Янтарные глаза

«А еще я многого не скажу тебе»,— подумал он; вслух же избежал каких-либо замечаний. Он сбегáл настолько быстро, насколько мог.
Когда речь шла о способности догадываться обо всем на основе простых намеков, он точно не недооценивал Лукаса Хильдебрандта. * * *
Едва Рой Стэффорд вышел в коридор, лицо Лукаса больше не должно было поддерживать возвышенного выражения, потому скривилось от отчаяния. Он не позволял этого себе, в его планы не входило печалиться: «Рё Аккӱтликс», как говорили ӧссеане, «Боже сохрани». Во всей безнадежности, которую он ощущал, виновата была усталость. Только усталость.
Мысленно он проклинал свою голову и неверный расчет времени. Этого никто не должен был видеть, Рой Стэффорд уж точно. Лукас не был глупым, чтобы не понять, когда его шеф лжет — или когда пытается что-то замолчать. Видимо, изначально он пришел, чтобы отправить его за фомальхиванином, но после того, что увидел, передумал.
Лукас подошел к столу и свалил в кучу все свои заметки о Фомальхиве. В последнее время все документы он складывал очень аккуратно — с мыслью, что уже скоро их примет после него кто-то новый; но в этом случае порядок уже был неважен. «Раз уж нужно сделать театральный жест, пусть оно того стоит»,— рассудил он и запихнул целую пачку в молекулярный шредер. Рё Аккӱтликс, четыре недели работы! Десятая часть всего времени, которое у него было. Вот только Фиона его ненавидела — это он уже давно понял: он даже знал точный день, час и минуту, когда вызвал в ней эту ненависть, так что никаких сомнений не было. Она бы все равно из его заметок ни одной буквы не взяла.
«Должно быть, чтение их стихов в оригинале так возносит,— зазвучал в его памяти ее восхищенный голос.— Такие вещи обогащают человека внутренне».
Он позвал ее тогда в кафе, потому что у нее были красивые ноги, соответствующе интеллигентный вид и неоспоримый шарм; но он даже не предполагал, до какого потока якобы одухотворенной болтовни дойдет дело.
— Ты был на Благословенной Ӧссе, Лукас. Случалось ли там с тобой что-нибудь мистическое?
Он не верил своим ушам. Ему захотелось начать рассказывать, что на Ӧссе в каждом доме особый трубопровод, похожий на газовый, и через него люди пускают аромат ладана и медитируют над ним, но сдержался.
— Мистические события меня избегают. Я не отношусь к кругу избранных Аккӱтликсом,— только и ответил он, и загордился, как деликатно ему это удалось.
Однако глаза Фионы наполнились неподдельным состраданием. Она понизила голос.
— Лукас? — спросила она сочувственно.— Он тебе дал какой-то знак своей неблагосклонности?
Если бы Лукас не осознавал, что такое просто невозможно, ему бы показалось, что в ее голосе звучит настоящий священный трепет.
— Аккӱтликс бы себе этого не позволил,— быстро заверил он ее.— Между нами господствуют отношения вооруженного перемирия.
В этот момент Фиона поняла, что он над ней издевается, и ее глаза заблестели от ярости.
— Ты однажды заплатишь за такое богохульство, Лукас! — зашипела она.
Фиона грохнула чашкой об стол, залив скатерть, и прошагала к выходу из кафе. Лукас мысленно вычел пять баллов за досадную непоследовательность. Действительно крутая дама вылила бы кофе ему на голову.
«Может, она и была права — судя по обстоятельствам, так и выходит,— подумал он теперь с ухмылкой.— Что, если моя болезнь — это и правда месть Аккӱтликса?» Но это все равно не сподвигло его сорваться и побежать добывать талисман. Талисманы уже ни к чему. Он хорошо знал, что из своей насквозь скептической души никак не высечет истинную слепую веру.
Однако современным технологиям верить было легче — они гарантированно работали.
«Что плохого случится, если я это сделаю?» — подумал Лукас в тысячный раз. Он тяжело упал на стул — раньше, чем ноги его предадут,— и вгляделся в алые опухшие царапины на руке. До этого он совсем их не ощущал, но теперь они горели огнем. «Что изменится? Я ведь не ­незаменим. Будет ли мой пепел качественнее, если я буду бороться на пару несчастных дней больше? Едва ли».
