К черту психолога! (СИ)
— Хорошо… — пожимаю плечами и открываю глаза, но взору открывается лишь мощная грудь, обтянутая тонкой тканью, и мне это нравится, что уж скрывать?!
— Тогда вперёд! вышвырнем наглые задницы засидевшихся друзей!
13.1
— Пап, я не хочу больше ходить к психологу! — эту фразу я готовила всё утро, но решилась озвучить только во время обеда в китайском ресторанчике. Лицо отца вытягивается от возмущения.
— Цыпленок! Твой психолог говорит, что вы почти не продвинулись. Ты же совсем не раскрылась перед ним. — отмечаю, что папа отложил приборы в сторону, а значит, нас ждет серьезный разговор.
— Пап, буду с тобой честна. Он запрещает отношения с парнями и…
— Что-то я не припомню, чтоб ты стремилась к отношениям. — звук барабанящих по столу пальцев напрягает. Мягко берусь за руку, останавливая дробь.
— Папуль, — такое обращение — это маленькая хитрость с моей стороны. Будучи ребёнком, я знала, что стоит назвать отца папулей и он горы для меня свернет. На этот раз хитрость не срабатывает:
— Яна! Это не обсуждается. Только доктор решит, когда придет пора закончить. — кажется, папа настроен более, чем решительно. Лицо напряжено, голос звучит серьёзно. Кажется, любые мои аргументы будут отвергнуты.
— Пап, я влюбилась. — прячусь за большим стаканом с коктейлем, потому что впервые так откровенно говорю с отцом.
О моей влюбленности в Стаса знали все, но это никогда не обсуждалось. Произнести это вслух было сродни неземному позору, взаимностью там и не пахло, и мне казалось, что расскажи я кому-то о своих нежных чувствах и меня засмеют.
Папа ещё больше напрягается и это выглядит, будто он спринтер, готовящийся к старту.
— Яночка, если Стас ответил тебе взаимностью, то он должен подождать…
— Пап, я говорю о другом парне. — осторожно выглядываю из-за своей молочно-клубничной крепости и наблюдаю вытянувшееся от удивления лицо отца. Кажется, он воспринял такую новость с радостью.
— Я думал…. — начинает родитель, но я не хочу говорить о Станиславском.
— Это в прошлом! — уверенно заявляю, потому что на все сто знаю, что теперь это так.
Перед глазами возникает черноглазый красавчик, который, как крадущийся шпион, тихонечко вытесняет образ Станиславского из моей головы, а когда Стас полностью скрывается за воображаемой стеной, улыбается, и спрятав дубинку за спину, пожимает плечами, как бы говоря: «Я не при делах.» На губах тут же расцветает улыбка.
— Пап, я хочу с ним встречаться, но Игорь Евгеньевич, уверяет, что мне нельзя. Типа начинать отношения сейчас, значит закопать их ещё в процессе зарождения. А я не верю в это, пап! — к концу своей пламенной речи, непроизвольно взмахиваю руками, выражая протест. Чувствую себя маленькой девочкой, решившей пожаловаться отцу на строгого учителя.
— Цыпленок… Достойный мужчина, если он тоже влюблен — подождет. — осядаю в кресле, потому что мне нечего возразить. Папа прав и головой я это понимаю, но как же хочется броситься в омут чёрных глаз уже сейчас. Забыть о своих проблемах и наслаждаться близостью заботливого красавчика.
Долгая пауза для нас обоих, означает конец разговора. Папа молча ест, а я обдумываю дальнейшие действия.
До дрожи в руках боюсь бросить в лицо Вику эту информацию. Что, если он, как и Стас, не готов ждать? Или согласится подождать, но за моей спиной будет спать с другими? От этой мысли на спине выступил холодный пот. Во второй раз я такого не переживу. Может, стоит поскорее раскрыть карты перед психологом, чтобы избавиться от запретов? Вот это идея! Хватит прятать свою боль в себе. Хочу счастья без оглядки!
— Пап, ты прав. — сдаюсь, и принимаюсь за обед.
— Умница, моя девочка! — карие глаза родителя обдают теплом, он искренне рад, что помог мне решить эту дилемму. На душе становится легче, но липкий страх предстоящего разговора с Виком не отпускает. Делаю глубокий вдох и перевожу тему. Впервые за долгое время, интересуюсь его семьёй. Папа сияет от счастья.
