спустились по лестнице крыльца.
— Так повстречались с Войсилом и его сынами в лесу, я и прибился, — ответил я, набираясь терпения, чтобы рассказать свою легенду.
Оба ратника слушали с большим интересом, Филип все время рассматривал меня, как рентгеном просвечивал. История закончилась, и посыпались вопросы.
— А как там ратники, сильны ли? — спрашивал Ерема.
— Да могучее тебя я и не встречал, — ответил я веселясь.
— А сброя их крепче нашей? — это уже Филип. Да это фанаты войны какие-то.
— Ну, бывает и добрая. Вон у меня сабля булатная вельми крепка, — сказал я. — А собака моя, кони, у мають и таких коней, токмо боле малых. А якож я волен, не повернуть мяне у поруб?
— Не повернут. Войсил град узять можа. Усих подняли. Дашь зброю твою побачить? — спросил Филип и прямо закатил глаза.
— А ты ратится поучаешь меня? — в ответ спросил я.
— Дак ты ж апятера татей узял и ратится навучаться? — это спросил уже Еремей.
На улицу вышел Войсил и стражники, которые быстро побежали в сторону, где виднелся большой амбар. И уже через пару минут от туда под узцы вывели Орла и Араба, следом рыча на палке, как на поводке, вывели Шаха.
— Орел, Араб, Шах, — выкрикнул я и увидел, что Араб и Шах уже бежали ко мне, Орел же шел степенно.
Отдали все, но виру давать отказались, да и на том ладно. Оставались вопросы. Какую роль все же играет Войсил, он же сотник дальней стражи, он же Василий Шварнович, может еще кто? Прийти, все переиграть, судя по всему, готовый чуть ли ни на штурм детинца. Ну не из-за меня же, право дело. Я стал фигурой на доске? Или еще запасная пешка?
Странно, но вот вопросы о свадьбе ну никак не вызывали диссонанса. Ну и хорошо, а как иначе, договорились же?! А мог ли Войсил просто забрать себе земли брата? Законы Руси не очень хорошо знаю, но если по лествичному праву, так и вовсе все ему должно перейти. Тогда почему практически-то неизвестному чужому человеку отдавать самое ценное — землю, или это временно, пока не убьют. И что делать мне? Да, жить пока, просто жить и наслаждаться здоровым телом, которое до скрежета хочется тренировать. Так бывает, не знаю у меня или у всех, но при здоровье хорошем хочется еще и еще себя нагружать. Становишься как наркоман, для которого очередная физическая нагрузка за счастье. Пока только разминался, в обозе старался уйти в лес от глаз, чтобы устроить бой с тенью. Мне-то только теоритически рассказывали принципы единоборств. Нет, по молодости в той жизни занимался и видел мастеров, но с годами мышечная память притупилась. А тут в таком теле, да хотябы зная лоуткии да маваши с урокенами, да дыхательную гимнастику, да много чего. И книги есть по этому направлению. Так что решил, что занятия будут постоянными.
Отличным бонусом еще шло то, что о пистолете не было сказано ни слова. Болты самострела, якобы стали несовместимы с бренным существованием татей. Пусть так, а кобуру наплечную пусть воспринимают за блаж. Хотя прикрыться китайскими мастерами можно. Кто ж его ведает, что енти китайцы зробити могуть? Только не пугать, что монголы имеют такое оружие, а то разбегутся по лесам за пару лет до прихода врага.
Сани шли плохо. Солнышко, которое по весеннему начинало слегка пригревать подтопило снег, смешанный с конским навозом и грязью, и Орлу приходилось периодически дергать. Но все же доехали мы достаточно быстро. Это не на метро больше часа до работы добираться. Тут городишко меньше микрорайона в мегаполисе 21 века.
