К черту психолога! (СИ)
— Да пошла ты… — наконец, решаюсь сказать то, что окончательно поставит точку в этом диалоге. Не хочу заставлять её оправдываться передо мной, не хочу видеть жалость в её глазах, когда она поймет, что меня переполняют чувства к ней. Попасть во френдзону — то ещё наказание, а продолжи я находиться рядом и прощать такие выходки — и звание доброго друга, преданно заглядывающего в глаза, мне обеспечено.
Дальнейшие действия хрупкой и скромной Яны, приводят в ступор и заставляют замереть, потому что она, как грациозная кошка, приближается ко мне вплотную. Маленькие ладошки взлетают к моему лицу и нежно проходятся по щетине, а после — тянут голову вниз, обхватив затылок. Все это происходит, как в тумане, потому что мозг не успевает остыть. В глазах непроходимой скромницы искрится что-то непривычное, новое и совсем не скромное.
Губы обжигает легким прикосновением, но я все еще не могу поверить в происходящее, и боюсь пошевелиться, чтобы не спугнуть это наваждение.
Яна судорожно вздыхает и острыми зубками вонзается в нижнюю губу. Это становится спусковым крючком для меня, потому что, пронзившая боль, выводит из ступора и доказывает реальность мгновения.
Из горла вырывается звук, напоминающий звериный рык и я больше не сдерживаю себя.
Сжимаю хрупкую фигурку, полностью отдаваясь ощущениям, разливающимся по венам горячей лавой. Губы этой несносной девчонки, на вкус, как клубника. От них невозможно оторваться. Мозг отключился, стоило языку проникнуть в сладкий ротик и почувствовать ответную ласку.
Руки пустились в путешествие по плавным девичьим изгибам, исследуя каждый миллиметр гладкой кожи, пропуская дрожь по всему телу. Ответные поглаживания по спине и шее, заводят в самые горячие фантазии.
Дышать становится тяжело, а сдерживать себя от раздевания желанного тела прямо в корридоре — ещё сложнее. В паху пульсирует так, что взрыв неминуем. Толпа людей за стеной — единственное, что сдерживает меня в эту секунду.
Не знаю сколько времени мы наслаждаемся близостью друг друга, потому что потерял счёт времени в этом головокружительном спарринге.
Тихий стон, вырвавшийся из тяжело вздымающейся груди нежной девочки, с трепетом отдающей всю себя навевает непреодолимое желание сделать её своей целиком, но мозг запрещает сделать это. Судорожно вспоминаю причину по которой я не должен сейчас разогнать гостей вечеринки и запереться со своей девочкой наедине.
— Ян, нужно поговорить… — не в силах оторваться от умопомрачительного поцелуя, произношу то, что должен.
— Мггм… — мычание в ответ, больше напоминает тяжёлый вздох-полустон.
Собираю разбежавшиеся по углам затуманенного сознания мысли и на ум приходит единственный аргумент, которому нельзя сопротивляться:
— Ян, психолог. Тебе нельзя…
— К черту психолога! Не отпущу тебя! — совсем недавно эти руки казались хрупкими и слабыми, но в подтверждение слов хозяйки, с несвойственной им силой, ухватились за шею, притягивая ещё ближе.
Сопротивляться нет ни сил, ни желания, но если поддаться эмоциям, то едва успевшее зародиться чувство между нами, будет потеряно безвозвратно, а я слишком эгоистичен, чтобы отказаться от него так быстро.
13
— Яна! — звонкий голос доносится, будто из-за глухой стены. Властный язык покидает мой рот, и я тянусь к губам, в ожидании продолжения своей сладкой пытки. Прерывистое дыхание Вика обжигает шею и я медленно прихожу в себя: поправляю одежду и, наверняка, растрепанные волосы.
— Простите, ребят! — оборачиваюсь на звук приятного голоса. Перед глазами всё плывет, но обеспокоенные глазищи русалки, узнаю сразу. Вот только ответить не в силах, потому что мозг всё ещё плещется в голове кисельной лужицей.
— Твой телефон не смолкал. И… там «папа» звонит тебе, в общем. — кисель мгновенно застывает, мыслительный процесс восстанавливается. Протягиваю руку за мобильным и молюсь всем богам, чтобы Арина не заметила, как дрожит эта предательница.
— Спасибо, Арин. — смущенно улыбаюсь до тех пор, пока девушка не скрывается в комнате.
