Наш дом – СССР
— Так что же, все отдать в частные руки? Нас не поддержат никогда, опять начнется эксплуатация рабочего класса.
— Потому как народу объяснять нужно, что есть эксплуатация, а что обычная работа. Ведь простому токарю Васе с завода не приходит в голову, что государство его эксплуатирует? Хотя это то же самое, по сути. Человек трудится за деньги, иного пока не придумали. Потому как деньги — инструмент для приобретения нужного товара или услуги человеком. Нужен контроль за исполнением частниками обязательств перед рабочими, больничные, отпуска, хорошая заработная плата, тогда никто никогда не скажет, что его эксплуатируют. Да и, товарищи коммунисты, ну не двадцатые сейчас, люди другие, никто так уже не будет думать.
— Да, тебя послушать, так вроде все просто, но на деле?
— И на деле то же самое, главное, честность, открытость и порядочность, — утвердительно кивнул я головой. — Смотрите. Вот я, с помощью небезызвестного вам директора завода, протолкнул производство лодочного мотора. Какие были у меня причины это сделать? Во-первых, тех моторов, какие у нас производят на специальных предприятиях, категорически мало. Во-вторых, качество оставляет желать лучшего. Конечно, завод продаст свои поделки, а как там с ними мучится простой рыбак Петя, их не интересует. Имей я возможность, взяв у государства кредит-ссуду, открыл бы свой небольшой цех по производству этих самых двигателей. Набрал бы персонал, эксплуатация? Повторюсь, а чем такая же работа на государственном предприятии отличается от частника? Да ничем. Тут же персонал работает за хорошую зарплату, но и отвечает своим же рублем за качество. Схалтурил, сделал что-то плохо или не проверил как следует, покупатель обратился по гарантии на производство из-за поломки? Ответственный работник произведет ремонт за свой счет, если, конечно, это его брак. Устраняя брак, он не получает зарплату, так как не выпускает в это время новую продукцию, а значит, теряет в деньгах. Это не штрафы, а стимул. Человек будет вынужден работать как следует, а не закрыв глаза. Перевоспитание общества необходимо, это аксиома. Так уж вышло, что наш народ приучили отбывать номер, а не работать. Вводить обучение и регулярные проверки на соответствие, скажем, раз в год, человек обязан что-то почитать, вспомнить теорию по своей специальности и сдать короткий экзамен. Ничего сложного, просто переаттестация.
— Кажется, я наконец начинаю понимать. Ответственности на большом государственном заводе не добиться, как бы мы ни пытались. Человек думает только о том, чтобы время убить, а не работать на совесть. Мне нравится, — подытожил мой монолог Романов. — Правильно парень говорит, это самый настоящий стимул. Этим мы достигаем и еще одного, не менее важного результата, люди становятся ответственнее, начинают думать головой, прежде чем что-то сделать.
— Именно так. Это и есть мелкий и средний бизнес. Никто не говорит о том, что надо отдать частнику нефтянку, газ или редкоземельные металлы. Это прерогатива государства. Но на частный бизнес можно свалить немало из того, что нужно для жизни, при этом обезопасить государство от влияния этих самых частников. Ведь у нас как произошло. Все забрали себе хитрожопые олигархи, кстати, товарищ Шелепин, все они, как один, выходцы из комсомола. Добывают, например, нефть, а бензин из нее не делают, им не хочется вкладывать деньги в производство, в оборудование, они хотят только получать. Те же, кто все же строит нефтеперерабатывающие предприятия, наглеют еще сильнее. Бензин в нашей стране дешевле, тогда зачем им его продавать внутри страны? Они гонят всю нефть, готовый бензин или солярку за рубеж, получая огромные доходы, вновь ничего особо не вкладывая в производства.
— Мы собираемся сократить продажу нефти за границу. — Неожиданно.
— Нет, почему же, надо продавать столько, сколько можем без убытка для себя, но!..
— Что но? — спросил Шелепин.
— В обмен на технологии, станки и другое оборудование, причем с лицензиями. Не согласятся? Конечно, а позже один черт прибегут, — высказал я свои мысли. В эти дебри вообще залезать не хочу, там все очень сложно.