 
Усадьба, к которой мы подъехали, была не больше, чем постоялый двор, но разнилась существенно. Во-первых — чистота. Снег был убран, навоза так же не было видно. Только мощенные увесистыми обтесанными бревнами дорожки, самая большая из которых разветвлялась на две. Первая вела к крыльцу двухэтажного дома, вторая же вела в амбар, к которому можно было проехать и с другой стороны через вторые ворота. Видимо для того, чтобы и сани проехали. По чистому двору только на телеге. Да и загружать, выгружать добро удобнее не через весь двор.
— Ну, чаво разволился аки на лавке, давай иди в дом, — ворчливым тоном сказал Войсил, уже спешившийся и отдававший своего коня подбежавшему парню лет 14–15. — Вон Прошка обиходить и скотину, и пригляде.
Я вылез из саней, к Орлу подбежал еще один парень, но не взял того за поводья, и стал отвязывать Араба. Прошка гневно зыркунул на парня и, держа в одной руке уздцы коня Войсила, второй взял Араба и пошел в сторону Загона.
— Прошка! — прокричал я в след. — Доля овса и три доли сена.
— Добре, боярич, — Прошка развернулся и не выпуская поводья, поклонился.
— Вон оно как! Боярич. И мне так спину не гнет! — сказал Войсил, почесывая бороду и глядя в след уходящему парню.
— Да, конь добры, а Прошка душу конскую чуе. Енто не Корнею поклон, а хозяину коня доброго, — сказал Филип, который так же спешился, но держался немного позади.
— А коли Корней десяток коней добрых приведе, так Прошка и на меня лаятся будет, а спину гнуть — вон бояричу, — сказал Войсил и все, кроме меня засмеялись. Ох уж этот средневековый юмор.
К крыльцу подошли практически все вместе, кроме самого хозяина, который степенно шел сзади, как будто выдерживая время. Еремей, Филип и вместе с ними я остановились и ждали хозяина усадьбы.
Стало понятно, чего тянул время Войсил после того, как дверь дома открылась и на крыльцо вышли четыре женщины, и среди них была Божана. Самая статная, одетая в богатую шубу и с массивными украшениями на кожаной повязке вокруг головы поверх расписного платка, женщина спустилась с крыльца и подошла к Войсилу. Поклонилась и, взяв, серебряную чашу из рук одной из молодых женщин, с поклоном подала хозяину.
— Испей сбитня, батюшка Василий Шварнович! — сказала женщина.
Войсил выпил, перевернул кувшин, который оказался пустым и троекратно расцеловал женщину.
— По здорову ли Агафья Никитишна? Все ли дома добре, не хворает ли скотина, есть ли зерно и мясо? — как-то церемониально обратился к женщине Войсил.
— Все божьей помощью добре, — ответила женщина.
Прямо пароль и отзыв. Еще бы про славянский шкаф сказал. Столько церемониала между мужем и женой, а догадаться, что это жена сотника было бы не сложно.
Войсил взял под руку и повел на крыльцо. Супруги поднялись на крыльцо, но в дом не пошли, а развернулись какбудто и вместе встречают гостей.
— Испей и ты десятник Филип, — сказала женщина и дала протянутый ей кувшин подошедшему молодому десятнику.
Филип с поклоном взял кувшин, выпил и поблагодарил хозяйку. Такой же церемониал сложился с Еремеем. И получалось так, что хозяйка находилась выше, чем гости. Показывала свой статус, к мужу то спустилась. Вот стану боярином, нахрен все эти церемонии. Жонку на руки и в койку.
Подошла очередь и моя. Тут церемониал изменился.
— Испей с дороги и ты, Корней, сын Владимиров, — сказала хозяйка, но не подала мне кувшин.
 
Кувшин поднесла Божана. Спрятала глаза, спустилась на одну ступень со мной и поклонилась, но не низко. Перехватывая кувшин, я обнял ее руки своими. Образовалась пауза и Божана подняла глаза. И столько было в них. Нет, не было обожания и покорности. Она просила прощения, она просила быть, оставаться рядом, она просила защиты. Сердце стало биться чаще, а Божана стала громко и прерывисто дышать.