Измена. Право на семью (СИ)

— И ты тут? — задает тихий вопрос Валерий.
— Валера! — слышу девичий и нежный голосок, что пробивается сквозь гул в ушах.
У меня сейчас только один вариант: кинуться со слезами и всхлипами прочь. Однако я делаю все наоборот, будто в меня вселяется кто-то другой. Кто-то, кто знает, как действовать в сложных ситуациях и кто неподвластен громким истерикам в момент истины. Пока одна половина меня рвет на себе волосы, захлебывается в слезах и паники, вторая вплывает в квартиру, мягко, но решительно толкнув Валерия в грудь, чтобы тот не путался под ногами.
Я сама себе суровая тетка, которая не даст в обиду. Из комнаты в коридор выскакивает Лада и замирает с глазами по пять копеек. В жизни она куда милее, чем на фотографии. Очень хорошенькая, и шелковый халатик нежно-розового цвета подчеркивает ее бледную кожу. Немного растрепанная. Делаю вывод, что близость была.
— А вы кто?
Она не в курсе, как выглядит жена ее любовника. Неудивительно. Вряд ли мой муженек хранит мои фотографии в телефоне, которые она могла увидеть, когда однажды у него умыкнула смартфон.
— Виктория, — делаю бесшумный шаг, — жена Валерия.
Смысла скидывать ее с балкона нет. Третий этаж. Она лишь руки и ноги переломает. И, возможно, позвоночник, а я очень жалостливая. Она ведь чья-то дочь. Дурная дочь, которую потом же матери придется кормить с ложечки и лить слезы. И катать в инвалидном кресле, а меня даже в тюрьму не посадят, потому что дядя прикроет. И ведь прикроет, но не из-за любви. Я его бизнес-проект, и черта с два он даст мне отдохнуть за решеткой.
— Вот черт, — сипло отзывается Лада и пятится.
— Вот ты какая, — окидываю ее хрупкую фигурку задумчивым взором.
— Вика, — глухо рычит Валерий.
Оглядываюсь и улыбаюсь, сгорая изнутри дикой яростью к нему:
— У тебя хороший вкус на женщин. Идеальная милашка для тебя.
Судя по его горящему взгляду, он хочет схватить меня за волосы и выволочь из квартиры, но тогда ситуация совсем уж будет некрасивая. Да и я не кричу, не возмущаюсь, чтобы применить ко мне агрессивную силу.
— Ты его любишь? — задаю спокойный вопрос Ладе, которая теряется на несколько секунд.
— За деньги любит, — отвечает за нее Валерий.
— Печально, — подытоживаю я, вновь глядя на него, — однако мы и сами друг с другом из-за денег наших семей. Какой-то порочный круг, милый.
Вздыхаю и выхожу под немигающим и цепким взглядом. Держись, Викуся, из последних сил. Поплачешь в подушку чуть позже, когда никого рядом не будет.
  
Глава 27. Поменялось бы хоть что-нибудь?
 
Я пребываю в тихом изумлении. Я увидел Вику с другой стороны. С той стороны, которую она унаследовала от дяди, который с таким же спокойствием и флегматичным взглядом однажды переломал пальцы нечистому на руку одному из бухгалтеров.
И Лада испугалась, а я… Я зол, что жена застукала меня в квартире с любовницей. Я восхищен ее выдержкой и осанкой. И я, черт ее дери, возбужден от ее тихого голоса до черных пятен в глазах, а шлейф из легкого цветочного парфюма, в котором я улавливаю горечь ландыша, выключает во мне весь мыслительный процесс.
Вот уж точно баран, перед мордой которого махнули веткой сладкой липы.
— Валер… — шепчет Лада
— Сгинь, — в ярости огрызаюсь я и кидаюсь прочь из квартиры.
Дверцы лифта закрываются, когда мне до него буквально осталось три шага, однако наши взгляды с Викой все же на секунду пересекаются. И я не знаю, что я увидел в ее глазах, но по позвоночнику бежит озноб.
— Да мать твою! — рычу я и бросаюсь к лестничному пролету.
— Валера!
— Завали пасть! — рявкаю я и врываюсь в дверь.
Мне бы остановиться, взять себя в руки, но меня несет в бурлящем потоке вперед через ступени. Пришла, мерзавка, фыркнула и ушла! И еще щедрый комплимент отвесила, как сильную и оглушительную оплеуху. Как же ее дядя прав был, когда говорил однажды, что оружие женщины — это ее язык. И не пошлил он тогда, а дошло до меня только сейчас.
Вылетаю в лифтовую зону и выныриваю в светлый холл. Вика уже у стойки с консьержкой.
 