 
Рабочее время так давно кончилось, что его уход уже никто не мог посчитать побегом, но он все равно не мог решиться выключить компьютер и уйти. Уже шесть месяцев он чувствовал смерть, стоящую за спиной и держащую руку у него на затылке, из-за которой он ненавидел вечера, ненавидел ночи. Он брал работу домой и сидел над ней до утра, до состояния такого изнеможения, что уже не был способен воспринимать информацию, после чего падал на кровать с чувством, что проиграл очередной день. Но сегодня не было ничего, что можно бы было взять домой. Он остался один на один со своей навязчивой смертью.
«Сопротивляться — это глупо. Тем более когда сам собой напрашивается путь куда легче. Столько людей уже пошло по нему, почему бы не пойти и мне?»
Неожиданный импульс — или, скорее, накопленное сверх критической меры количество отчаяния — заставил Лукаса включить свой нетлог и попытаться извлечь из его памяти ролики, которые на нем когда-то, в самом начале, выдал эмиттер рекламы в приемной доктора Петерсона. Хранятся ли они до сих пор? Он никогда их не открывал — но и не удалил, что уже о чем-то говорит. Его самого удивило, как быстро ему удалось найти эти адреса.
«Медицинский информационный центр, комплексные услуги». Он устоял перед предложениями о трансплантации волос, клонировании груди и искусственных зубах и перешел сразу к виртуалам.
«Станьте вторым Казановой, неотразимым соблазнителем, у ног которого лежат женщины»,— манила его кокетливая русая девушка с глубоким декольте. Она немного напоминала Рут Дэш с Д-альфы. Лукас решил, что будет иметь это в виду, и листал дальше. Достаточно быстро он рассудил, что «Бесстрашный Конан-варвар» и даже «Зигфрид, истребитель троллей» — карьеры не для него. На мгновение его привлекла «Битва за Эридан — история генерала Артура Трисмегистоса Кея», но не потому, что он мечтал прочувствовать на собственной шкуре вторжение эриданцев и поучаствовать в их элиминации, а потому, что это напомнило о корабле на Фомальхиву, который был запущен через полстолетия после вторжения и в честь генерала получил его имя. «Корабль „Трисмегистос“, затерянный в космосе». Лукас горько усмехнулся. И тут же отверг не только Трисмегистоса, но и виртуального Уильяма Текумсе Шермана и Мао Цзэдуна. Он оставил без внимания даже «Славу Древнего Рима — историю великого Цезаря», хотя в этом могло быть свое очарование, если быть осторожным и в марте не высовывать носа из своего криптопортика. Следом он без интереса пролистал и биографии кучки очередных полководцев, государственных деятелей, диктаторов и болтунов.
«Спасатель Ларри, красавец с пляжа» ему не слишком импонировал, хоть он и был якобы «классным парнем, загорелым и мускулистым, по которому с ума сходят женщины всех возрастов» — Лукас не хотел закончить дни в окружении похотливых бабушек. Он также не чувствовал себя «Джо, отчаянным бандитом», хотя не сомневался, что перед смертью надавал бы краснокожим и шерифу, как полагается. Он вздохнул. Сам виноват, что не хватает фантазии.
«Чем я вообще занимаюсь, черт возьми?!» — подумал он с нарастающим отчаянием. Он обещал себе, что никогда не будет смотреть эти ролики. Виртуал был для Лукаса синонимом трусости — он с трудом мог представить себе более жалкий конец, хотя именно так, с головами, обмотанными электродами и набитыми потребительскими мыслями, умирали все старики, одинокие и неизлечимо больные. Не стоило упоминать виртуал при Стэффорде! Что скажешь вслух — то становится реальностью.
Лукас упорно листал дальше: раз уж он начал, то был намерен довести дело до горького конца, хотя дальше было уже не то. В том, что он не хочет быть «Успешной современной женщиной», «Топ-моделью Кейт» и «Соблазнительницей Саломе», он был уверен; «дать волю своей любви к лошадям в трогательной судьбе жокея Виктории» он тоже не собирался; не привлекли его и «Милый младенец Пуцлик и его мама». Но в конце концов интересным выглядел «Агент интерпланетарной тайной службы в борьбе с ӧссенской преисподней». Звучало неплохо, его всегда интересовало инопланетное общество, но он подозревал, что, будучи сыном профессора ӧссеистики и проведя четыре года в посольстве в Пертӱне, знает о ситуации в тех краях больше, чем создатели программы. Было бы неприятно, если б его спокойной смерти мешали досадные топографические расхождения.