Пасынок империи (Записки Артура Вальдо-Бронте) (СИ)

— Кто принимал решение об убийстве Кривина?
— Все проголосовали.
— Кто исполнил?
— Ефимцев и Кан.
— Понятно. Кто еще?
— Горелин вел гравиплан.
— Хорошо. Его сбросили с гравиплана?
— Да.
— В пещеру?
— Да.
— Кто захватил Привозина?
— Рябинин, Кан, Ефимцев и Горелин.
— Понятно, Шульгу с Лопатиным берегли, значит.
— Да.
— Куда ушли деньги с Анкапистана?
— На Кратос.
— На чьи счета?
— Было несколько фирм, я не знаю.
— А потом?
— Нам.
— Поделили?
— Нет. Это на борьбу.
— Бессребреники вы наши. Всем поровну?
— Нет. Не знаю.
— Кто ведал кассой?
— Подогас.
— Хорошо. Все. Гера, выводи потихоньку. Пусть приходит в себя.
И Нагорный вызвал кого-то по кольцу.
— Всех, кого я сегодня назвал, задержать немедленно, — приказал он, — и желательно одновременно… Я знаю, что министр. И что?.. Могу прислать в помощь СБКоидов… Людей не хватает? Хорошо, пришлю… Георгий Петрович?.. Помощь нужна. В списке семнадцать человек… Да, скидываю. Рябинин точно задержан. Шульга и Лопатин, возможно, задержаны. Остальных задерживаем.
— Артур, воды принеси Руслану Каримовичу, — сказал Гера.
  
Облавы
 
Я вышел в соседнюю комнату, где до сих пор дежурил конвой, и набрал воды из канистры. Понял, что тоже бы не отказался, но не стал терять времени и вернулся к остальным.
Руслан Каримович уже сидел под биопрограммером, руки были свободны.
Я протянул ему воду.
— Спасибо, Артур, — слабо сказал он.
— Руслан Каримович, все в порядке? — спросил Нагорный. — Голова не кружится?
— Нет. Что я наговорил?
— Ничего не помните?
— Нет… почти.
— Вы нам очень помогли, — похвалил Александр Анатольевич.
— Хотя не совсем добровольно, — заметил Венгер.
— Ну, такие вещи очень тяжело добровольно говорить, — сказал Нагорный. — Так, дела такие. У нас закончилось время, мы беседуем больше восьми часов, так что госпожа де Вилетт уже высказывала нам свое возмущение. Если мы будем оформлять вас в Центр, это займет еще час, как минимум. Надо будет тогда вину признавать, подписывать протокол, согласие подписывать. Поэтому у меня компромиссное предложение. Вы сейчас едите в Центр, не в тюрьму, на психологическое обследование. Для этого достаточно моего приказа. Согласие там подпишите завтра-послезавтра. Вы собираетесь согласие подписывать?
— Я подумаю, — сказал Салаватов.
— Думайте, конечно. То есть мне не надо за вас Ройтмана просить?
— А вы будете?
— Ну, я же обещал.
— Хорошо, — сказал Руслан Каримович, — я подпишу согласие… в Центре.
— Тогда у меня к вам еще одна просьба. Руслан Каримович, мы канву событий знаем, состав участников знаем, но нам хотелось бы уточнить некоторые детали. Поэтому, чтобы нам вас больше к нам не таскать или почти не таскать, не напишите ли вы нам сочинение тысяч этак на двадцать печатных знаков?
— Тема сочинения «явка с повинной», — прокомментировал Венгер.
— Нет, Кирилл Васильевич, ну, что вы! — возразил Нагорный. — Какая тут «явка с повинной»! Ну, мы же честные люди. Тема сочинения «чистосердечное признание». Время у вас будет, Руслан Каримович, они никогда сразу психокоррекцию не начинают. Да и обследование тоже. Так что завтра-послезавтра займитесь, пожалуйста. Устройство связи у вас будет, они внутренние кольца выдают. С Генпрокуратурой прямая связь. Ну, что я вам говорю, вы сами все прекрасно знаете. Можете прямо мне отправить, можете через Ройтмана передать. Как хотите.
— Вам мало? — угрюмо сказал Салаватов.
— Руслан Каримович, ну я же не заставляю. Не хотите писать сочинение, ну, приедете к нам еще пару раз. Под конвоем. Евгений Львович, конечно, ругаться будет на то, что мы беспокоим пациентов в сложный период психокоррекции, но что поделаешь: вопросы остались, а спрашивать мы больше не имеем права. Сегодня не имеем. Есть, конечно, вариант не ехать в Центр, не писать сочинение, остаться у нас и продолжить завтра. Как вы на это смотрите?
 
