Сидящее в нас. Книга вторая (СИ)

Хитромудрый Бранборище – мысленно рассмеялась Ринда. И в угол её загоняет, и лазейку ей же оставляет. Требует подчинения не от девки по имени Ринда, а именно от княжны. Не станет она княжной, и слово, данное наследницей, не будет стоить выеденного яйца. А наследницей она перестанет быть, едва сбежит.
Ринда посмотрела прямо в глаза старого наместника и широко улыбнулась: чистосердечно, благодарно. Бранбор понял, полуприкрыл глаза, принимая её благодарность за очередную подсказку.
– Подчинишься ли ты, княжна Риннона-Синие горы, воле достойных властителей земель Лонтферда, свято соблюдающих законы нашей земли? – послушно вопросил священник, не упомянув её имени.
– Княжна Риннона-Синие горы подчинится воле достойных властителей земель Лонтферда, – на всякий случай, дословно повторила Ринда, дабы потом к её клятве было не придраться.
К той клятве, которой в эту решающую минуту она обрубила последнюю ниточку сомнений. Ну, или предпоследнюю. Ибо Кеннер, вопреки её ожиданиям, не ерепенился, не зыркал на неё злобно. И руки невесты, зажатой в его кулаке, не калечил. Ринду вновь затормошило сомнение: может, он и не так уж плох, как она привыкла о нём думать? Может, остаться с ним?
Она вновь покосилась на стоящего рядом жениха. Теперь лицо Кеннера было непроницаемым и даже каким-то отстранённым. Тоже думал о чём-то своём, а ни как уж не о творящемся здесь ритуале. Мстительные тени по застывшим чертам не проскальзывают: видать, думает не о том, как её наказать. В то, что он столь превосходно держит себя в руках, Ринда не верила. Откуда столь изощрённые навыки скрытности у того, кто сроду в них не нуждался? Наоборот никогда не стеснялся в проявлении чувств.
– Ну, что же, Кеннер из Кенна-Дикого леса, – поднявшись, с непременной в таких случаях торжественностью изрёк наместник Северных земель Лонтферда. – В присутствии высокородных воителей королевства утверждаю ныне свершившееся: как победитель в сражении за княжий престол, ты получил свою награду. Да здравствует новый князь Риннона-Синие горы! – залихватски рыкнул старик, вздев к небу сжатый кулак.
– Да здравствует князь Риннона! – громогласно и дружно подтвердили присутствующие, что всё начатое два года назад завершилось с честью и ожидаемым исходом.
Лес поднятых рук был подобен вскинутым вверх боевым булавам, увенчанным пудовыми кулаками. Вскинутым и готовым обрушиться на любого, кто осмелится противостоять общей воле. Небось и на мою головушку обрушить их не постесняются – невольно поёжилась Ринда. Было от чего. Кеннон за своей беглянкой рванёт не в одиночку. Даже, если кто из этой толпы не захочет, всё равно побежит вместе с ним. Круговая порука его чести – с таким не шутят.
Она шутить и не собиралась. Не игрушки – это подлинная война, которую одна гордая строптивица объявит им всем. Страшно ли ей? Страшновато – честно призналась себе, съёжившись в кругу обступивших их с женихом поздравителей. Мужики что-то говорили, хлопая Кеннера по плечам да спине. Над чем-то смеялись – она ни словечка не расслышала. Ладошка в жениховском кулачище совсем заиндевела без доступа крови. А тот и не думал её отпускать: жал всё сильней и сильней.
Так и вывел её из хором наместника. Так и потащил к своему гостевому терему. Лишь пройдя через ворота на подворье, отпустил. И, не глянув на невесту, потопал к крыльцу. По ступеням навстречу Кеннеру сбежала дивно красивая девушка с горящим от счастья лицом. Прямо так и распахнулась всей своей любящей душой навстречу хмурому бирюку. Так и разлетелась прижаться к любимому, пропела с щемящей негой в голосе.:
– Ох, и соскучилась, любый мой!
Или таки я ошиблась на его счёт – успела подумать Ринда. Дурной человек такой любви не стоит – как же иначе?
– Отстань! – рявкнул Кеннер, махнув рукой.
И красавица покатилась по земле, разметав золотые толстые длинные косы. Мигом потускнело, посерело вывалянное в пыли белое платье, ладно облегающее завидное тело. А предмет её любви даже не оглянулся на принародно униженную любовницу. И никто из его псов-ближников не кинулся её поднимать – даже не поморщились при виде такого непотребства.
 