— Ты обязательно должна познакомиться с братьями! Они давно ждут этого! Хвастают перед друзьями, что у них есть взрослая сестра! — я пока не готова к знакомству с его мальчишками, но согласно киваю, чтобы доставить отцу малую толику радости. Почему-то, отчаянно захотелось сделать папу счастливее.
— Как только закончу сеансы, пап. — морщинистое лицо выглядит огорченным, но я тороплюсь успокоить его обладателя:
— Не хочу, чтобы близнецы узнали меня такой психопаткой. — отец кивает. И больше не настаивает. Знаю, что он давно жаждет привести меня в свою новую семью, но я никогда не соглашалась пойти ему навстречу в этом вопросе. Что изменилось сейчас? Сама не знаю, но эта мысль больше не вызывает во мне всепоглащающей злости и боли. Возможно, в скором времени, мне, действительно, захочется узнать своих братьев и женщину, которая воспроизвела их на свет.
Наша трапеза прерывается телефонным звонком. Поворачиваю экран к себе и сердце наполняется обжигающим теплом, а потом уходит в пятки от воспоминания о том, что я собираюсь сказать Вику.
— Да! — отвечаю не мешкая, даже присутствие папы не останавливает меня.
— Привет, цыпленочек! Ты где? Мне срочно нужен твой очаровательный клювик! — смех в трубке, звучит так заразительно, что шутка про клюв, совсем не задевает.
— Привет, я сейчас с папой. Давай вечером увидимся? — оттягиваю разговор, чтобы пожить в этой эйфории ещё немного.
— Я бы с радостью познакомился с твоим производителем и поблагодарил его за ценный экземпляр.
- Кажется, кто-то в хорошем настроении.
— Это факт. Так что? Познакомишь с родителем? — настойчивости этого парня можно позавидовать.
— Вик, прости, но сейчас не время. — звучит жестко, поэтому пытаюсь смягчить свой отказ:
— Но вечером клюв — весь твой. — игнорирую папин любопытный взгляд, иначе бы провалилась сквозь землю.
— Лааадно. Вечером привезу тебе кукурузки, поклюешь. — очередная шуточка освобождает от чувства вины перед парнем, и я прощаюсь с ним со спокойной душой.
— До вечера, фермер. — сбрасываю вызов и натыкаюсь на сканирующий отцовский взгляд. Без слов понимаю, о чем он мог подумать:
— Пап, я поговорю с ним вечером. Я же сказала, что ты прав… — папа кивает и просит счёт у проходящего мимо официанта.
14
После долгой прогулки с отцом, мои ноги гудят от усталости. Мы обошли парк, наверное, раз двадцать подряд, а потом устроились в уютной беседке при кафе, потому что расставаться все еще не хотелось, а двигаться просто не было сил.
Когда все же решили распрощаться, папа предпринял очередную попытку уговорить меня поехать в его дом, но я твердо отказала, при этом сильно удивившись от мысли о том, что на самом деле, отказываюсь только из-за Вика. Потому что с нетерпением жду встречи с ним и просто не могу отложить её, даже на пару часов.
У двери в квартиру меня ждет сюрприз в виде огромного медведя с табличкой на лбу: «Прости Дебила! Люблю!»
Если Стас серьезно надеется пронять меня этими розовыми соплями, то он сильно ошибается. Нашу дружбу мог бы спасти только простой разговор по душам. Но Стас написал на табличке правду: он — дебил. Сдвигаю эту прелесть к соседской двери и начинаю борьбу с замком, при этом молясь всем богам, чтобы он открылся как можно скорее, потому что за дверью Станиславского слышится какая-то возня.
Дрожащими руками, хватаюсь за ручку, уже готовая спрятаться в своей уютной квартирке, когда дверь за спиной все же открывается.
— Ян. Хотя бы выслушай. Пожалуйста.
Конечно, я узнаю этот голос в ту же секунду, как он начинает звучать, я даже вижу движение губ, знаю, как они произносят каждое слово, при том, что стою спиной к говорящему. Замираю, в попытке понять, остались ли чувства к этому человеку в моей душе и выдыхаю с облегчением, когда понимаю, что переболела. До конца.
— Все в прошлом, Стас. — пожимаю плечами, и пытаюсь изобразить теплую улыбку. Выходит, скорее, оскал, потому что сосед заметно ежится, заглядывая в глаза. Сейчас он напоминает нашкодившего котенка, которого хочется пожурить и погладить по голове. И я бы так и поступила, если бы не бешеный крик моих таракашек с транспарантами в маленьких лапках, гласящими: «Вику это не понравится!»