— Вау… — выдыхает Вик, продолжая держать меня в объятиях. Похоже, появление моей подруги, в столь интимный момент, его совсем не смутило.
— Да… — избегаю прямого взгляда в глаза, и прижимаюсь к горячей груди спиной.
Обычно, папа не звонит в столь позднее время. Но сейчас на экране три пропущенных от него, и это по-настоящему беспокоит.
— Прости, нужно позвонить… — предпринимаю попытку сбежать с телефоном, но Воронцов не горит желанием показаться тактичным. Крепко обхватывает талию обеими руками так, что ноги отрываются от пола.
— Обещаю не подслушивать. — заявляет наглый обманщик, но я не сопротивляюсь и согласно киваю, потому что соединение уже началось и в трубке зазвучал первый гудок.
— Янулик! Прости, что поздно звоню. Но ты ведь ещё не спишь? — папа отвечает после второго гудка и голос его звучит довольно бодро.
— Привет, па! У тебя все в порядке? — задерживаю дыхание в ожидании ответа и тут же облегченно выдыхаю, потому что получаю его:
— Все отлично, цыпленок! Просто соскучился. Хотел предупредить, что утром заеду за тобой, чтобы провести время вместе.
— Хорошо, па! Буду ждать! Во сколько, кстати, ждать? — бросаю обеспокоенный взгляд через плечо на прижимающегося к спине гиганта, и чуть ли не прыскаю от смеха, глядя на то, как он «умело» изображает незаинтересованность, уставившись в стену.
— В девять будь готова! Спокойной ночи, цыпленок!
— Спокойной ночи, па! — почти успеваю отключиться, когда из трубки звучит голос, смачно приправленный истерическими нотками:
— Это, что музыка? Ты вообще дома, цыпленок?
— Я дома, пап! Все завтра! Целую! — поспешно сбрасываю вызов, чтобы разволновавшийся родитель, как настоящая квочка, не примчался спасать свою маленькую, беспомощную цыпу. Благо, отец доверяет мне и устроить проверку в голову ему не придет.
— Цыпленок? — в низком баритоне, раздавшемся у самого уха, слышна легкая усмешка, и это заставляет меня покраснеть до ушей.
— Ты обещал не подслушивать! — упрекаю, пряча лицо в ладони. Сама не знаю, что меня смутило больше: усмешка парня или реакция на его голос, вызвавшая табун мурашек, разбежавшихся по спине и затылку.
— Это звучит мило, но так по отцовски, что мгновенно заглушило моë либидо. — смеется парень и разворачивает меня к себе, открывая лицо. Позволяю рукам лечь на широкие плечи, но жмурюсь до боли в висках, потому что боюсь открыть глаза.
— Не бойся, девочка моя, это ненадолго, нужно только слиться в Страстном поцелуе и все вернется на место! — понимаю, что это шутка, и что шутка довольно-таки, пошленькая, но в душе гремит громкий перезвон сотни колокольчиков, а мелкая Яна в голове отплясывает американский танец победы, и все это под эхом раздающееся: «девочка моя» «моя» «девочка».
Поглаживающие движения шершавых пальцев на шее, успокаивают. Медленно открываю глаза и тону в чёрных озерах, излучающих море нежности. Хочется тянуться за каждым движением ладони, как кошке, выпрашивающей ласки хозяина.
А вот это уже плохо! Я только что избавила себя от щенячьей преданности перед одним негодяем, но тут же готова ластиться, как кошка к другому. Пока не могу назвать его так же, но репутация бабника говорит сама за себя. Трясу головой, переводя дух.
Ведь сама набросилась на него с поцелуями, а теперь боюсь повторить свою ошибку. Но здесь ещё ничего не потеряно. Ведь Я могу просто вести себя более сдержанно и посмотреть, что будет дальше.
— Пойдём выпроваживать гостей? — прикусываю нижнюю губу, потому что понимаю, что ляпнула двусмысленную глупость и снова жмурюсь, вжимая голову в плечи.
— Ян, не бойся меня, пожалуйста! Я не съем тебя и мы обязательно обговорим то, что произошло. Хорошо?
Киваю и снова расслабляюсь от ощущения запутавшихся в волосах пальцев. Кажется, Воронцов, становится моим личным успокоительным. Правда, выводит из равновесия он также быстро, как успокаивает. Может, он станет моей личной эмоциональной качелькой? Как говорится: «туда-сюда-обратно — тебе и мне приятно»? Боже! Что с моей головой?!