– Свинья! – прошипела Ринда, вознегодовав до самого донышка души.
Кеннер же, взбежав на крыльцо, внезапно оглянулся на неё и коротко бросил:
– В медвежью клетку её!
А чтобы ближники не обознались, указал рукой не на скукожившуюся на земле любовницу, а на княжну из Риннона-Синие горы.
И тут никто не удивился. Нет, грубо хватать Ринду да волочить, будто куль с зерном, никто не осмелился. Но обступили с решимостью поднять брыкающуюся княжну на руки да отнести, куда велено.
Такого удовольствия она доставить не могла: пошла по доброй воле. Пошла облегчённая, с чистым сердцем человека, убедившегося в правоте принятого решения. Губы сами собой разъехались в довольной ухмылке.
– Чему радуешься?! – не справился с искушением и полюбопытствовал с крыльца Кеннер.
И вновь в его голосе просквозил подлинный интерес к гордячке.
– Приготовься! – почти ласково предупредила его почти уже собственная жена.
И пошла, не оглядываясь, в обход терема на задний двор, где и принято держать в клетках пленённых зверей. Где Кеннер из Кенна-Дикого леса нынче вознамерился запереть такого зверя, что будет пострашней чудовищ подземных пределов мёртвых душ: оскорблённую женщину.
  
Глава 9
 
Сунуть в замызганную медвежью клетку почитай, что уже собственную княгиню никто, понятно, не осмелился. Ринда преспокойно уселась на покоцанный деревянный чурбак для рубки дров. А ретивые ближники Кеннера бросились приводить вонючее грязное узилище в подобающий вид. Выметали, скоблили заляпанные толстенные прутья. Холопки на три раза вымыли изрытый звериными когтями пол. После зпокрыли его ковром и с трудом втащили внутрь узкую лежанку. Тщательно её застелили, покуда мужики натягивали на крышу клетки толстую рогожу от солнца и возможного дождя, что вроде как, собирался ещё со вчера.
Едва приуготовления завершились, Ринда взошла в своё узилище и нарочито небрежно разлеглась на лежанке. Рядом взгромоздили малый столик об одной ножке из резной кости. Заставили его сластями, кувшинами с водой да вином и оставили невесту готовиться к предстоящей свадьбе. Ту по традиции полагалось играть в родной крепости невесты.
Ринда лежала, рассеянно грызя южный финик и пялясь в решётчатый потолок. От зверской вони так до конца и не избавились, но её это не раздражало. Даже вынужденное безделье ничуть не бесило, хотя она терпеть не могла проводить время в праздности – сказывалась выучка скита. Скучно, однако, придётся потерпеть. До ночи, когда она покинет и клетку, и город.
Ибо свершилось. Все сомнения пережиты и уже почти забыты. На место неприятно дёргающих мыслей о неудобствах побега пришло нетерпеливо подзуживающее ощущение какой-то новизны. И той самой свободы, за которую она взялась бороться, не представляя себе лика подлинной свободы. Намеревалась искать её, дабы разглядеть и насладиться, а она явилась по её душу сама: незримая, но весьма осязаемая.
Вольность высвободившейся от гнёта сомнений души – поняла Ринда – вот с чего начинается всё остальное. Не бывает свободы без независимости от полчищ собственных оглядок на законы, устои да страхи их нарушить. А более всего от страха обмануться, просчитаться и остаться в дураках. До сих пор она вечно кому-то и чему-то принадлежала. Но отныне станет принадлежать лишь себе и своей судьбе.
 
– Как ты могла?! – требовательно раздалось чуть ли не громом с ясного неба.
Прямо над ухом, отчего Ринда едва не сверзилась с лежанки. Впрочем, с виду, и ухом не повела – даже головы не повернула.
– Могла что? – лениво уточнила она.
– Сбежать от меня, – чуть сбавила тон Дарна, вцепившись в прутья клетки побелевшими на костяшках пальцами. – Так и знала, что вляпаешься.