Янтарные глаза
— Не переживай,— решительно сказал он.— Сделаем так: закрой глаза, сиди спокойно и вспоминай. Когда в голову придет что-то существенное, попробуй сказать одно слово. Одно лишь слово. Никаких предложений. Не пытайся говорить, понимаешь?
Данный метод ничего не гарантировал, но оба были настолько растеряны, что пробовать можно было что угодно.
Рут испуганно кивнула.
— Не понимаю, как это вообще со мной… Неловко, да? — пробормотала она.
— Вовсе нет. Не бери в голову. Можешь говорить про себя. Я даже не слушаю.
Он смотрел, как Рут кладет голову на стол на сложенные руки, и по его спине пробежал холодок. Не беря во внимание то, что она скажет дальше, он уже получил от нее главную информацию: на что способен фомальхиванин. Что он может делать с людьми.
Даже с лучшими из них.
* * *В течение следующего часа Лукас осторожными маневрами вытянул из Рут обширный список навыков фомальхиванина и подробностей о его появлении на Д-альфе. Колонисты зарегистрировали проход неизвестного одноместного корабля через защитное поле вокруг базы. Корабль был уничтожен, но чужак выжил. В нем увидели угрозу и начали масштабные поиски по всей территории, он же тем временем скрывался в их собственном куполе. Когда они попытались его схватить, он убил троих человек и пустился в бегство. Именно Рут помогла ему в тот момент: она спрятала его в обычно закрытой для входа части базы. Однако это имело непредвиденные и нежелательные последствия, так как фомальхиванин обнаружил там спрятанный Р-А-пространственный передатчик и вышел на связь с Землей.
У Лукаса было достаточно информации, чтобы написать доклад для Стэффорда. О том, с каким трудом он выяснил все подробности, упоминать он не собирался.
И хотя он кое-что от Стэффорда скрыл, откровенно ни в чем не солгал. Он действительно искренне считал, что с фомальхиванином нужно договариваться напрямую. И у него действительно не было конкретного плана. Не было смысла планировать, когда главной неизвестной являлись не внешние обстоятельства, а он сам. Будет ли все под контролем при встрече с фомальхиванином, зависело от одного — от силы его собственной психической выносливости.
Пока он этого не допускал. Не допускал страшной возможности, что с ним случится то же, что и с Рут. А она, конечно же, была. Мысль о всевозможных потерях пугает любого, но каждый боится своего: кто-то боится остаться без денег, кто-то за своих близких, кто-то — потерять работу, кто-то — появления морщин на лице и прибавления сантиметров в талии, кто-то — заболеть. Лукас был эгоистом. Больше всего он боялся потерять разум, сознание, память и целостность. Стать не только чьей-то марионеткой, но и ковриком для вытирания ног.
Странно, но мало кому это казалось существенным. Невероятное количество людей не были в состоянии посмотреть на себя со стороны и осознать, что у них есть сознание. А из тех, кому это удалось, этот дар многие считали совершенно естественным, само собой разумеющимся явлением; даже более естественным, чем зрение и слух. Конечно, они бы здорово напугались, похлопай их какой-нибудь инопланетянин вдруг по плечу и скажи напрямую: «Смотри, сейчас я украду у тебя мозг!» Вот только никто никогда не скажет этого напрямую. Мысли крадут втайне — никому не придет в голову, что головы-то у него уже нет.
Так оно и происходит. Столько людей ежедневно с облегчением отказывается от необходимости думать, решать и вообще воспринимать! Кому-то промывают мозги медианты, кому-то священники, а кому-то виртуал. Лукас же скорее предпочел бы лишиться руки, чем сознания. Это были не пустые слова: в конце концов, болезнь проверяла силу его убеждений дважды в неделю. Снова и снова он выбирал долгие часы боли, лишь бы не терять самого себя в виртуальных иллюзиях. Ирония судьбы была в том, что он понимал — это тоже иллюзия. Он знал, как мало необходимо, чтобы человека покинул рассудок, разум и чувства. Как хрупко сознание.
Уррӱмаё. Плывем по свету как во снах.