— Вика!
Имя моей жены прокатывается яростным эхом. Вика вздрагивает и оглядывается. И вот что дальше? Стоим и смотрим друг на друга, а консьержка кота гладит. Немая сцена, и она полна растерянности и неловкости.
Вика вздыхает, делает шаг к входным дверям, а я зычно гаркаю и опять с зловещим эхом:
— Стоять!
Игнорирует мой приказ и выходит.
— Вот же…
— Попрошу без ненормативной лексики, — строго заявляет консьержка и щурится на меня.
— Да вашу ж Машу!
Бросаюсь за Викой, которую нагоняю у скамьи под раскидистым ясенем. Хватаю ее за запястье и рывком разворачиваю к себе.
— Пусти, — шипит она мне в лицо, и
— Что ты тут устроила? — цежу сквозь зубы.
— Я? — вскидывает бровь. — Я пришла посмотреть на твою женщину. Утолила свое любопытство. И, в конце концов, я имею право знать, с кем ты водишься, раз позволил всему этому случиться. А теперь отпусти меня, мне надо вернуться к Соне.
— Может, тебе стоило с ней и остаться? — мне кажется, что от ярости я выдыхаю дым. Сжимаю тонкое и хрупкое запястье сильнее. — Чего дома не сидится?
— Мне больно, Валерий.
— Что ж, я и отвезу домой, — шагаю к парковке, рывком увлекая за собой Вику.
— Прекрати, — зло шепчет она, пытаясь вытянуть руку из моего захвата. — Я такси вызову.
— И зря ты пришла, — резко разворачиваюсь к ней. — Я думаю, что с Ладой все кончено.
— Да ты что? — округляет глаза. — Новую нашел? Или же тебя не удовлетворяет игра в любовь за деньги?
— Второе.
Наши лица так близко, что почти соприкасаются кончики носов. Наши выдохи сплетаются в один.
— То есть ты с ней повеселился и кидаешь? — удивленно приподнимает бровь. — Боже, Валер, это так цинично. Даже для тебя. То потенциальных любовников жены обсуждаешь с ее дядей, то теперь такое.
Юра посвятил Вику в планы отыскать ей мужика на стороне? Или уже нашел? Я медленно и в гневе выдыхаю. Да я его брюхо вскрою.
— Ты уже кого-нибудь мне присмотрел? — клонит голову набок и улыбается. — Возможно, дядя прав о равноправии в браке? А то ерунда у нас выходит.
— Ты не посмеешь…
— Я хочу быть женщиной, — зло вглядывается в глаза, — а не только твоим инкубатором для вынашивания детей. Ты эгоистичный жестокий урод, Валера. Да, это было моей ошибкой ждать от тебя человеческого тепла, но ты уж прости меня. Я выросла под контролем дяди, который контролировал каждый мой шаг и я не могла научиться самому главному. Распознавать в себе реальные чувства и эмоции. И вот у меня вопрос, пойми я тогда, что влюбилась, что-то бы поменялось?
— Что? — у меня лицо вытягивается от слов Вики. — Влюбилась?
У меня явно сейчас вскрылась легкая умственная отсталость, потому что я ничего не понимаю. Лишь свист ветра в голове и перекати-поле.
— Да! — толкает меня в грудь и повышает голос. — Я в тебя влюбилась! Вот я тебя и спрашиваю, козел ты эдакий, могло бы быть все по-другому, нет?!
— Ты серьезно? — у меня брови ползут на лоб и повторяю. — Влюбилась?
— Да! Только я этого не поняла!
— А как я тогда должен был понять? — мои брови, кажется, уже у линии волос.
Несколько секунд молчания, и Вика выдыхает через нос. Массирует переносицу и поднимает глаза:
— Если бы ты понял, что громкая истеричка, что переворачивает стол с криками, в тебя влюбилась, что-нибудь поменялось? — взгляд твердый и сердитый, но есть что-то еще, что-то быстрое и неуловимое. — Только будь честен.
— Я не знаю.
Я действительно не могу дать четкого ответа “да” или “нет”. То есть все эти уничижительные взгляды, презрительный тон, а иногда полный игнор — были проявлением влюбленности? Что это еще за новости такие? Пытаюсь натянуть внезапное открытие на наш брак и отношения и не натягивается. Не было у меня тогда интереса к Вике и я, возможно, бы не воспринял в том прошлом ее ласку, если бы она была. Ее странная и нелогичная влюбленность так и осталась бы только ее проблемой. Ее присутствие и наш брак был для меня сопутствующим элементом бизнеса.