Салаватов вздохнул.
— Ладно, напишу.
— Хорошо, тогда я звоню Ройтману. Или устали? При вас звонить?
— Звоните, — кивнул Салаватов.
— Только «Е2» не обещаю, это не реалистично. На «Е3» попробую уговорить. Громкую связь включить?
— Да.
— Евгений Львович? — сказал Нагорный. — Вы еще на работе?
— Да, Саша, — зазвучал голос Ройтмана, — честно говоря, ждал твоего звонка.
— Вообще-то, у нас громкая связь. И напротив меня сидит ваш будущий пациент, который нам очень помог.
— Один пациент?
— Пока да.
— А то вся Сеть гремит на тему «облавы в городе». Я ничего лишнего не сказал?
СДЭФ Салаватова впервые ожили после БП. На словах «облавы в городе» вверх взметнулся пик.
— Да, нет, нормально, — сказал Нагорный.
— Ваша работа? — спросил Ройтман.
— Наша.
— Там написано: «Совместная операция Генпрокуратуры и СБК».
— СБК в последний момент подключилась.
— Понятно. Сколько нам ждать пациентов?
— Восемнадцать человек.
— Какой блок?
— «Е5».
— Побойся бога! На «Е5» столько комнат нет. «Е» вообще блок маленький. Они все по одному делу?
— Да.
— Тогда их вообще нельзя в один блок. С сегодняшним взрывом это связано?
— Да.
— Тогда исполнителей можно на «D», — вздохнул Ройтман. — Двух человек разместим: «D4», «D5».
— «D3», — подсказал Нагорный.
— Ну, за очень хорошее поведение. Понимаешь, Саша, у меня же особое отношение к обоим: и к Леониду Аркадьевичу, и к Анри.
— Евгений Львович, наши личные чувства не должны отражаться на работе.
— Да, конечно. Но отражаются. У нас на «F» сейчас свободно. Можно шесть человек разместить.
— Ну, вот. Уже девять. И четыре блока на «Е».
— Какие четыре?
— «Е2», «Е3», «Е4» и «Е5».
— Саша! Ну, о чем ты! Я что их на «Е2» с фальсификаторами голосований помещу? Это абсолютно мирная тихая публика. Затюкают! Все-таки облегчая участь одному, мы не должны отягчать участь другому.
— Да там у многих участие на уровне кухонных разговоров.
— Саша, кухонные разговоры неподсудны. Кухонные разговоры — это вообще не к нам. Это даже не к Старицыну.
— Ну, не совсем кухонные разговоры. Планировали, организовывали, голосовали за теракты, вместе принимали решения.
— У вас, что там заговор с целью свержения власти?
— Да.
— И на «Е2»?
— Ладно с «Е3». На двенадцать человек есть места.
— Остальных придется в другие города отправлять, — сказал Ройтман. — Причем не близко. В маленьких городках «Е» нет. Закрытые Центры и то не в каждом городе. И до «С». Так что километров за пятьсот, а то и тысячу.
— Я давно говорил, что блоки надо разделить на подблоки. Когда большая орггруппа всякий раз у нас проблемы.
— Большая группа — это экзотика. Тем более на «Е». С легкими блоками проблем нет — ну, дома подождут своей очереди. Пригласим. А на «Е5» это не пройдет. Отпускать домой нельзя. Не в тюрьме же держать по несколько месяцев! И делить блоки нельзя. Маленькие помещения очень давят на психику.
— Ну, придется отправлять за тысячу километров.
— Придется. Плохо, конечно. Родственникам-то как ездить? Два часа на дорогу. А их самих на выходные отпускать? Целая история.
— Можно на Рождество, на Пасху.
— Нужно. Но этого мало. Все равно социальная депривация.
— Евгений Львович, давайте так. Тех, кто нам поможет на следствии, оставляем в Кириополе, а самых упрямых — за тысячу километров.
— Саша, такой подход… Я понимаю, что вам хочется облегчить себе жизнь. Но самый упрямый человек — не обязательно самый испорченный. Понимаешь, у человека, который никого не сдает, есть хотя бы варварская мораль. Есть от чего отталкиваться. А те, кто все выкладывают, чтобы вы за них попросили, зачастую не знают ничего, кроме шкурного интереса. С ними работы больше.