— Так что в итоге, будешь работать в министерстве?
— Только консультации, сидеть в кабинете точно нет, как хотите, можете расстрелять, — серьезно ответил я.
— Дурак, что ли? Вроде умный человек, писатель, а городишь такую чушь! — Семичастный высказал, похоже, общее мнение.
— Давайте так, товарищи. Вы ведь все равно работаете сами, у вас есть команды и есть, что делать. Во мне срочной необходимости все равно нет. Я слышал, что у нас на заводе активно обсуждается строительство нового района на большое количество жителей. Сделаем так, я предложу свои мысли Дерунову, посмотрим, что из этого получится. Ежели различные инстанции признают мои идеи хорошими и важными, будем работать для всей страны. Пока все это идет, никто не мешает вам обращаться ко мне по любому интересующему вас поводу.
— Договорились, — просто ответил Шелепин и протянул руку.
— Ох и товарищ нам достался, — смеясь, пожал мне руку в свою очередь Романов. — Там в будущем что, все такие хитросделанные?
— Когда вас со всех сторон пытаются поставить в позу пьющего оленя, будешь либо соображать, либо сядешь на нары. Страна нам такая досталась, мы уже не в силах что-либо поменять, да и не допустят нас к власти. Там все совсем по-другому. Идет война, а одна воюющая страна продает другой нефть и газ, это нормально? Полмира против нас, санкциями задушили, а мы все пытаемся наладить какие-то диалоги, торгуем, ищем точки соприкосновения. Идиотизм.
— Мне кажется, что это не так называется, — заявил Семичастный, рубанув рукой воздух, — это диверсия какая-то, изнутри.
— Поэтому всех, кого я знал, о ком были только слухи, я перечислил вам. Скажите, что решили по свердловскому алкашу и ставропольскому комбайнеру?
— Не вспоминай. Ликвидировать их, конечно, никто пока не станет, пусть сидят там, где сидят, вылезти они уже не смогут, — у Шелепина при этих словах изменилось лицо. — Помнишь, в нашу последнюю встречу ты смотрел списки и начал кричать, как только увидел фамилию Яковлева?
— И? — заинтересовался я.
— Мои поработали, даже не пришлось колоть, эта сука сама все рассказала, — Семичастный усмехнулся.
— Владимир Александрович, а по вашему ведомству как? Я много писал.
— Калугина вызвали в страну в связи с повышением и арестовали у самолета. Поет. Так поет, что заслушаешься.
— Жаль, что не знаю всех, указал-то только на четверых.
— А мне не нужны подсказки, парень, — насупился Семичастный, — я принял ведомство и провожу работу. Ты сообщал о сотруднике в твоем городе, помнишь? Слил тебе его кто-то?
— Я понятия не имею, кто он, мне просто сказали, что есть гнида в ГБ, я передал тогда Александру Николаевичу об этом.
— Уже вычислили и взяли за мягкое место. Там и в УВД таких было немало. Вообще, чистки идут полным ходом, такого беспредела, какой был при Щелокове, в МВД не будет. Уже начинаем борьбу с организованной преступностью, серьезную работу, мне твое дело подсказало, что работы тут много. Если уж в таких небольших городках такие банды завелись, то что уж говорить о больших. И еще, мы вернули комитету контроль над партией.
— А вот это правильно. Хрущ заложил такую мину, когда запретил КГБ разрабатывать партийцев, что сам же и пострадал от этого.
— Ладно, у тебя дела в Москве есть? — заканчивал разговор Шелепин.
— Да вроде ничего не было. Была одна идея, с издательством хотел обсудить, но пока не уверен, надо ли.
— Что-то новое пишешь?
— Нет, — покачал я головой и понял двусмысленность ответа. — То есть писать-то пишу, медленно правда, но идея была другой. У нас вроде бы озвучивают книги, но надо расширять это дело. Не только мои, любые, которые люди любят и хотят читать. Актеров и актрис много, пусть занимаются озвучкой, и им труд, и людям хорошо.
— Об этом мне докладывали, есть наметки, — председатель КГБ отозвался первым.