Глава двадцатая
В космосе
Лукас вышел из такси перед случайно выбранным отелем на окраине Н-н-Йорка и арендовал сейф. Подождал, пока останется один, вытащил из сумки пустой пластиковый контейнер для продуктов и поставил его в сейф. Аккуратно налил две трети того, что находилось в бутылке для минеральной воды и что водой не являлось. Он был осторожен и старался не касаться субстанции голыми руками. Запах грибов был не слишком резким, но в пожелтевшей студенистой массе уже невооруженным взглядом можно было увидеть черные мотки мицелиальных волокон.
Он снял нетлог, вскрыл заднюю крышку, поддел ногтем чип и вернул онемевший нетлог на запястье. Мало кому на Земле удавалось провернуть подобное. У подавляющего большинства людей чип был внедрен под кожу, а на поверхность тела выходил лишь коннектор, через который чип соединялся с устройством нетлога. Однако Лукасу пришлось удалить чип, когда он летал на Ӧссе — по тем же причинам, по которым все земляне перед дипломатической миссией оставляли дома сережки и кольца. Ӧссеане приписывали металлам на теле человека религиозное значение. Металлические
украшения и устройства, не соответствующие доктрине, они считали богохульством. После возвращения Лукас должен был законопослушно вернуть чип обратно, однако по ряду мелких недосмотров этого избежал. Ему не хотелось иметь на запястье неудаляемый знак. К базам данных, Сети, идентификационным номерам и закону об информации он всю жизнь испытывал отвращение.
Чип он завернул в маленький пластиковый пакетик с герметичной закупоркой, выдавил воздух вокруг него и положил в подготовленный грибной пудинг. Сверху залил остатки из бутылки, чтобы быть уверенным, что его электронная личность действительно окружена грибом со всех сторон. Сейф он закрывал с весьма пугающим чувством. Только что он перестал быть реально существующим человеком.
По привычке он тут же бросил взгляд на нетлог, что было, конечно, смешно. Удалив чип, он лишился и часов.
Лукас поймал новое такси, на котором уехал в другое случайное место, а затем третье, которое отвезло его в аэропорт. В первый раз он заплатил купоном герданского банка, во второй — горстью ӧссенских монет. Все это время он думал, что паранойя — досадная болезнь, влияние шпионских романов на человеческое мышление губительно, а зӱрёгал наверняка получает информацию не путем просмотра электронных списков, но для спокойствия души Лукас не мог не предпринять элементарные меры предосторожности.
До космодрома он добрался в половине второго ночи. На таможне обошелся без нетлога — лишь показал карту, которую выпросил у Трэвиса вместе с Кораблем. Как он и предполагал, это был настолько мощный амулет, что о личности его уже и не спрашивали.
— Ваш пилот ждет вас. Добавьте себе номер дока, пожалуйста,— только и попросила его диспетчер.
Лукас не собирался объяснять, что случилось с его нетлогом. Двадцатизначный код он украдкой прочитал на дисплее за головой девушки. Пару чисел и букв его память проглотила как легкий десерт и честно их снова выдавала, когда он через мануальный ввод данных спрашивал дорогу у навигационных табличек на разнообразных перекрестках подземных коридоров.
Служебный Корабль «Спенсер АртиСатс», предоставленный Роберту Трэвису и для личного пользования в рамках заботы о благе генеральных директоров, был элегантным пятиместным гравилетом стопроцентного ӧссенского производства. Матовый черный корпус на вид был, вероятно, из порядочного аллотропного углерода, не из грибов, но что касалось внутреннего оснащения, Лукас ни на секунду не сомневался, что там все насквозь поросло ризоморфами и гифами от кабины пилота до самой кормы. Кроме того, стоило ожидать обычный напыщенный стандарт — то есть латунь, алый бархат и отполированный тик. Корабль уже находился в положении старта. Вместо стальных опор его удерживали лишь магнитные замки, усеченная носовая часть поднималась к небу под углом шестьдесят градусов, а регулярные синие вспышки импульсных двигателей свидетельствовали о том, что в ближайшие минуты он взлетит. Завывание двигателей действовало на нервы, но пока было выносимым. Пилот, видимо недавно ставший совершеннолетним, был одет в предписанные ему темно-синий костюм и белую кепку с логотипом Спенсеров, однако свой статус слишком всерьез не воспринимал. Он сидел на открытой двери с обивкой из алого бархата и читал что-то на дисплее, лежащем на коленях.